Золотые розы
– Мне кажется, я понимаю, что тебя тревожит. И совершенно напрасно, поверь мне, пенорожденная. Тетушка – женщина глубоко религиозная и, при всей своей любви ко мне, не стала бы держать у себя мою любовницу. Я только на время хочу спрятать тебя у нее в доме. О тебе будут заботиться, у тебя будут кров и еда – разве это не славно? При этом мы сможем встречаться так часто, как захотим, и это поможет нам обоим понять, насколько глубоки наши чувства.
– Да, но… Валдис?.. – неуверенно спросила Эмбер, впервые за этот вечер чувствуя в душе надежду. – Он будет неустанно искать меня… да и не так легко будет ускользнуть от него.
– О Валдисе предоставь думать мне и Корду. Мы разработаем отличный план, который просто не сможет не сработать, а тебе останется запомнить детали. Как только ты окажешься под крылышком у моей тетки, то быстро забудешь о Валдисе. Только там ты будешь в полной безопасности! – Арманд взял лицо Эмбер в ладони и легко коснулся ее губ своими. – Я хочу дать тебе торжественную клятву, моя пенорожденная. Сделай так, как я предлагаю, и, если впоследствии ты сочтешь, что не любишь меня, я не стану навязываться. Я буду любить тебя по-прежнему, но сделаю все, чтобы мы остались просто друзьями. Мне легко обещать это, потому что я уверен: ты любишь меня, просто еще не до конца сознаешь это.
– Но, Арманд…
Тот заглушил возражения поцелуем, но Эмбер быстро отстранилась – ей казалось, что сейчас не время для проявления чувств.
– Я давно хочу спросить тебя кое о чем… о Корде. Его преданность тебе так велика, что больше похожа на покровительство. Почему?
– Корд терпеть не может, когда кто-нибудь – все равно кто – сует нос в его прошлое, – признался Арманд с извиняющейся улыбкой, – но тебе я расскажу все, что знаю. Между нами не должно быть никаких тайн.
Он рассказал Эмбер о том, как по воле случая оказался в Техасе накануне окончания войны Севера и Юга.
– Это было время отдельных небольших стычек между двумя армиями, и мы с друзьями попали в самую гущу одной из них. Нам удалось укрыться под остатками моста, но… в общем, долго рассказывать, милая, ограничусь лишь тем, что нас там нашли и хотели вздернуть на ближайшем дереве без суда и следствия. Так бы тому и быть, если бы не вмешался Корд. Он не просто спас нас от виселицы, но и выделил конвой, под защитой которого мы и добрались до границы. На прощание, чтобы хоть как-то отблагодарить его, я обещал, что в любое время, днем или ночью, он может постучать в мою дверь и всегда будет желанным гостем в доме Мендосы. Прошло время, и вот однажды Корд действительно попросил у меня приюта. Правда, это был уже не тот человек, которого я когда-то встретил. Что-то случилось с ним, что-то значительное… и недоброе. Я никогда не пытался его расспрашивать, потому что чувствовал, что это не понравилось бы ему. Правда, однажды ночью мы засиделись за бутылкой текилы, и у Корда не то чтобы развязался язык, но кое о чем он проговорился. Мне до сих пор известна лишь ничтожная часть его тайны: его в чем-то несправедливо обвинили, и тому виной была женщина. Думаю, рана, нанесенная женской рукой, все еще не зажила в его душе.
– Но ведь это было уже так давно! Почему же он до сих пор здесь? Почему не вернется в Штаты и не попробует как-нибудь уладить дело… добиться правды?
– По-моему, в этом и заключается самая главная тайна Корда, – задумчиво ответил Арманд. – Знаешь, я случайно выяснил, что он человек богатый. Один из конвоиров тогда сказал, что вся семья Корда погибла во время Гражданской войны. Родители были убиты в самом ее начале, во время перестрелки, завязавшейся поблизости от их дома, а младший брат числится среди пропавших без вести в битве при Геттисберге. Корд остался единственным наследником громадного состояния, но и я сам, и другие слышали его слова о том, что лучше бы младший брат оказался жив и здоров и в один прекрасный день объявился, чтобы позаботиться о наследстве. Как видишь, Корда где-то ждут немалые деньги, но его интересует только одно: как бы забыть прошлое. Он слишком глубоко задет тем, что случилось, и все никак не может изжить свою горечь. – Арманд замолчал, бросив на Эмбер испытующий взгляд. – Сдается мне, он сумел разбудить твое любопытство. Интересно знать, каким образом.
Эмбер решила, что лучше будет промолчать.
– Скажи, – продолжал Арманд уже небрежным тоном, – Корд делал тебе авансы? Оказывал знаки внимания? – Она все молчала, не зная, как ответить, Арманд добродушно усмехнулся: – Твое молчание говорит больше, чем любые слова. Не нужно чувствовать себя оскорбленной, пенорожденная. Корд подозревает, что ты относишься ко мне недостаточно серьезно, что ты увлеклась мной, как большинство женщин увлекаются матадорами, которым сопутствует успех, – из чувства тщеславия или, может быть, из любопытства. Видишь ли, мексиканки считают наиболее волнующим флирт с матадором. Это щекочет нервы, это возбуждает… возможно, Корд просто хотел убедиться, что ты не легкомысленна.
Эмбер не знала, как отнестись к услышанному. Пожалуй, решила она, как раз поэтому ей и стоит чувствовать себя оскорбленной. Корд рисовался в самом выигрышном свете: друг, готовый на все ради друга, – зато она представала в роли легкомысленной вертушки.
– Однако мы только и делаем, что говорим, – вдруг воскликнул Арманд, привлекая ее к себе, – а драгоценное время уходит! Пора заняться чем-нибудь более приятным, моя пенорожденная. Я хочу обнять тебя… крепко-крепко…
Его рот с жадностью впился в ее губы, и по телу Эмбер прошла волна сладостной дрожи. Как уже было однажды, Арманд мягко заставил ее опуститься на траву и привлек к себе. Она слышала, как часто и сильно бьется его сердце, и сознавала, что ее собственное стучит в унисон.
– Позволь мне увидеть тебя всю… – шептал Арманд, и она чувствовала его руки под платьем, на своем теле, – позволь увидеть, как ты прекрасна! Я хочу держать тебя в объятиях, хочу сознавать, что наши души разделены только плотью, но не одеждой…
– Нет, Арманд, не надо! Мы не должны… это все неправильно, слишком быстро!.. – но это звучало неубедительно даже для нее самой.
– Когда двое любят друг друга, все правильно, все чисто и все позволено. Ты – прекраснейшее из творений Господних, моя пенорожденная! Если бы только ты согласилась… но я не хочу принуждать тебя и не хочу, чтобы ты потом раскаивалась. Скажи, что не хочешь меня, и я не стану тебя удерживать. Я буду любить тебя и ждать – ждать нашей свадьбы.
– Да нет же, я хочу тебя! – воскликнула Эмбер в отчаянии. – Я хочу тебя, Арманд… но я не могу отдаться тебе. Это было бы неправильно!
Чувствуя, что теряет волю к сопротивлению, она все же попыталась вырваться. Ей показалось, что Арманд содрогнулся всем телом. К испугу Эмбер, он вдруг обмяк и соскользнул в сторону, где распростерся на спине с раскинутыми руками.
Чья-то ладонь грубо зажала Эмбер рот и нос, заглушив так и не вырвавшийся крик и совершенно лишив ее возможности дышать.
Лицо, склонившееся над ней, мало походило на человеческое. До сих пор ей не приходилось видеть такой маниакальной ярости на лице Валдиса.
– Я мог бы убить тебя здесь и сейчас! – едва выговорил он, сжимая ей лицо так, словно хотел раздавить его. – Ты думала, что никто не заметит, как вы с Хейденом, этим ублюдком, выползли из дома, как две змеи? Я было подумал, что на этот раз ты собираешься поваляться в кустах с американишкой… но решил подождать, как развернутся события. И что же я увидел! Ты чуть было не отдалась Арманду! Ты, которой предстоит стать моей женой! – Не в силах больше владеть собой, он схватил Эмбер за волосы и рванул так, что у нее потемнело в глазах. – Я мог бы взять тебя прямо здесь, на земле, как течную суку, но мужчины Алезпарито так не поступают. Я подожду нашей брачной ночи, и уж тогда ты узнаешь, что я не иду ни в какое сравнение с этим недоноском! Если ты не истечешь кровью до тех пор, пока я не устану от тебя…
Эмбер все-таки сумела разжать рот. Пальцы Валдиса оказались прямо под ее зубами. Она впилась в них с такой ненавистью, словно всю жизнь мечтала пустить сводному брату его нечистую кровь. И она ощутила ее на языке, прежде чем Валдис взревел от боли и отдернул руку. Эмбер с отвращением выплюнула кусочки грубой кожи.