Соперник

Глаза Элеоноры наполнились слезами отчаяния и бессилия. Она отняла руки от подоконника и вдруг подумала, что когда-нибудь разделит участь несчастной Мег Макдональд, покончившей с опостылевшей и ставшей бессмысленной жизнью. Впрочем, Элеонора была не такой отважной, как покойная первая жена графа. Ее прибежищем и спасением было… вино.
Она еще раз взглянула на полоску земли под окном и вдруг совершенно явственно увидела там искореженный женский труп. Но это была не Мег, а она сама!
Вздрогнув всем телом, Элеонора выпрямилась и отошла от окна. Неужели она сошла с ума? На какое-то мгновение она вдруг почувствовала неодолимое желание последовать примеру первой жены графа, чтобы навсегда избавиться от мучительного чувства вины и угрызений совести.
Придя в себя, она дрожащими пальцами коснулась горячих щек. Очевидно, вино, употребляемое ею долгое время в неумеренных количествах, оказало свое пагубное влияние на мозг, иначе ей и в голову не пришло бы совершить такой грех, как самоубийство!
– Мама! – раздался сзади встревоженный оклик Гаррика.
Элеонора тут же сделала шаг назад, и тут кто-то сзади коснулся ее плеча. Она замерла от страха, но это была всего лишь занавеска, взвившаяся от легкого ветерка.
Гаррик шагнул ей навстречу, еле переводя дыхание, и схватил ее за руки.
– Что ты здесь делаешь? – встревоженно спросил он, заглядывая ей в глаза.
Она почувствовала, как на глаза снова навернулись слезы.
– Я… совсем не то, что ты думаешь… – прошептала она.
– Не то? А о чем я думаю? – спросил он, не выпуская ее рук.
Элеонора только теперь заметила, как он побледнел.
– Я… пришла сюда поразмышлять, – с трудом нашла она подходящий ответ.
– Именно из этого окна выбросилась когда-то Мег Макдональд, – догадливо заметил Гаррик и поспешно захлопнул створки.
– Здесь очень душно, поэтому я и решила открыть окно, – снова солгала Элеонора.
– Но почему ты плакала, мама? Прошу тебя, скажи! Неужели ты хочешь… повторить?
Она увидела в глазах сына бесконечную любовь и глубокую тревогу. Ласково коснувшись его щеки, она тихо сказала:
– Нет! Конечно, нет!
Гаррик испытующе посмотрел ей в глаза, а потом решительно произнес:
– Мне не нравится, что ты ходишь сюда, на чердак.
Элеонора лишь облизнула пересохшие губы.
– Пойдем со мной, мама. Я хочу просить тебя об одолжении, – продолжил Гаррик, направляясь к лестнице.
Элеонора согласно кивнула и послушно двинулась следом. Гаррик открыл дверь и отошел в сторону, учтиво пропуская мать вперед, но Элеонора внезапно остановилась и прошептала:
– Ты слышал?
– Нет, я ничего не слышал, – ответил Гаррик, с недоумением глядя на мать.
Однако Элеонора не двигалась с места. Она не сомневалась в том, что ее кто-то тихо окликнул. Впрочем, это могло быть всего лишь игрой ее воображения. Мало ли странных звуков издает старое сухое дерево, которым изнутри обшит весь чердак! Порой, когда она приходила сюда поплакать и просто побыть в одиночестве, ей казалось, что за ней кто-то внимательно наблюдает, но бывало и так, что она ничего не чувствовала, кроме собственной печали и угнетающего одиночества. Теперь же ей впервые явственно послышалось собственное имя, и кто-то тронул ее за шею.
Элеонора в испуге повернулась к окну.
Оно было закрыто.
За окном не шелохнулись ни одна веточка, ни один листочек, ни одна травинка, потому что ветер совсем стих.
Целый день она тайно голодала и пила только ту воду, которую ей удалось принести из кухни. К вечеру ум ее обрел былую ясность и остроту. Она дрожала уже не от слабости, а от бессильного пока что гнева. Она вспомнила, что Арлен отослал Анну в Бедлам, и теперь места себе не находила, представляя свою маленькую слепую дочку в окружении сумасшедших обитателей этого страшного заведения. Надо во что бы то ни стало бежать из поместья и спасать Анну! Но как?
Конечно, она явится в Бедлам, назовет себя и потребует отдать ей дочь, попавшую туда по недоразумению. А что, если ей откажут?
Оливия расхаживала по спальне, стараясь унять головную боль – последний симптом длительного отравления. Но мучили ее другие вопросы.
Почему Элизабет до сих пор находилась в поместье, а не в Лондоне вместе с Арленом? Передаст ли Лайонел Гаррику ее просьбу?
Сейчас она отчаянно нуждалась в его помощи!
Окна ее спальни были распахнуты настежь. Неожиданно Оливия услышала стук колес подъехавшей кареты. Подбежав к окну, она увидела карету с фамильным гербом Стэнхоупов. Гаррик!!!
Но уже в следующую секунду она ощутила горькое разочарование: из кареты вышла графиня. Она приехала одна.
Оливия чуть не разрыдалась от огорчения, но слезы тотчас уступили место твердой решимости воспользоваться визитом Элеоноры для того, чтобы передать через нее Гаррику просьбу о помощи.
В этот момент Оливия заметила, что графиня не очень твердо держится на ногах. У нее упало сердце. Неужели она уже успела приложиться к бутылке?
– Моя дорогая графиня!..
Оливия вздрогнула, услышав голос Элизабет, бросившейся навстречу Элеоноре.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она, обеими руками пожимая руки графини, которая, в свою очередь, удивленно проговорила:
– Ах, леди Хоутон, я никак не ожидала увидеть вас здесь, в поместье вашего брата! Как приятно повидаться с вами не в Лондоне, а здесь, в деревенской глуши!
– Последние несколько дней я неважно себя чувствую, поэтому решила пока не торопиться с возвращением в Лондон, – пояснила Элизабет.
– Вот и отлично! – с преувеличенной радостью воскликнула не вполне трезвая Элеонора. – С удовольствием составлю компанию вам, милая, и леди Эшберн!
Стоявшая у окна Оливия внезапно поняла, что произойдет дальше, и замерла на месте.
– Откровенно говоря, леди Эшберн плохо себя чувствует и давно уже лежит в постели. Увы, она слишком больна, чтобы принимать посетителей. Может быть, вы заедете к ней через пару дней, когда ей станет получше?
– Она не принимает гостей? – недоуменно переспросила Элеонора. – Она что же, серьезно больна?
– Я и сама не знаю, насколько серьезна ее болезнь. Сегодня утром, когда я справилась о ее здоровье, леди Эшберн едва могла говорить. Но давайте же войдем в дом, сядем, попьем чаю, побеседуем…
Взяв Элеонору под руку, Элизабет повела ее в дом.
Оливия отошла от окна и обессиленно опустилась в кресло. При воспоминании о том, что Анна бесконечно страдает в окружении безумных людей, глаза ее наполнились слезами.
Она не сможет передать Гаррику просьбу о помощи. Он не приедет. Теперь ей следует полагаться лишь на собственные силы.
 
Глава 27
Оливия лежала в постели, но не спала. Было еще довольно рано – всего девять вечера. Она оставила портьеры незадернутыми и теперь могла любоваться яркой полной луной и мириадами звезд.
В дверь неожиданно постучали, и через секунду в спальню крадучись вошла Элизабет со свечой в руке. Мгновенно закрыв глаза, Оливия заставила себя ровно и глубоко дышать.
– Ты спишь, Оливия? – спросила, подойдя к постели, Элизабет.
Бледная и измученная, Оливия приоткрыла глаза и сонно пробормотала, с усилием двигая губами:
– Кто… кто… кто?
Элизабет не сразу ответила, глядя на невестку немигающими злыми глазами. Потом нехотя выдавила:
– Это я, Элизабет.
– Кто? – словно на грани обморока пробормотала Оливия.
Золовка склонилась над ней, пристально вглядываясь в лицо, и Оливия поспешно закрыла глаза, опасаясь, как бы эта хитрая стерва не угадала в них ясный свет разума. Стараясь не двигаться, она дышала редко и поверхностно, чтобы произвести впечатление серьезно больного человека. Эта опасная игра требовала огромного напряжения всех ее сил, но теперь на карту поставлено не только благополучие Анны, но и само ее существование. В этом Оливия не сомневалась.
Через несколько секунд Элизабет наконец выпрямилась, вышла из комнаты и заперла за собой дверь на замок.