Космическая одиссея Инессы Журавлевой

Я снова ушла в шкаф, велев даже не смотреть в мою сторону. Теперь я точно знала длину и ширину каюты в Ардэнах. Потом я выучила несколько новых ругательств на незнамо чьем языке, их мне перевела Сима, вышло круче русского мата. А я еще убивалась, что развратила аттарийцев. Да они сами испортят кого угодно!
— Инна-а-а, — ныл Дима. — Счастье мое, ты же не на прием к императору собираешься, а в мед. блок за Грейном. Если еще провозишься, он сам дойдет, и никакой тебе встречи.
— Бессердечный! — указала я на него обличающим перстом, выбираясь из шкафа, куда Сима перетащила все мои обновки.
— Сердечный я, Инусь, я такой сердечный, что самому завидно, но сейчас у меня точно случится разрыв сердца, мозга и терпения, — уверил меня Ардэн.
— И за что я тебя люблю? — вздохнула я, натягивая… черное платье. Ага, Ромино любимое, ничего лучше не придумала, сколько ни рылась в тряпье, примеряя то одно, то другое. Пусть уж моему синеглазику будет приятно.
— А меня можно не любить? — искренне удивился Дима.
— Балбес, — усмехнулась я, притягивая его к себе для поцелуя.
Мы быстро дошли до мед. блока. Меня буквально распирало от нетерпения. Ардэн ворчал, что ему уже интересно, неслась бы я так за ним. Легкая ревность проскальзывала в голосе, и я остановилась. Развернулась и дала под дых.
— Дурак что ли? Смерти моей хочешь? Я просто не переживу, если с кем-то из вас опять случится нечто подобное, — возмущенно спросила я.
— Шучу я, радость, — улыбнулся Дима, и я показала ему кулак.
Мы еще обязательно поговорим о том, что меня волнует, но потом, не сейчас. Сейчас я влетала в местный лазарет, едва вспомнив, что хорошие девочки здороваются при встрече с людьми. Дима подвел меня к той самой «торпеде», в которой лежал Рома. Я несмело заглянула в окошко и всхлипнула, глядя на еще спящего умиротворенного мужчину, на котором не было и следа от ожогов.
Эскулап вежливо подвинул меня и открыл регенератор. Я застыла, жадно разглядывая мое синеглазое счастье. После протянула руку и погладила его по лицу. Слезы навернулись на глаза, когда пушистые черные ресницы дрогнули, и веки медленно поднялись. Такие родные и любимые глаза затянули меня в знакомый синий омут.
— Ох, Господи, — я зажала рот рукой, — Ромка.
— Инночка, — он порывисто сел, отвел мою руку от лица и провел пальцем по щекам, стирая слезы, — почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?
Взгляд Ромы метнулся мне за спину, затем снова вернулся ко мне, и я мотнула головой.
— Нет, просто я очень соскучилась, — тихо ответила я, поймав его ладонь и прижав к своей щеке.
— Дмирт, — голос Ромы прозвучал хрипло, — ты не мог бы…
До меня донесся короткий смешок Димы, и он уверенно погнал возмущающихся врачей на выход. Дверь закрылась, и мы остались наедине. Рука Ромы коснулась панели, и капсула стала шире и глубже. Затем он ухватил меня и втянул к себе, укладывая рядом.
— Рома! — воскликнула я.
— Я тоже соскучился, очень-очень, — сказал Грейн, завладевая моими губами.
— Но ты же только после такой травмы! — попробовала я возмутиться и услышала:
— Сердце мое, нужно проверить, как все работает.
Я посмотрела в наглую физиономию этого, с позволения сказать, инвалида, опустила взгляд на объект испытаний, уже жизнерадостно салютовавший мне во всей боевой красе, и усмехнулась.
— Вроде все функционирует.
— Вроде — недопустимый критерий оценки, — сказал принципиальный тайлар Грейн.
— Тест-драйв, — хмыкнула я, и крышка регенератора закрылась. Выдумщик…
Когда регенератор снова открылся, в блоке находился только Дима, дремавший в кресле, и закинувший ноги на стол главного белого. На тихое шипение крышки он открыл глаза и потянулся, затем указал на одежду, лежавшую на столе, и возмущенно посмотрел на нас.
— Совесть есть? У меня медики в карцере томятся, стоны из Брэновской камеры слушают.
— Почему в карцере? — удивилась я, натягивая платье.
Дима проследил за процессом моего одевания, вздохнул и отвернулся.
— А куда мне их было? Они сюда ломились, я один их напор уже не выдерживал. Не вызывать же было один из клиньев, пока вы тут регенератор раскачиваете, — усмехнулся Ардэн. — Грейн, выйти отсюда совсем не спешишь?
— Я очень соскучился, — невозмутимо ответил Рома, быстро облачаясь в комбинезон.
— Я уже тоже, — на меня многозначительно посмотрели коварным взглядом рептилоидных глаз.
— Подарю вам по резиновой кукле, — пробурчала я, осторожно продвигаясь к двери на подрагивающих ногах. — Инка у вас одна, маленькая и хрупкая, а вас огромных озабоченных бабуинов двое.
Дима перехватил меня, втиснул в свое тело и посмотрел сверху вниз, сияя акульим оскалом:
— И у нас есть регенератор, — с намеком произнес он. — Восстановим, починим и снова залюбим.
— Мама, — судорожно вздохнула я.
Оба озверелых аттарийца заржали, и я оказалась зажата с двух сторон. Ромины руки скользнули мне на бедра, Димины покоились на талии, и я себя вдруг почувствовала уютно и надежно. Хотя были опасения, что клаустрофобия от двух сдавивших стен тоже может случиться, но от двух теплых взглядов все опасения быстро развеялись, обратившись в прах.
— Не переживай, радость, — уже нежно проворковал Ардэн, — мы не навредим тебе.
— Никогда, — с улыбкой поддержал Рома. — Любимая.
— Любимая, — эхом отозвался Дима.
Ну вот что с ними делать? Умилилась на фиг до слез. Поцеловала одного, затем второго и удовлетворенно вздохнула. И все это мое!
— Тайлар командир Ардэн, — вклинился в нашу идиллию голос Симы, — медики лютуют, расправой грозят. Стучать собрались.
Мои мужчины переглянулись, слаженно вздохнули, и мы покинули мед. блок. Меня проводили до каюты и отправились утихомиривать бушующих медиков.
— Рома же только из больницы, — возмутилась я.
— Да на нем пахать надо, — возмутился в ответ Дима, Рома скромно промолчал, томно закусив губу и поглядывая на меня.
Возражений больше не нашлось, и мужчины, поцеловав меня, ушли в сторону карцера. Кстати, Русиной подруге Дима сам посещения разрешил, когда немного отошел, так что стонали они там на законных основаниях. Проводив их взглядом, я вернулась в каюту и огляделась.
— Сима, нас ждет большая стирка, — возвестила я, и началась подготовка к вечеру.
Хотелось отметить возвращение второго мужа домой, да и просто порадовать моих бравых вояк. И вскоре в каюте сменился интерьер. Кровать временно исчезла, зато появился небольшой подиум с шестом, на котором я вертеться не умела, но потереться задом об него, поизвиваться там, вполне могла. Так же появилась барная стойка. А кто его знает, куда меня вдохновение занесет. Впрочем, там же предполагалось сидеть и моим мальчикам, так что точно занесет. Сима устроила красивую подсветку, мы подобрали музыку, выбрали меню, я снова зарылась в шкафу, готовя наряд.
У нас была подготовлена и смена декораций. Из зала стрип-бара в комнату со свечами и камином, ну и шкура перед камином, разумеется. Мы прорепетировали с Серафимой, смена обстановки выходила быстрой и просто волшебной. Мальчикам было запрещено заявляться в течение дня, чтобы не мешать творческому процессу, и чтобы не палили сюрприз раньше времени, потому Сима, рискуя свободой, закрыла допуск сюда даже для голографической связи.
Мои мужчины примчались, играя желваками, готовые к новым потрясениям, но я вылезла к ним, сунула в нос кулак, сначала одному, затем второму, сказала, что у меня болит голова, и до вечера я их видеть не желаю. Они посопели, поворчали, облапали и ушли. Я вернулась в каюту, и мы продолжили подготовку. В общем, вечера я ждала в радостном предвкушении и волнении, репетируя свои безнравственные танцы. Какие картины рисовало мое воображение, не передать. Сима все порывалась учебное пособие мне показать, но я отказалась. Сами разберемся. К примерному моменту возвращения тайларов я была во всеоружии и выдвинулась на позицию.
По задумке выходило так. Мужчины заходят, звучит музыка, мерцает подсветка. Администратор Серафима провожает их к барной стойке, наливает коктейли. Сима обработала имеющиеся у нее записи, и на подиуме, на разогреве будут крутиться голограммы. У нас была разработана небольшая программа, а потом голос из ниоткуда объявляет звезду шоу — Великолепную Инессу, меня то есть. Ну и шоу начинается.