Хомодром: политические бега
- А самолет? Взрыв по TV?
- По TV можно показать любую херню, - авторитетно сообщила юная папуаска.
- Тогда зачем вы его смотрите?
- Чтобы увидеть, какую именно херню покажут, - пояснила она, оглянулась на Стэли (продолжающую спать после укола армейского транквилизатора), и прибавила звук телевизора – начинался очередной экстренный выпуск новостей.
--------------------------------------------------
«France-2», 26 июня, 00:30 по Гринвичу.
Париж, теракт в аэропорту.
--------------------------------------------------
Конфликт между христианами и мусульманами в Париже и на Реюньоне продолжает развиваться непредсказуемым и драматическим образом. Как уже сообщалось ранее, около некоторых молодежных клубов собирается анти-мусульмански настроенные жители с огнестрельным оружием. Примерно в полночь, стало ясно, что полиция не готова решать эту проблему ни технически, ни психологически. Около рынка Барбес полицейский кордон просто расступился перед автоцистерной, ехавшей в окружении группы вооруженных байкеров, и не пытался пресечь стрельбу в нескольких поздних прохожих одетых по-мусульмански. Байкеры облили горючим из цистерны цоколь мечети, сооружения рынка и несколько автомобилей, и беспрепятственно подожгли. Полисмены ограничились тем, что вызвали пожарную команду, которая, впрочем, не смогла заняться тушением огня, поскольку проезд блокировали те же байкеры.
Мэр Парижа констатировал, что ситуация вышла из-под контроля и передал в офис президента предложение ввести в городе комендантский час и организовать военные патрули. Эта мера (даже если она будет введена), безусловно, запоздает. Кризисная комиссия президента соберется только в 8:30 утра, а группировка «CaRe» намерена приступить к массовым вооруженным действиям против мусульман в 6:00. В этой критической обстановке, Абдулла Салех, муфтий Парижа, обратился к популярному в среде радикальных католиков кардиналу Бернарду Жюсту с предложением начать консультации с участием нейтрального арбитра о мирном разрешении конфликта.
Кардинал Жюст, в принципе, согласился на такие переговоры, но резко отклонил кандидатуру Поля Байонни, комиссара по правам человека, и предложил другую кандидатуру: Аттилы Мокко суб-лейтенанта океанийских коммандос. Свой выбор кардинал пояснил так (цитирую) «Время упущено, и сейчас не до дипломатии. Что касается комиссара по правам человека, то я не буду разговаривать с проводником безответственной политики толерантности, которая привела страну к социальному взрыву. Суб-лейтенант Мокко, как человек со стороны, и как военный, умеющий принимать четкие, быстрые решения, это именно тот арбитр, который нам нужен».
После некоторых колебаний, муфтий согласился на Аттилу Мокко, как арбитра, и примерно 10 минут назад прибыл в Шатене, в отель «Foret», на переговоры. В этом пригородном отеле до вчерашнего вечера размещались те делегаты католического фестиваля, которые погибли при взрыве самолета C-212M. Океанийские коммандос остаются в отеле до завтрашнего дня, после чего отбывают на родину.
Сейчас мы имеем возможность транслировать эти переговоры в прямом эфире. Они начались всего пару минут назад. Трансляция будет идти без вырезов и вставок.
Муфтий Абдулла Салех: …Не решаются силой. Необходимо проявить взаимное уважение. На этом держится цивилизованная европейская политика.
Кардинал Бернар Жюст: Но эта политика в данном случае привела нас в тупик, и я предлагаю не тратить время на общие вопросы. Есть конкретная проблема. Ее надо решить здесь и сейчас, пока ее не решили на улице, силой оружия.
Суб-лейтенант Аттила Мокко: Бернар, давайте конкретно. У вас есть какой-то список условий, на которых ваши ребята прекратят стрельбу и успокоятся?
Жюст: Да. Роспуск всех мусульманских организаций во Франции. Снос всех мечетей, построенных после отставки генерала Де Голля. Отказ от любых требований особого порядка для мусульман. Никаких муэдзинов, никаких хиджабов, никаких исламских праздников, и никаких мусульманских школ в христианской стране. Все исламские радикалы по списку спецслужбы «Сюртэ», должны покинуть Францию, даже в том случае, если у них есть гражданство. И последнее: никакой государственной помощи семьям многодетных мусульман – будь они иммигранты или граждане, не важно.
Салех: Но это немыслимо! У нас есть право…
Мокко (перебивает): Забудьте это слово. В ходе вооруженного конфликта существует только одно право: это право сильного. Вы слабее. Вы можете торговаться исходя из соображений, что противнику выгоднее пойти на определенные уступки, чем нести неизбежные потери в ходе силовой ликвидации вашей группы. Я понятно сказал?
Салех: Ликвидация? Но это же нацизм!
Мокко: Это реальность, Абдулла, как ее ни называй. Дайте ваше контрпредложение.
Салех: Почему мы не можем одеваться согласно нашим обычаям, праздновать наши праздники, молиться, и учить детей своей вере?
Жюст: Можете. В любой исламской стране. Здесь вас никто не держит.
Мокко: Бернар, действительно, вам не все равно, как они одеваются, и какие у них религиозные обряды в честь каких богов? Зачем прессовать в этом направлении?
Жюст: Французы уже устали слушать по нескольку раз в день вопли муэдзинов с минаретов и наблюдать на улицах женщин, на которых надеты черные мешки.
Мокко: Ну, вопли это да… Непорядок. А мешки… Ну, мало ли, кто в чем ходит?
Жюст: Аттила, я предлагаю начать с вопроса о мусульманских организациях.
Мокко: ОК. Абдулла, что вы скажете про такой вариант: у мусульман остаются те организации, которые нужны чисто по религии: для обрядов и общения с богами?
Салех: У нас один бог.
Мокко: Это сейчас не важно. Я ищу позицию, на которой вы могли бы прийти к компромиссу с ребятами Бернара. Так, что вы скажете о моем варианте?
Салех: А кто защитит интересы мусульман в обычной жизни? У нас есть не только религия, но и свои обычаи. Я уже говорил об этом. Кроме того, мусульманам нужна защита от дискриминации в трудоустройстве и социальном обеспечении.
Жюст: Французы не для того взяли в руки оружие и вышли на улицу, чтобы снова оказаться в положении несвободных людей под гнетом религии оккупантов.
Мокко: Поймите, Абдулла, то, что вы назвали - это довоенное положение дел. Даже селедке ясно, что сторона, победившая в войне, подавляет побежденную сторону. А иначе, зачем воевать? Мы обсуждаем вариант, который я предложил, или как?
Салех: То, что вы предлагаете, равносильно абсорбции мусульман католиками.
Мокко: Почему абсорбция? Вот у нас сотни религий плюс агностицизм. И есть общее правило: Хартия. Каждый выбирает ту религию, какая лично ему удобна, и не мешает другим выбирать то, что им удобно. И никто никого не абсорбировал.
Салех: Я читал, что в Меганезии много религий, но они, в основном, языческие, и не требуют от своих последователей действительного служения высшей силе.
Мокко: Не знаю, как там в теологии, а в жизни так: если служение этой самой силе доходит до политики, то получается уже не религия. Это политическая партия или террористическая банда. У нас в стране за это ставят к стенке. Во Франции другие порядки, но объективная часть, с которой я начал – та же самая.
Салех: Но тогда и католицизм - не религия, а политическая партия.
Мокко: Ага! Но они сейчас требуют от вас только соблюдения общих правил.
Жюст: Я с вами не согласен, Аттила. Католицизм это религия. Но для Франции это культурообразующая религия. Поэтому католицизм кажется вам политикой.
Мокко: Бернар, я объяснил, как проще. Нам сейчас не до этих тонкостей, так?
Жюст: Если это нужно для объяснений, то пусть будет так.
Салех: Мы можем обсудить необходимый минимум религиозных прав…
Мокко: Отлично. Вот ноутбук. Пишите, и будем обсуждать по пунктам. Главное, надо подойти к этому ответственно. В смысле, потом выполнять то, что записали. Ни одна сторона не должна выходить за рамки, иначе неизбежны, как бы, последствия…