Ловушка для профессионала
Только профессионал высокого класса, как Сережа, принимает во внимание и такие нюансы. В очередной раз приходится убедиться — лучшего коммерческого директора нет ни в одной фирме города, а быть может, и во всей стране. Вот что значит правильно подбирать кадры, которые решают если не все, то очень многое. А все решаю только я, и Рябов это порой специально подчеркивает. Но ведь я тоже не пальцем деланный, прекрасно понимаю, отчего он так поступает.
—* Насчет жен и приемов, Рябов, это хорошо придумано, — делаю смелый философский вывод. — Иначе, где бы мы могли пообщаться с собственными супругами? Кстати, Сережа, тебе не пора ли жениться?
— Только после Константина. Он надолго в Питер?
— Сережа, — по-настоящему удивляюсь я. — Марина на тебя до сих пор дуется, Костю ты тоже не видел. Откуда…
— Оттуда, — равнодушно бросает Рябов.
— И когда тебе надоест подслушивать?
— Это тоже моя работа.
— Выходит, снова начал…
— Да, сразу же после того, как Логвиненко получил три пули в голову. Расстарались, одного контрольного выстрела им уже мало… Ну, все, мне пора. Дел — по горло. А ты давай домой, — напоминает Рябов о моем обещании и выходит из машины.
Я прикурил очередную сигарету, подумал о том, что все-таки последнее слово должно оставаться за мной и окликнул Сережу:
— Рябов!
Когда начальник моей службы безопасности подошел к дверце «Волги», я с огорченным видом прошептал:
— Забыл дать тебе еще одно слово…
Рябов понимает какого сорта фраза сейчас последует, но поощряет мое смирение, специально подставляясь:
— Какое?
С удовольствием вскидываю руку в пионерском салюте и чеканю каждое слово:
— Торжественно клянусь быть верным заветам великого Рябова и пожизненно не пользоваться дачным сортиром.
Вот тут-то Сережа посчитает, что я закончил свое выступление. Поэтому замолкаю, но стоит только Сереже повернуться спиной, быстро продолжаю:
— А если я нарушу данное мной слово, то только при условии, что в выгребной яме будет обеспечивать мой тыл лично товарищ Рябов, дыша через камыш.
Рябов резко развернулся и продемонстрировал мне тот же жест, который я показывал с утра пораньше Трэшу.
— Ты чего это мне сигналишь?
— Копье показываю. Из выгребной ямы, — все-таки оставил последнее слово за собой перенявший некоторые мои манеры Сережа.
10
За окном было довольно тепло, но камин я разжег специально, придав домашнему очагу еще большую идиллию. А чтобы моя любимая жена не стала жаловаться на резко пошатнувшееся здоровье в связи с высокой температурой в гостиной, врубил кондиционер, да так удачно, что через час невольно протянул к огню руки.
— Как в Америке живем, — тщательно куталась в плед Сабина, — не хуже. Арбузы в апреле, клубника — еще раньше появляется. В доме, при желании, Северный полюс. Ты не боишься простудиться?
Молча качаю головой и, завершая полную картину тихого семейного счастья, говорю:
— В этой жизни я боюсь одного. Что ты меня разлюбишь.
Сабина просияла, но тут же нахмурилась:
— Все-таки холодно. Пойду, халат наброшу.
— Завари еще кофе, — не как обычно, тоном приказа, а чуть ли не с нежностью прошу ее.
Сабина вышла; на меня накатилась какая-то непонятная злость, и плеснул я недопитый коньяк из пузатого симоновского фужера в камин, тут же полыхнувший коротким языком огня. Господи, чего мне не хватает? Другой бы на такую жену молился, а я ее терплю с трудом. В конце концов, моя жена — очень интересная, если не сказать, красивая женщина. Следит за собой тщательно — гимнастика, сауна, массаж. Фигура у нее не хуже, чем у женщин, с которыми я изредка провожу время. Конечно, со Снежаной она не сравнится; эта девочка Сабине в дочери годится, и ноги у нее от груди растут, а сама грудь материнством не испорчена, на два размера больше. Тем не менее, для Снежаны я — ее девичье приключение, прекрасный партнер, в крайнем случае, хороший источник доходов. А для Сабины — смысл ее жизни. Так отчего же…
Я понимаю отчего. Это накатилось сразу, когда Выше-городский толкнул меня в ее жадные объятия и посчитал, что купил навсегда, отдав единственную наследницу. Может быть, это и была сделка, но в конечном итоге Вышегородский выиграл куда больше меня. Он бы в жизни не создал такое предприятие, продолжал оставаться кустарем-одиночкой. Старая закалка ведь не только положительные стороны имеет. Хрен бы он, будучи полным хозяином дела, самостоятельно за год утроил свое и без того немалое состояние. А мне это удалось. И внук у старика появился, подлинный наследник, меня-то Вышегородский до смерти рассматривал как какое-то промежуточное звено на пути к цели.
Я все понимал, но тем не менее согласился с его правилами игры и, быть может, поэтому так отношусь к женщине, которая искренне любит меня. А потом это же отношение перенес на собственного сына, сознательно распаскудив его с пеленок — дальше просто некуда. Будь ты проклят, подумал я о своем усопшем тесте.
Хорошо, что Сабина принесла кофе, от дурных мыслей отвлекла, дала понять, что перебороть себя мне вряд ли удастся. В первую очередь я ее воспринимаю как дочь Вышегородского — и этим все сказано.
— Ты спать не хочешь? — спросила Сабина, запахнув халат на груди.
Понятно, наш необычайный семейный вечер, с ее точки зрения, обязан завершиться в спальне. Все правильно, в последние годы я отдаюсь жене раз в месяц, и то, если уж сильно пристает. Главное, настраиваюсь на нее два часа, уговариваю сам себя — посмотри какие ноги, лицо вполне на обложку дамского журнала просится. О глазах стараюсь не думать; хотя все мужчины почему-то рассказывают женщинам, как не дают покоя их глаза, однако при этом почему-то смотрят на бедра. Но стоит мне только взглянуть в глаза Сабины, словно вижу перед собой ее дорогого папу и желание уступает место глухому раздражению.
— Какое платье мне надеть на прием? — старается повысить мой тонус жизни Сабина.
Да, расслабился я до неприличия. Таким меня жена видит очень редко.
— Согласно этикету, дорогая, — заметил я и стал добирать свое обычное настроение, отгоняя грустные мысли. — Теперь все жлобы стараются культурными выглядеть, специальные курсы в городе открыли. Учат новоявленных коммерсантов, какой ложкой чего жрать и не произносить тосты под коньяк или водку.
— А что, нельзя? — удивилась Сабина.
— Я читал, что нельзя. В приличном обществе было принято произносить тосты исключительно с бокалом шампанского в руке. Поднять рюмку с водкой считалось моветоном.
— Я не знала, — честно призналась Сабина. — Еще чего-нибудь там…
— Да не волнуйся. По сравнению с теми деятелями, к которым пойдем, ты выпускница Института благородных девиц, а я — воспитанник Пажеского корпуса. Это раньше Южноморск был столицей юга, а теперь стал Быдлоградом. Так что могу поспорить, почти все приглашенные до сих пор обходятся без ножа за обедом, а если и берут его, то только в правую руку.
— Но ты ведь держишь в левой, — съязвила Сабина.
— Только никому не признавайся, что твой муж — левша, — рассмеялся я. — А платье должно быть не чересчур декольтированным. Черное тоже надевать нежелательно. Это все, что я помню про этикет.
— У меня дюжина платьев, еще ни разу не надевала, — с какой-то неподдельной горечью сказала Сабина, — мы ведь с тобой редко куда ходим.
— Ты знаешь, сколько у меня работы? — даже в такой необычный вечер выдаю свою дежурную фразу.
Сегодня эти расхожие слова Сабина принимает как должное, видимо, в ее душе тоже какой-то сумбур. А еще вчера в ответ на мое заявление о работе, сходу бы выдала нечто, вроде: для тебя по сукам бегать — труд нелегкий. Нравится мне она сегодня, впервые за долгие годы, вот что значит хоть на один вечер стать самим собой. Так что не миновать мне объятий любящей жены, только вот в глаза ее все равно буду стараться не заглядывать…
— А какие драгоценности надеть? — продолжала советоваться со мной супруга.