Смешные любови (рассказы)

А требования Мартина к этой сфере моей деятельности были непомерными. Он был убежден, что я ежедневно встречаю все новых и новых женщин. Он видел во мне не того, кто я есть на самом деле, и, признайся я ему, что за всю неделю я не только не овладел ни одной новой женщиной, но ни к одной даже не притронулся, он счел бы меня лицемером.
Вот потому-то мне и пришлось примерно неделю назад придумать смотрёж одной медички. Мартин был доволен и подбивал меня перейти к кадрёжу. И сегодня он отслеживал мои успехи.
— А какого она примерно уровня? — спросил он, закрыв глаза и выуживая откуда-то из сумрака памяти некий критерий; затем, вспомнив одну нашу общую знакомую, спросил: — …На уровне Маркеты?
— Бери гораздо выше, — ответил я.
— Да ты что… — удивился Мартин.
— Она на уровне твоей Иржины.
Собственная жена для Мартина — наивысший критерий. Заслушав мой отчет, Мартин засветился от счастья и погрузился в мечты.
УСПЕШНЫЙ КАДРЕЖ
В заведение вошла девушка в вельветовых брюках и куртке. У стойки подождала подкрашенной воды и, видимо, собираясь ее выпить, направилась к соседнему столику; даже не присев, поднесла стакан ко рту и стала пить.
Повернувшись к ней, Мартин сказал: — Барышня, мы приезжие и хотели бы у вас спросить…
Девушка улыбнулась. Она была вполне миленькая.
— Ужасно жарко, и мы не знаем, что делать.
— Идите искупайтесь.
— Не худо бы. Но мы не знаем, где у вас тут купаются.
— Здесь нигде не купаются.
— Как это так?
— Есть один бассейн, но вот уже месяц, как воду спустили. — А река?
— Углубляют русло.
— Так где же вы купаетесь?
— Если только в Готерском озере, но туда самое малое семь километров.
— Ерунда, у нас авто, достаточно, если укажете нам дорогу.
— Будьте нашим экскурсоводом, — сказал я.
— Скорее автоводом, — поправил меня Мартин.
— Если так, то уж автоводкой, — сказал я.
— Автоконьяком, — сказал Мартин.
— И в данном случае самое малое пятизвездочным, — снова сказал я.
— Вы просто наше созвездие и должны ехать с нами, — сказал Мартин.
Девушка, смущенная нашей болтовней, наконец объявила, что охотно поедет с нами, но ей нужно кое-что провернуть и еще заскочить за купальником; нам, дескать, придется подождать ее на том же месте, и ровно через час она придет.
Довольные, мы смотрели ей вслед; удаляясь, она прелестно вертела попкой и потряхивала черными локонами.
— Видишь ли, — сказал Мартин, — жизнь коротка. Мы должны использовать каждое мгновение.
ХВАЛА ДРУЖБЕ
А мы пока снова отправились в парк. И снова оглядывали парочки девушек, сидевших на скамейках; случалось, какая-нибудь барышня и была миловидной, но ни разу не случилось, чтобы миловидной была и ее соседка.
— В этом есть какая-то особая закономерность, — сказал я Мартину. Уродливая женщина надеется, что ей перепадет кое-что от блеска красивой подруги, красивая же подруга надеется, что будет еще ярче блистать на фоне уродки; а для нас это существенно в том плане, что наша дружба постоянно подвергается испытанию. И я ценю именно то, что мы никогда не подчиняем наш выбор развитию событий или даже какому-то взаимному соперничеству; выбор у нас всегда — вопрос вежливости; мы уступаем друг другу более красивую девушку, подобно тем двум старомодным персонажам, которые никогда не могут войти в одну дверь, поскольку ни один из них не хочет позволить себе войти в помещение первым.
— Да, — сказал Мартин с умилением. — Ты отличный товарищ. Пошли посидим немного, ноги болят.
И мы сели на скамейку и, блаженно обратив лицо к солнцу, на какое-то время оставили без внимания все, что происходило вокруг.
ДЕВУШКА В БЕЛОМ
Вдруг Мартин выпрямился (будто подстегнутый каким-то неведомым нервным вздрогом) и метнул взгляд вверх по опустевшей аллее парка. Оттуда спускалась девочка в белом платье. Уже издали, хотя пропорции тела и черты лица были еще малоразличимы, от нее веяло каким-то особым, трудно определимым очарованием, какой-то чистотой или нежностью.
Когда девочка приблизилась, мы увидели, что она совсем юная, уже не ребенок, но еще и не девушка, и это повергло нас в состояние такого возбуждения, что Мартин вскочил со скамейки: — Барышня, я режиссер Форман, кинорежиссер; вы должны нам помочь.
Он протянул ей руку, и девочка в несказанном изумлении пожала ее.
Мартин кивнул в мою сторону и сказал: — А это мой оператор.
— Ондржичек, — сказал я, протягивая руку. Девчушка поклонилась.
— Мы просто в отчаянном положении. Я собираюсь вести здесь натурные съемки для своего фильма; нас должен был встретить наш помощник, отлично знающий эти места, но он не приехал, и вот мы сидим тут и размышляем, как нам сориентироваться в здешнем городе и его окрестностях. И пан оператор, пошутил Мартин, — все время роется в своей толстой немецкой книге, но, к сожалению, ничего там в этом смысле не находит.
Намек на книгу, с которой я был разлучен на целую неделю, вдруг почему-то взбесил меня: — Жаль, что вы лично мало интересуетесь этой книгой, — отбрил я своего режиссера. — Если бы вы заранее и как следует изучали материал и не взваливали все на плечи операторов, ваши фильмы, возможно, были бы не так поверхностны и не отличались бы таким количеством несуразностей… Простите, вежливо обратился я к девочке, — не станем, однако, докучать вам нашими профессиональными спорами; наш фильм ведь исторический, и в нем пойдет речь об этрусской культуре в Чехии…
— Понятно, — поклонившись, сказала девочка.
— Это весьма интересная книга, вот взгляните, — сказал я и подал девочке книгу; она взяла ее с каким-то благоговейным страхом и, уловив мое желание, полистала.
— Здесь неподалеку должен находиться замок Пхачек, — продолжал я, — это был центр чешских этрусков… Но как попасть туда?
— Это близко, — сказала девочка и вся просияла, поскольку достоверное знание дороги на Пхачек помогло ей наконец обрести хоть какую-то почву под ногами в том довольно туманном разговоре, что мы завели с ней.
— Да? Вы знаете, как попасть туда? — спросил Мартин, изображая великое облегчение.
— Само собой! — сказала девочка. — Какой-нибудь час пути!
— Пешком? — спросил Мартин.
— Ага, пешком, — сказала девочка.
— Но ведь у нас машина, — сказал я.
— Вы не хотите быть нашим экскурсоводом? — спросил Мартин, но я не стал продолжать разговор в нашем привычном ритуале подшучивания; обладая более точным психологическим чутьем, чем Мартин, я уловил, что легковесное острословие скорее навредит нам сейчас и что наше оружие в данном случае абсолютная серьезность.
— Мы никак не хотели бы отнимать у вас время, барышня, но, если бы вы были так любезны и уделили нам минутку, чтобы показать нужные места, мы были бы вам премного благодарны за вашу помощь.
— Ну хорошо, — снова поклонившись, сказала девочка. — Охотно вам… Вот только… — Лишь сейчас мы заметили, что она держит сетку с двумя кочанами салата. — Вот только отнесу маме салат, это недалеко, и сразу вернусь…
— Конечно, салат надо отнести маме вовремя и в полной сохранности, сказал я, — а мы с удовольствием вас здесь подождем.
— Да. Это не займет больше десяти минут, — сказала девочка и, поклонившись еще раз, с усердной торопливостью пошла прочь.
— О небо! — сказал Мартин и сел.
— Недурно, что скажешь?
— Нет слов! Ради нее я готов пожертвовать обеими медицинскими сестрами.
КОВАРНОСТЬ ИЗЛИШНЕЙ ВЕРЫ
Однако прошло десять, пятнадцать минут, но девочка не появлялась.
— Не волнуйся, — успокаивал меня Мартин, — если есть что-то точное, так это то, что она придет. Наш номер выглядел абсолютно правдоподобным, и девочка была в восторге.
Я придерживался того же мнения, и потому мы продолжали ждать эту девушку-подростка, с каждой минутой все более пылко желая ее. Между тем истек срок, назначенный для встречи с девушкой в вельветовых брюках, но наши мысли были так заняты девочкой в белом, что нам и в голову не приходило подняться со скамейки. А время шло.