Мыльная сказка
Она распсиховалась и сбросила на пол вазу с ягодами.
– Любава, Любава, милая моя, ненаглядная, - фыркнул Кощей, - покрываю я твои грязные делишки, таскаешь ты девок из большого мира, кровь их пьешь. А что, если придет к нам в Лесоморье тамошний Иван Дурак.
– Замечательно! - она запрыгала на месте, хлопая в ладоши. - Только это мне и надо! Поможешь мне, Кощеюшка?
Бессмертный искоса посмотрел на жену. Ох, непростую девку он подобрал под корнями векового дуба. Посчитал сперва - обычная деревенская деваха, сбежавшая от Соловья-Разбойника, а оказалась она расчетливой стервой и коварной особой. Она сразу заявила свои исключительные права на власть в Лесоморье и Шемахе. Это желание Кощею в ней, несомненно, нравилось, но и настораживало.
Той ночью, когда он пришел к Дубу проверить, надежно ли спрятана Смерть, ученый Кот проводил его к дуплу и показал на кровать. Там лежала она, беззащитная и изрядно потрепанная, невысокая черноволосая девушка, вся в синяках, под правым глазом - кровоподтек, а в шее - осколок, покрытый серебром. Кот показал хозяину на миску, где, окровавленные, плавали еще несколько десятков подобных осколков. 'Кто же тебя так, красавица?' - взял ее за холодную руку Бессмертный. 'Иван Дурак да девка черная', - прошептала тогда Любаша и потеряла сознание.
Немало сил приложил Кощей, чтобы воротить ее с того света, но и девица в долгу не осталась. Только жизнь с молодухой у Бессмертного никак не складывалась: он в постели ждет ее, а она летит во внешний мир за новой жертвой. Говорит, что жить без молодой крови не может. А днем запиралась Любаша в своих хоромах и даже мужу престарелому заходить запрещала.
Советовался Кощей со всеми: и с Котом ученым, и со Змеем Горынычем, и с Лешим да Водяным, - никто из них не подсказал ему, откуда молодка взялась, да что с ней сделал нехрист по имени Иван-дурак. Сначала думали, что из Шемахи она, потом на Половецкую сечь грешили: все из-за восточного типа лица. Но послы этих государств не признавали очаровательной девицы. А нежное чувство в сердце Кощея разгоралось все сильнее, и он в тайне от всех решил жениться на Любавушке.
Но после свадьбы жена стала и вовсе невыносимой: издала указ о тотальном уничтожении всех Иванов-дураков в Лесоморье, напев Кощею, что это один из них так ее изувечил, что еле она силы для жизни дальнейшей нашла. А Бессмертный и рад стараться, тем более, что и ему астролог шамаханский предсказал, будто смерть его достанет какой-то Иванушка-дурачок.
Все Иваны, кроме царского сына, были изведены, а спокойствия Любава так и не обрела.
– Мне нужен Иван, у которого в друзьях колдун есть шамаханский. Этот нелюдь двери между мирами провешивает. Знаешь ты, Кощей, такого?
– А чего не знать? - усмехнулся тот. - Живет в Москве один белорус…
– Туповат ты, Кощей, вестимо, из-за старости, - фыркнула Любава, - найми кого-нибудь, полцарства в награду пообещай, и приведут тебе и Ивана, и колдуна, а я с ними разделаюсь.
– Злая ты, Любава, - укорил ее муж.
Девушка села на свое место и сжала в кулаках полы расшитого золотом черного сарафана:
– Нет, справедливая.
В беседке сидело три парня, точнее, два парня и Юлька Шаулина. Иван и Костик учили девушку нехорошим словам.
– Я не понимаю их смысла, - краснея, говорила девушка.
– Аналогично, - пожал плечами Костик, - но гномик-матершинник использует все это как вводные слова в речи, не хуже некоторых людей. Странно, что ты в жизни ни одного такого выражения не слышала.
– Юля у нас девушка интеллигентная, - похлопал ее по плечам Иван. - На Рублевке воспитанная…
Может, и продолжался бы разговор дальше, если бы на входе в беседку не материализовалась Милагрес Иванова. Девочка, одетая в красивое розовое платьице и беленькие гольфики, держала в руках широкую кисть и банку с эмалью.
– Что это, Милли, - удивилась Юля, забирая из рук ребенка странные вещи.
– Так это ты слова нехорошие писала! - взвыл Иван.
Раскрасневшаяся девочка готова была расплакаться.
Она отвернулась от мнительных парней и бросилась прочь. Вожатые побежали следом, а Милли, не оборачиваясь, мчалась к дырке за изолятором.
Никто и не подумал, что бы это могло значить. Но на оклики ребенок не отзывался. Добежав до изолятора, девочка решительно вырвала из рук Юли кисточку и ведерко, и через минуту на стене дома красовалось непечатное слово.
Обалдевшая Шаулина стояла, не понимая, что происходит. А ребенок мазнул ее по рукам кистью, вручил ведерко и… растворился в воздухе.
– Попала ты, Юлька, - вздохнул Иван, который первым избавился от морока.
Все три парня кинулись к стене отчаянно закрашивать написанное девочкой, но им не суждено было закончить.
– Ребята, мы влипли, - шепнул Костик, выглядывая из-за угла изолятора. - Милли Кощеева ведет.
Иван с Юлей посмотрели, куда указывал их коллега и, действительно, различили на тропинке, ведущей к изолятору, весело прыгающую девочку в розовом платьице и директора, который шел за ней. Она тыкала пальцем в сторону медицинского домика и что-то отчаянно плела Ипполиту.
– Сматываемся! - шепнул Иван, показывая на щель в заборе.
– Поздно, заметят… - протянул Костик.
Но Юля подтолкнула обоих парней к дырке, и они прыгнули в близрастущий куст.
– Вот, смотрите, Ипполит Матвеевич, - девочка ткнула директору в наполовину замазанное нецензурное слово. - Мы в прятки играли, я тут сидела. Как вдруг вижу: вожатые мои, Юля и Ваня, пришли сюда с краской и начали рисовать…
– Вот клевета, - покачала головой Шаулина.
Парни в ответ ей кивнули, но сидели молча до тех пор, пока девочка не описала директору лагеря увиденное во всех подробностях. Тот гневным взглядом окинул все вокруг и зашел к медсестрам в изолятор.
– Мне кажется, - догадался Иван, - что кому-то очень надо спровадить нас из лагеря. И этот кто-то не вхож на территорию. Как одна наша старая знакомая, во дворец кое к кому через забор лазила…
Никто ничего ему не ответил. Костя - потому что считал все эти идеи полнейшим бредом, он только порекомендовал Дураку обратиться за помощью в милицию и написать акт о навязчивом преследовании его личности вне территории лагеря 'Березка'. Тутанхамон просто думал: вряд ли кто-то заставил Милли пойти на столь гнусное предательство. Зато дважды Иван получал непрямой намек убраться из лагеря подальше: сначала его чуть не удушила и не утащила черная простыня, а сейчас девочка, отыгрывая роль гномика-матершинника, явно подставила его перед начальством. Одна деталь головоломки не увязывалась с этими двумя: белое пианино и пропажа Костиной девушки.
– А что, если с гномом еще кто-то подрабатывает? - подумал педагог.
– Например!? - хором спросили его агенты.
– Ну… - протянул он, - мало ли сказок ходит. Кукла заколдованная, девочка загипнотизированная…
От последнего Иван с Юлей вздрогнули, припоминая свое приключение в Кемете.
– Значит так, Костя, - решительно сказала Шаулина, усадив парня на пень, когда они дошли до первой попавшейся полянки, - все, что мы тебе сейчас скажем, ты знать не должен. Поэтому, если не умеешь держать язык за зубами, мы тебя сдадим на длительное хранение в не очень приятное место.
Где находился 'сейф', она еще не успела придумать, но запугать рязанского педагога у нее получилось. Особенно после того, как девушка рассказала о некой особе, которой из-за шаловливости рук пришлось стать прабабушкой фараона Рамсеса. Как такое было возможно, у Костика в голове не укладывалось. Парень сидел весь во внимании и, активно кивая, подтверждал, что ради Анечки он ничего не скажет даже самому лучшему другу.
– Отлично, - руки в боки, Юля уставилась ему в глаза, - слушай. В прошлой смене из 'Березки' пропало пятеро вожатых. Кощеев сказал милиции, что они сбежали, не согласившись с условиями контракта. Но ни одна из девушек не вернулась домой.
– Аня, - прошептал парень.
– Да, с ней случилось то же самое. Возможно, пропала бы еще и Наташа из второго отряда, если бы мы с Иваном не изловили черную простыню. Звучит как сумасшествие, но иначе не объяснишь.