Грязная сказка
— Таня! — крикнул он, и голос его в шуме воды прозвучал жалко. — Таня!!!
Он крутился, не понимая, что он может увидеть, когда что-то белое, кажется, её рука мелькнула впереди. Размашисто, широкими гребками он поплыл туда, где она ему померещилась.
Нет, она не тонула. Она тоже плыла. Сопротивлялась течению из последних сил. Он видел, что она выдохлась, но это же была Таня. Она никогда не сдаётся.
Он подхватил её сразу, как только смог.
— Я держу тебя, держу, — крикнул он, взяв направление к берегу.
На пределе его физических возможностей это был самый долгий и самый тяжёлый заплыв в его жизни. Наверно, только её рука придавала ему сил.
Он не остановился, даже почувствовав под ногами скользкие камни. Но когда воды стало по колено, она поскользнулась, и повисла у него на шее, совсем обессиленная, тяжело дыша.
— Ты совершенно невменяемая.
— Я знаю, — прижалась она к нему всем телом. — Но теперь я точно знаю, я всё ещё люблю тебя.
— Ты единственная, ради которой я спрыгнул бы с этого моста ещё раз. Просто так. Просто потому, что тоже тебя люблю.
Глава 17
Шесть лет назад
ТАНЯ
Если кто-то думает, что безумие — это прыгнуть с моста, то нет. Безумие — это заняться после этого сексом в прибрежных кустиках. В колкой траве, тыкающейся в спину, скользя пятками по грязи. Но это первобытное, животное, совершенно необузданное совокупление, приправленное гремучей смесью адреналина и глухой тоски по тому, кого за шесть лет она так и не забыла, стало лучшим, что было у неё за эти шесть лет.
— Ради этого стоило прыгнуть, — улыбнулся Влад, помогая ей подняться. — Ты была права.
— Да, если бы ещё никуда не надо было идти, — сделала Таня первый шаг. Это заплыв дался ей очень непросто.
Трудно сказать на сколько километров вниз отнесло их от моста. Но возвращаться босиком и в одном белье оказалось совсем не весело. Особенно ей не повезло на, казалось бы, последних метрах до финиша.
Карабкаясь по крутой насыпи, Таня не заметила разбитую бутылку и распорола ступню. Может быть и не сильно, но было не разобрать. И кровь всё текла, оставляя пятна на асфальте, и голова кружилась всё сильнее.
Таня не знала, откуда он брал силы, но по невыносимо длинному мосту Влад нёс её на руках.
Возле их мотоцикла и брошенных вещей уже собрался целый консилиум охраны с рациями, и машина ГИБДД с мигалками подрулила как раз в тот момент, когда они переходили дорогу.
О чём разговаривал с ними Влад Таня слышала, как сквозь вату, пытаясь не потерять сознание, пытаясь согреться в накинутой на голые плечи ледяной куртке. Она не слышала его слова, она видела его серьёзное лицо, и его руки, которыми он порвал футболку и бинтовал ей ногу, отмахиваясь от служителей порядка. Невыносимо хотелось спать и поставленные перед ней кроссовки казались такими удобными, чтобы положить на них голову.
— Девочка моя, просыпайся, — она улыбнулась его голосу. Воображение рисовало солнечное утро, белые простыни, его улыбающееся лицо.
Но сквозь приоткрытые веки оказалось темно, вместо солнца жёлтые пятна фонарей, и его вечно прекрасное лицо озабоченным.
Всё тот же мост, всё те же недовольные люди, только Влад их, кажется, не замечал, помогая ей одеваться.
— Ты как? — поставил он её, наконец, на ноги, втиснув перебинтованную, но совсем не болевшую ногу в обувь.
— Нормально, — потрогала Таня спутанные волосы, глядя как Влад натягивает свои вещи.
— Может всё же вызвать скорую? — предложил пожилой дядька в куртке с надписью «Охрана».
— Спасибо, мы сами доберёмся, — очередной раз отказался Влад.
Ключи от мотоцикла перекочевали в его руку.
— Удержишься? Не хочу потерять тебя по дороге, — посмотрел он на неё пытливо.
— Да, — кивнула она. — Точно, да.
Какую бы «крутую тёлку» она из себя не изображала, прижимаясь всем телом к его горячей спине и обхватив его руками, её самолюбие с позором сдалось. Её место было здесь, за его широкой спиной. И его руки должны лежать на руле. В его силах решить любые её проблемы. В тот день она так отчаянно в это поверила.
В травмпункте её порез сочли глубоким, но зашивать не стали. Сделали прививку от столбняка, перевязку, дали бумажку с названием лекарств, которые надо попить для профилактики и отпустили их с миром.
Они оказались дома только под утро. И никогда ещё её квартира не казалась ей такой уютной, шампунь таким вкусным, а постель такой мягкой. Только виртуозно повторив на её ноге снятую ради душа повязку, накрыв её одеялом и поцеловал в лоб, Влад, наконец, смог облегчённо выдохнуть. Таня слышала, как шумела вода в ванной, но к тому времени как он пришёл, она уже уснула.
— Ты была права, белое тебя полнит, — выкинул он в мусорное ведро её безнадёжно испорченное бельё.
— Я сварила тебе кофе, — показала она на дымящуюся кружку напротив себя.
Его телефон разрывался. И он отвечал на звонки, доедал надкушенный Таней сыр, отхлёбывал горячий кофе и гладил её по руке практически одновременно.
— Я должен ехать, — поцеловал он её в шею, и оторвался так нехотя.
Таня прыгала за ним по комнатам на одной ноге, пока он одевался и давал ей указания.
— Водитель привезёт лекарство, пей, как написано в инструкции. Старайся поменьше ходить, лежи, и ногу положи повыше.
— Хорошо, мой херр Доктор.
— Что ещё? — осмотрелся он по сторонам в прихожей. — Ах, да! Дверь незнакомым людям не открывай, телевизор много не смотри. Вечером я приеду.
— Хорошо, мой херр Полицмен.
— И слово «хер» хорошие девочки не говорят, — обнял он её, заглядывая в глаза.
— Тогда обещаю быть хорошей девочкой.
Она потянулась к его губам.
«Боже, как она по ним соскучилась!» — выдохнула она.
— Если ты не перестанешь так дышать, я сейчас никуда не поеду, — прошептал он ей в ухо. Но всё же поцеловал на прощание в шею и открыл дверь.
— И помни, в полночь карета превратится в тыкву, — улыбнулся он и вышел.
И она ещё слышала его лёгкие шаги по лестнице, но уже по нему скучала.
После вчерашнего заплыва все мышцы ныли как после хорошей тренировки. Таня потянулась, разминая их, и упала ничком на кровать, мечтая почувствовать его запах, что хранили смятые простыни.
Так хотелось стать его единственной. Поверить ему, забыться, раствориться в его заботе как соль в воде. И это было в нём самое ужасное — он никогда не будет принадлежать ей одной. Секрет его магического обаяния был так прост — каждую, оказавшуюся в его поле зрения он заставлял поверить, что единственная именно она. Единственная в своём роде.
Вот Таня стала единственной, ради которой он прыгнул с моста. Но она совсем не удивится, если узнает, что он убежал, чтобы принести горячий суп какой-нибудь другой хворающей «единственной», или остановит такси, чтобы помочь третьей перейти через лужу. Он поднимет её на руки и бесстрашно шагнёт ради неё в воду в своих дорогущих туфлях. И тоже скажет: «Я люблю тебя. Я так долго тебя искал».
Она рвала себе сердце в клочья, уже месяц собирая о нём информацию. С того самого дня как он снова возник в её жизни. И понимала, что как не сопротивлялась, она завязла в нём намертво. И как ни старалась быть равнодушной, не могла противостоять его гипнотическому обаянию, его дьявольской сексуальности, и его сокрушительному натиску. Но она должна, иначе он её разрушит.
— Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий, без всякого объявления войны германские вооружённые силы вероломно, — зазвучал голос Левитана из включённого телевизора.
— Как символично! Двадцать второе июня, — Таня выключила телевизор и села за комп.
Пока он прогружался, открыла блокнот. Посмотрела на начерченную от руки схему моста. Её подсчёты и выкладки гидрографического форума оказали верны. Фонарь № 111 — самый подходящий для прыжка. Расстояние до воды — 9 метров, глубина — 15 метров. Хватило бы и пяти как в олимпийских бассейнах, где прыгают с десяти метров.