Держи меня, Земля! (СИ)

— Если в морозилке нет, то сбегаю к маме, — чмокнула его Лера в лоб и встала.
— В морозилке есть, — крикнул он ей вдогонку.
«Тем лучше», — выдохнула она, стягивая с шеи шарфик.
И как была, не переодевшись с дороги, стала суетиться на кухне, повязав привычный фартук. Лишь бы только муж был сыт и доволен. Всё остальное — потом. Потом.
— Мннн, — развалившись на диване обнюхивал Артём сигару прямо через целлофан, как натренированная на трюфели собака.
После ужина он значительно подобрел. А сигара и совсем вернула ему прекрасное расположение духа. Сидя на краешке дивана Лера радовалась, что волей случая не накупила одежды. Хотя красиво одеваться Артём тоже любил, сигары не шли с тряпками ни в какое сравнение.
Горячий душ уже смыл Лерину усталость. Пылесос отгудел в гостиной, возвращая этой «комнате мужа», хоть не идеальный, но всё же порядок. Грязная посуда переместилась в кухню. Потому что сигара перед вручением требовала, как минимум, чистоты. Как вещь культовая, она словно сама напрашивалась на весь этот обряд. Спасибо, что на колено вставать не пришлось, вручая.
Лера в подробностях знала, что будет дальше. Артём откроет свой хьюмидор — такой специальный кедровый ящик с увлажнителем, в котором он хранил сигарные запасы. И будет перебирать свои сокровища, разглядывая, втягивая трепещущими ноздрями запах, раздумывая, какую бы сигару выкурить сегодня.
Простой вроде парень, работяга, но вот поди ж ты, нашёл себе такое хобби, дорогое и изысканное. И когда-то Лере нравилось наблюдать за этим священнодействием. Как Артём плеснёт себе в стакан на два пальца виски, усядется в кожаное кресло на утеплённом и богато отделанном под курительную комнату большом балконе, отрежет гильотинкой кончик сигары, будет долго и тщательно её раскуривать…
— А лучинка? — поднял он на Леру недоуменный взгляд от пустого пакетика.
«Чёрт! Кедровый шпон!» — сжалось Лерино сердце знакомым недобрым предчувствием. Озадачивать Иру кусочком шпона, что обычно кладут бесплатно, только надо напомнить, она, конечно, не стала.
— Ну, неужели трудно сказать два лишних слова? — лицо мужа скривилось недовольной гримасой.
— Артём, прости, я просто забыла, — посмотрела на него Лера умоляюще. Но знала, что это бесполезно. Пусть не к этому, но он всё равно найдёт к чему придраться.
Потому что… когда-то Лере нравилось наблюдать за этим священнодействием, но только до того дня, когда Артём сделал её частью своего ритуала.
— Ты вечно всё забываешь, — отложил он в сторону пустой пакет. — Тебе вообще на меня плевать. Да?
Его рука полезла под её футболку. Он встал, подтянул Леру к себе и больно стиснул грудь, заглядывая в глаза. Тёмным, нехорошим взглядом. Если бы только это была обычная ролевая игра, Лере было бы не так горько, но нет, он всегда искал обстоятельства, чтобы обвинить её во всех грехах по-настоящему.
— Нет, Артём, нет, я не забыла, — ещё объяснялась Лера, когда он срывал с неё одежду.
Не важно, что она говорила — важно, чтобы она оправдывалась. Ему нужен повод её наказать. А попросту — трахнуть так, как он хотел. А хотел он в последнее время всегда одинаково — грубо, жёстко, силой. Только надо было довести себя до этого взвинченного состояния. И это тоже стало частью ритуала.
Повод с отсутствием лучины оказался слаб. Но ревность… ревность работала всегда.
— Понравилось тебе на твоей конференции? — он возвышался над Лерой на целую голову, не особо мудря к чему бы ещё придраться. Волосы, схваченные его рукой, тянули голову вниз, заставляя Леру выгибать шею.
— Много было мужиков? — плотоядно рассматривал Артём её губы.
— У нас женский коллектив.
— Да ладно. Что ни одного плюгавенького мужичонки не нашлось, чтобы на тебя пялиться?
— Ни одного, — сопротивлялась Лера, чувствуя, как уже упирается ей в живот его «сокровище» в полных двадцать пять сантиметров. Ужасные, бесконечные, каменные двадцать пять сантиметров, несущие боль. Когда они вставали во весь свой угрожающий рост, Лере казалось, что вся кровь от мозга Артёма приливала к ним — он вообще переставал соображать.
Муж бросил её на диван, чтобы избавить от оставшейся одежды. И всё ещё был разочарован — привести в полную боевую готовность его «великана» было не так просто. Он уже стянул с неё спортивные брюки, когда его взгляд упал на сбитые колени.
— Это что? — он даже растерялся от такой удачи.
— Я упала. Запнулась, — Лера с ужасом наблюдала, как разгорается в нём предвкушение.
— Что же ты врёшь-то, милая? — поднял он на неё злорадный взгляд, и рука уже потянулась к своему «колу» — помочь. Артём заводился не на шутку. — Говоришь женский коллектив? Кто же драл-то тогда тебя так? Раком, да на ковре. До стёртых коленей.
Он кивнул, подначивая, ожидая ответа.
— Я упала, — схватилась Лера за обивку, когда он стал подтягивать её к себе. Она ещё надеялась, что задержится хотя бы на диване. Когда Артём сам стоял вот так, на коленях между её ног, не так больно. Но её надежды не оправдались.
— Не рассказывай мне эти сказки, — усмехнулся он, спуская её на пол и разворачивая спиной. — Такие ссадины остаются только от ковра. Уж мне ли не знать. Да, милая?
Он поставил её точно в такую позу, которую описывал, заставив расставить пошире ноги, прогнуться.
— Так? Так тебя трахали, дрянь?
Лера прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда он вошёл резко без предупреждения и сразу на всю длину.
— Так? Отвечай! Кто он? Твой директор, да? Уверен, что директор. И как? Понравилось, сучка? Кончила под ним?
Он всё долбил, и долбил в одну точку, резко выдыхая и выкрикивая свои вопросы. Но можно было не отвечать. Он не нуждался в ответах. Наращивал темп. И боль, тупая и раздирающая, заставляла Леру думать только о том, чтобы он быстрее разрядился.
С хрипловатым рыком он излился в неё. И тяжело дышал, прижавшись колючей щекой к спине.
Если бы только на этом и всё. Но он же не был конченой сволочью. Он был её мужем и свято верил, что она тоже должна получить удовольствие. Поэтому он посадил Леру к себе на колени и опустил руку между её ног.
— Я упала, Артём, — Лера откинулась на его плечо.
— Я знаю, знаю, милая, — прошептал он уже совсем другим, дрожащим мягким голосом, словно не её, а себя сейчас трогал.
Она сделала всё, как он хотел. Только не знала, что же было унизительнее: то, как беспощадно он её имел до этого или то, как она стонала, выгибаясь, изображая оргазм, и ритмично сжимала в себе его пальцы, чтобы у него не осталось сомнений в её удовлетворённости.
— Тебе хорошо? Хорошо? — выдохнул он в самое ухо.
— Да, — бессовестно соврала ему Лера с придыханием, искренне радуясь, что всё закончилось. Она блаженно улыбнулась с закрытыми глазами. И его поцелуй, нежный и сильный, — то, что она действительно любила — отогрел её замороженную на время душу.
— Посидишь со мной? — Артём убрал с её лица волосы, заглядывая в глаза.
— Конечно, только с посудой разберусь.
— Я подожду, — поцеловал он её напоследок и пошёл в душ.
«Жену трахнуть, не мывшись, — можно, — двигалась Лера по кухне автоматически, думая о своём. — А сигару можно выкурить, только смыв с себя грязь, надев тяжёлый махровый халат, сняв напряжение и расслабившись».
Она стукнула дверцей посудомоечной машины сильнее, чем требовалось. И, пожалуй, это был и весь её протест.
Там, на утеплённом балконе, в дыму его сигары и в плену его обаяния, Лера всё забудет и будет снова Артёма любить. Любить всем сердцем и всем сердцем прощать. И он будет прижимать её к себе, нежно целовать в шею перед затяжками, шутить, рассказывать какие-нибудь истории. А если выпьет лишний глоток виски, то, может, даже сделает ей шикарный кунилингус, от которого она по-настоящему получит удовольствие. Артём, может, и был бы не против залезть на неё снова, так, как хочет она, но поднять его двадцать пять сантиметров второй раз подряд было просто нереально.
— Мам, привет! — Лера прижала трубку плечом, двумя руками пытаясь открутить присохшую крышечку флакончика с лаком. Как бы ни была тяжела поездка, а дополнительные выходные на адаптацию и отдых никто ей не давал — завтра на работу.