Присяжный

Наконец сквозь вечерний полумрак показались белые конюшни и старая кровля Рокрольского замка. Не успел Теодор проехать заветное дерево, где он оставил письмо, как грубый голос окликнул его:
– Вы ли это, господин Бьенасси?
Сборщик податей остановил лошадь.
– Ах, это ты, Батист! – отозвался он, узнав жокея. – Могу ли я увидеть твоего господина?
– Невозможно, сударь, вы, верно, изволили слышать, что тут произошло. Господин велел встретить вас и сказать, чтобы вы не трудились заходить в замок. Господин сам приедет к вам через несколько дней. А до тех пор просил его не беспокоить. Вот и все мое поручение.
Пока Бьенасси обдумывал, что бы могло означать это довольно странное сообщение, Батист насмешливо продолжал:
– Вы приехали за деньгами, не правда ли? Как бы они от вас не ускользнули! Денег у нас не водится. Целых три месяца никто, кроме Джона, не получал жалования. Вероятно, потому, что он англичанин, а мы все – местные жители. Справедливо ли это?
Бьенасси наконец опомнился от удивления.
– Твой господин зайдет в мою контору, когда ему будет угодно, любезный, – ответил он, – я нисколько не беспокоюсь о безделице, которую он должен казне. Но скажи мне, сегодня так много толковали о несчастном случае с месье Робертеном. Что произошло на самом деле?
– Говорить не стоит, сущие пустяки. – И Батист пожал плечами.
– Так он, стало быть, не умер?
Жокей захохотал:
– Похоже на то! Доктор Симоно уверяет, что господин Робертен через два дня будет на ногах. Сейчас он спит, и нам не разрешают даже разговаривать во дворе.
– А как себя чувствует мадемуазель Пальмира?
– Я недавно видел ее у окна, она разговаривала с Женни и смеялась.
– Смеялась? – переспросил Бьенасси и быстро прибавил: – Послушай, Батист, если господина нет дома, мне непременно надо повидаться с молодой хозяйкой.
Он пришпорил лошадь, но Батист не стесняясь взял ее за повод.
– Невозможно, месье. Говоря по правде, мне приказано не пропускать никого вообще, а вас в особенности. Это приказ хозяина, и я должен повиноваться, если не хочу потерять место.
Лицо Бьенасси помрачнело, однако он постарался убедить себя, что де ла Сутьер избегает встречи с ним только потому, что не может заплатить обещанных денег. Успокоенный этим размышлением, он продолжал, понизив голос:
– Хорошо, Батист, кто же врывается в дом против воли хозяев? Но я попрошу тебя оказать мне небольшую услугу.
С этими словами пятифранковая монета перешла от сборщика податей к Батисту.
– Охотно, месье, если это зависит от меня.
– Ничего не может быть проще, – сказал Бьенасси, – передай Женни письмо, которое я сейчас напишу.
– Женни! – повторил Батист и громко засмеялся. – Так, вы, прекрасный господин, тоже ухаживаете за этой штучкой? Тем лучше, черт возьми, тем лучше! Это взбесит проклятую английскую собаку, этого Джона, который вечно таскается в своих штиблетах вокруг нее. Напишите вашу записку, и я передам ее так хитро, что сам нечистый не заметит.
Бьенасси подошел к месту, куда сквозь редкую листву проникал свет луны, и набросал карандашом несколько слов на листке записной книжки.
– Ты умеешь читать? – неожиданно спросил он Батиста.
– Может статься, и умею, да никогда не пробовал.
– Возьми эту бумагу и никому не показывай. Никто на свете не должен ее видеть. Через пять минут ей следует быть в руках Женни. Ты меня понял?
– Понял. И за это вы мне дали пять франков?
– И дам тебе еще пять, если ты хорошо исполнишь мое поручение.
С этими словами Бьенасси сел на лошадь и поехал крупной рысью. Однако вместо того, чтобы повернуть на дорогу, он тронулся по тропинке, ведущей к уже известному нам броду. «Пришлось прибегнуть к решительным мерам, – подумал он. – Если она придет, то все еще поправимо, а если нет… Что ж, одну потеряю, десять найду!» И он засвистел веселый мотивчик.
Достигнув брода, Теодор привязал лошадь к кусту, чтобы ее не могли заметить случайные прохожие, а сам притаился за ветвями. Едва он успел спрятаться, как услышал выстрел.
– Ну вот! Франсуа Шеру стреляет куропаток, – пробормотал он. – Чтоб его черт побрал!
 
VII
Шантаж
Жокей быстро направился к замку, но тут путь ему преградил де ла Сутьер.
– Батист! – воскликнул хозяин замка. – Что сказал тебе… молодец, что сейчас был тут?
Жокей проворно снял фуражку и ответил:
– Я сообщил ему то, что вы приказывали. Он больше ничего не расспрашивал и уехал на своей кляче.
– Покажи бумажку, которую он тебе дал.
– Вы были там? – спросил Батист с изумлением. – Эх, господин, да это вздор, глупая записочка к Женни. Он дал мне пять франков… не помешаете же вы мне заработать эти деньги.
– Покажи ее! – зарычал де ла Сутьер.
– Ну какое вам дело до интрижки между сборщиком податей и Женни? Что вам до этого, особенно теперь, когда вы отказали швее и отсылаете ее домой?
– Послушаешь ты меня, подлец?
Батист почувствовал, что железные пальцы схватили его за горло. Зная, как страшен гнев господина, Батист перестал сопротивляться.
– Не сердитесь, месье, – сказал он смиренно, – если вам так дорога эта бумажка, то вот она… но я потеряю пять франков.
Взяв записку, де ла Сутьер прочитал следующее: «Я знаю, что случилось сегодня. Жду вас у брода. Если вы не придете, я всажу себе пулю в лоб, и пусть кровь моя падет на вашу голову!» Внизу стояла подпись «Отчаянный Теодор». Адреса не было, но записка, очевидно, предназначалась Пальмире.
– Сумасшедший! – сказал де ла Сутьер с презрением и хотел разорвать бумажку, но вдруг остановился и простоял минуту в задумчивости.
«Любопытно узнать, насколько это безумие взаимно, – подумал он. – Да, это стоит проверить». И, обратившись к Батисту, отдал ему записку с самым равнодушным видом.
– Ступай и выполни поручение, – сказал коннозаводчик, – теперь я знаю все, что хотел. Как хорошо, что скоро я избавлюсь от этой девчонки, которая плетет интриги у меня в доме! Тотчас отдай ей записку, но не смей говорить, что я ее читал. Если ты словом или намеком дашь ей понять, что я держал в руках этот клочок бумаги, я тебя прогоню в ту же секунду и переломаю ребра в придачу.
В восторге, что ему позволяют исполнить поручение и заработать деньги, Батист поспешно схватил записку и хотел уже бежать, но де ла Сутьер опять удержал его.
– Если Женни или кто другой в доме спросит, где я, ты скажешь, что встретил меня на дороге к ферме. Запомнил?
– Как не запомнить, месье! – И Батист помчался, опасаясь, чтобы господин, поведение которого казалось ему необыкновенно странным, не вздумал отменить своего решения.
Однако у де ла Сутьера и в мыслях не было покидать место событий. Он издали следил за Батистом, пока тот не вошел во двор замка, а затем, прислонившись к дереву, стал ждать дальнейших событий.
Вечерние сумерки быстро сгущались. Из всех окон замка только в одном, в комнате Армана, виднелся свет. По временам в стенах обширной конюшни слышались топот и ржание лошадей. Должность Батиста не давала ему права находиться в господском доме, и он ни за что не осмелился бы войти, не выручи его случайное обстоятельство. Горничная сама показалась у темного окна на нижнем этаже и бросила пытливый взгляд вглубь аллеи. Батист тотчас подошел к ней, они быстро обменялись несколькими словами, и жокей протянул руку, чтобы передать швее записку. После этого со спокойствием человека, добросовестно исполнившего свой долг, он отправился к себе.
В темноте де ла Сутьер скорее угадывал, чем видел происходившее. Когда Батист отошел, а Женни скрылась, он сказал себе: «Женни, вероятно, понесла записку к своей госпоже, и они теперь вместе плачут о судьбе этого негодяя! Боже мой, как женщины вообще, а молодые в особенности, глупы и легковерны! Будем, однако, надеяться, что Пальмира достаточно благоразумна и скромна, чтобы не согласиться… Ах, черт возьми, это еще что?»