Красные моря под красными небесами

– По-моему, это смутно напоминает сарказм.
– О боги! Ваши слова ранят меня до глубины души, – сказал Жан. – Ваши непревзойденные способности к преступным деяниям проявили себя так же неукоснительно, как приливы и отливы. Я распростерт у ваших ног и молю о пощаде. Вашим гением мир полнится…
– Да будет тебе…
– Попадись нам навстречу прокаженный, вы бы своей всемогущей дланью вмиг даровали ему чудотворное исцеление…
– Тебе лишь бы языком почем зря трепать! Ну чего развонялся, завидки берут?
– Они самые, – согласился Жан. – Учитывая, что мы разбогатели, избежали поимки, уцелели, прославились и заполучили приглашение на следующий этаж, приходится признать, что я был не прав, именуя твой замысел дурацким.
– Да неужели? А по-моему, замысел был самый что ни на есть дурацкий, и вдобавок чрезвычайно легкомысленный. Еще чуть-чуть – и я бы сам отключился. До сих пор не верится, что все удалось. – Локк сунул руку за отворот камзола, извлек крошечный комочек ваты и, отряхнув с него облачко пыли, спрятал в наружный карман, после чего тщательно обтер пальцы о рукава.
– Что ж, «едва не проиграли» означает, что все-таки выиграли, – рассудительно заметил Жан.
– Вот только с выпивкой я едва не перебрал. В следующий раз, будь добр, подправь мою уверенность в собственных силах – обухом по черепушке.
– С превеликим удовольствием, и не единожды, а дважды.
Дерзкий замысел возник у Локка после того, как он – Леоканто Коста – познакомился за игорным столом с госпожой Измилой Корвальер и заметил ее привычку ради отвлечения соперника поглощать лакомства, облизывая пальцы.
Обычное мошенничество к лихой карусели применить на самом деле невозможно. Служители заведения никогда и ни за что на свете – даже за герцогство – не соблазнятся подтасовать карты, а игрокам не удастся ни заполучить фиал с напитком послабее, ни передать его другому; подсыпать дурманящего зелья противникам тоже нельзя. Оставалось лишь одно – исподволь заставить игрока медленно и как будто по своей воле принять какое-нибудь необычное, редкое снадобье, причем сделать это весьма изощренным способом, в обход всех привычных мер предосторожности.
Таким снадобьем был сонный порошок, которым Локк и Жан понемногу присыпали карты, затем переходящие к противнице, имевшей привычку во время игры постоянно облизывать пальцы.
Алхимический порошок бела-паранелла, бесцветный и безвкусный, называли еще «другом ночи». Им любили пользоваться люди богатые, склонные к нервическому возбуждению и беспокойству, – он обеспечивал здоровый, крепкий сон. Действенность порошка, будто костер, растопленный промасленной пергаментной бумагой, многократно увеличивало спиртное. Бела-паранелла стала бы прекрасным подспорьем для преступников, если бы не ее запредельно высокая цена – щепотка порошка обходилась в двадцать раз дороже такого же количества белого железа.
– О боги, госпожа Корвальер прочнее галеона, – вздохнул Локк. – К третьему или четвертому туру она столько порошка сожрала, что хватило бы пару вепрей обезножить.
– И все же мы достигли желаемого… – Жан извлек ватку с порошком из-за отворота камзола, задумчиво посмотрел на нее и, пожав плечами, сунул в карман.
– Еще как! Я Реквина своими глазами видел, – сказал Локк. – Он у лестницы стоял, за нашей игрой следил. Похоже, любопытно ему стало… – Он помолчал, соображая, какими восхитительными последствиями чревато подобное любопытство; хмель стремительно испарялся. – Потому Селендри к нам и послал.
– Что ж, положим, ты прав. А дальше что? Ускорим события или погодим? Может, лучше еще пару недель поиграть на пятом и шестом этаже…
– Еще пару недель? Вот еще! Мы два года в этом проклятом городе околачиваемся. Уж если Реквина удалось из его раковины выманить, грех этим не воспользоваться.
– И ты, конечно же, предлагаешь сделать это завтра вечером…
– Разумеется, пока его любопытство снедает. Сам знаешь, клинок куют, пока горячо.
– Ты от выпивки таким порывистым становишься…
– Нет, от выпивки у меня только в глазах двоится, а порывистость – это от богов.
– Эй, вы! – раздался голос впереди. – Ни шагу дальше.
– Простите? – с напряженным недоумением вымолвил Локк.
Молодой взволнованный веррарец с длинными черными волосами предостерегающе воздел ладони. За ним, на краю дуэльной лужайки, виднелась небольшая толпа хорошо одетых людей.
– Умоляю вас, господа, остановитесь! – сказал юноша. – У нас здесь поединок, как бы вас случайной стрелой не задело.
– А! – с облегчением выдохнули Локк и Жан.
Дуэль на арбалетах… Правила приличия и здравый смысл подсказывали, что лучше дождаться ее окончания на краю лужайки, дабы ни один из дуэлянтов не отвлекся и не задел прохожих случайно выпущенной стрелой.
По углам дуэльной лужайки – площадки в сорок ярдов длиной и в двадцать шириной – сияли мягким белым светом фонари в чугунных переплетах. В центре лужайки стояли два дуэлянта с секундантами, и каждый отбрасывал четыре светлые тени, переплетавшиеся серой сетью. Локку совершенно не хотелось наблюдать за ходом поединка, однако он строго напомнил себе, что Леоканто Коста, надменный светский франт, обязан взирать на неизвестных поединщиков с высокомерным безразличием. Локк с Жаном слились с толпой зрителей; на противоположной стороне площадки собралась такая же группа зевак.
Один из дуэлянтов, юный щеголь в очках, чуть тряхнул головой, разметав по плечам длинные, изящно завитые локоны. Его противник, человек средних лет, стоял, чуть сгорбив плечи, обтянутые красным камзолом; от него веяло сдержанной силой. В руках дуэлянтов были легкие арбалеты, из тех, что каморрские воры называют «переулочными».
– Господа, – сказал секундант юного щеголя, – не желаете ли помириться?
– Если господин из Лашена возьмет назад свои оскорбительные слова, – начал юный дуэлянт высоким дрожащим голосом, – я сочту себя удовлетворенным. Достаточно будет просто признать…
– Нет, не желаем, – произнес секундант старшего поединщика. – Его сиятельство не имеет привычки приносить извинения за констатацию очевидных фактов.
– …признать случившееся досадным недоразумением, – в отчаянии продолжил юнец. – Право же, нет ни малейшей необходимости….
– Пожелай его сиятельство снизойти до беседы с вами, – заявил секундант, – он, несомненно, заметил бы, что вы скулите, как течная сука, и осведомился бы, умеете ли вы кусаться.
Юнец вначале обомлел от неожиданности, однако пришел в себя и свободной рукой изобразил оскорбительный жест.
– Вынужден признать, – запинаясь, сказал секундант юного щеголя, – что примирение противников невозможно. Господа, прошу вас встать спиной к спине.
Противники направились друг к другу – старший шел размашисто, молодой ступал робко и осторожно – и, сойдясь, повернулись спина к спине.
– Расходитесь на десять шагов, – с горечью произнес секундант юнца. – По моему сигналу поворачивайтесь и стреляйте.
Он начал медленно отсчитывать шаги, и противники так же медленно двинулись в противоположные стороны. Юного щеголя била мелкая дрожь.
У Локка мерзко екнуло в животе и заныло под ложечкой. С каких пор он стал таким мягкосердечным? Ну да, за дуэлями он наблюдать не любит, но они его вовсе не страшат… И все же ноющая боль не отпускала.
– Девять… десять… Стоять! – приказал секундант. – Стоять! Поворачивайтесь и стреляйте!
Юнец повернулся первым, с перекошенным от ужаса лицом, и, вытянув правую руку с арбалетом, нажал спусковой крючок. Щелк! Над дуэльной лужайкой вжикнула стрела, но противник, стоявший неподвижно, даже не поморщился, когда она пролетела в ладони над его головой.
Господин в красном камзоле, неторопливо повернувшись, сверкнул глазами; губы сложились в презрительную ухмылку. Юный щеголь уставился на него, будто ожидая, что стрела ручной птицей вернется к хозяину, потом передернулся, отшвырнул арбалет в траву и, подбоченившись, шумно втянул в себя воздух.
Противник окинул юнца равнодушным взглядом, обеими руками навел арбалет и фыркнул: