Мальвина (СИ)

Девочкам приносят сок, который они, чокаясь, словно у них своя свадьба, опустошают наполовину, и Ени тянет Машу на танцпол.
— Спокойно, — брат останавливает меня за плечо, вынуждая снова сесть на стул, потому что я собираюсь убить как минимум трех мужиков, которые тут же начинают тереться рядом. — Не дави на нее. Что ты прешь, как вездеход.
В общем, девочки развлекаются, я немного остываю — и через минуту понимаю, что это-то и была моя главная ошибка.
Потому что рядом с Машей мелькает какая-то знакомая фигура. Тощий, как сучок, хлыщ со светлыми волосами, прилизанными так, вроде он нарочно на укладку записался перед тем, как отправиться тусить в ночь.
Донский, блядь, младший.
Наклоняется к моей Мальвине и что-то шепчет ей на ухо. Она кивает, отодвигается, но мелкий пидор идет следом. Да, я чертовски зол, поэтому не миндальничаю в выражениях, и в голове уже сделал из папенькиного сынка мясной ряд. Какого, вообще, хрена? Мне в офис отзвонились, что паренек приболел и выйдет только на следующей неделе, чему я был рад, потому что всерьез побаивался желания попробовать на крепость его череп.
Я замечаю, как Ени наблюдает за их общением, потом косит взгляд в мою сторону, а потом с самой невинной улыбкой на лице, как бы делая очередное стремное па в танце, толкает Донского прямо на Машу. Та пытается отодвинуться, но парень только тому и рад: тянет руки, пытаясь сграбастать мое солнышко своими пидорскими наманикюренными ручками, которые я с превеликой радостью к чертям собачьим прямо сейчас ему и вырву. Возможно, даже через жопу, вероятно, вместе с позвоночником. А потом этими руками еще и морду ему набью до состояния, как говорила одна знакомая терапевт, «прекрасной цветущей гематомы».
И знаете, что хуже всего? Я ведь понимаю, что Ени просто играет на моих нервах, не очень стараясь хотя бы создать видимость случайных совпадений. И все равно завожусь. Потому что для Донского все всерьез, и даже в ярких вспышках прожекторов я прекрасно вижу, как он лапает взглядом ножки моей жены.
Отодвигаю стакан с коктейлем, к которому даже не притронулся, потираю плечи и разминаю суставы.
— Ты когда в последний раз кому-то морду бил? — флегматично интересуется брат, явно рассчитывая на грандиозное шоу.
— Давно, — признаюсь я.
Нет, я в прекрасной физической форме и регулярно занимаюсь с тренером, оттачивая некоторые навыки самообороны. На всякий случай, потому что мужчина должен уметь защитить и себя, и свою женщину, и не важно, есть ли у него за спиной толпа вооруженной профессиональной охраны. Да и Донский явно мне не помех: будет с ним, как в сказке про трех поросят.
— Ой, что сейчас будет, — нарочно непонимающе щебечет Ени, протискиваясь к столу, и плюхаясь прямо к Рэму на колени.
— Ты все-таки стерва, — ворчу я, разворачивая шаг в сторону танцевальной арены.
— Только попробуйте детей завести раньше нас! — посмеивается мне в след мелкая зараза.
Дети — это хорошо. Размажу Донского до состояния непрожаренного блина, возьму Машу на плечо — и пойдем делать детей. А про договор скажу, что Изюм съел.
  
Глава двадцать вторая: Маша
 
Я помню этого парня. Он был в ресторане, точно. Сын Донского. Весь такой прилизанный, напомаженный, и пахнет словно только что из парфюмерного салона. Причем женского. Даже хочется нос прикрыть и отвернуться, что я и пытаюсь сделать. На самом деле хочется сказать ему, чтобы просто ушел, избавил меня от своего «амбре», но я не знаю, как это потом отразится на Владе. Он вроде пообещал взять этого парня стажером? Может быть у них с Донским своя договоренность?
— Ты красивая, — наклоняется ко мне Донский. Как его зовут? Не помню. — Я бы такую одну не отпустил. Лошок твой муж.
Вам знакомо ощущение, когда в груди все словно сжимается, подбирается, а потом — выстреливает? Причем вы никогда заранее не знаете, куда и чем оно выстрелит, но почти гарантировано произведет «неожиданный и очень болезненный эффект». Вот со мной именно это и происходит.
Влад — мой муж, и конечно же, он бы никогда не отпустил меня одну! И вообще…
Что «вообще» — додумать не судьба, потому что высоченная фигура Влада нависает на Донским, и он запросто кладет всю пятерню мальчишке на голову, прижимая так низко, что тот невольно крепко прогибается в коленях.
— Кто тут у нас? — Донский отчаянно пытается вылезти из-под пятерни, но где там.
Пятерня Влада напоминает распахнутую пасть удава: еще немного и он просто проглотит этого яйцеголового. И вот того, который справа, таращится на мои голые колени, тоже прибьет. И вообще любого, кто на меня не так посмотрит.
Потому что я — мужняя жена, вот так.
— Ты же вроде весь в соплях утонул? — интересуется Влад, сдавливая пальцы на черепе Донского. Тот чуть не скулит от боли, даже не пытаясь сохранить лицо.
«Врежь ему!» — поддакивает моя боевая лисица и достает разноцветные пушистые помпоны, готовая подбадривать мужа спортивной кричалкой.
— Мне лучше стало, — хнычет Донский.
— Точно? — Влад перехватывает его за шиворот, разворачивает лицом к себе — и в этот момент Донский наотмашь, по-женски, бьет его по лицу.
Нет, Влад снова успевает убрать голову, но видимо все же не ожидает от мужика такого женского «приема», поэтому пара ногтей Донского оцарапывает ему уголок губ.
Видели когда-нибудь, как заходит гроза? Не та, где дождик на полчаса и гром за тридевять земель, а настоящая, которая деревья валит, срывает крыши уносит домик Эли из Техаса в черте куда? Вот точно так же затягивает тучами моего Влада. Аж молнии из глаз!
— А ну пошли, студент, — рычит он, одним ударом сбивая Донского с ног, и к выходу буквально тянет волоком. — Буду из тебя аспирантку делать.
Я растерянно перебираю волосы, на миг совершенно сбитая с толку тем, что вообще со мной происходит. В голове туман, сердце словно подключили к радиоволнам, и оно со скоростью света гоняет в моем мозгу то «мне кажется, мы крепко влипли»[1], то «очарована, околдована…»
— Это адреналин, — выплывает из моего личного плюшевого тумана Ени. — Какая ты розовая очароваха!
И чуть не пинками толкает меня вслед за Владом и несчастным Донским.
А потом, когда меня и так разбирает стыд, на весь клуб громко и выразительно кричит:
— На лифчике застежка впереди! И это я не тебе сейчас, Машка!
Влад вытаскивает Донского наружу, прямо в дождь, в грозу, в грохот. Небрежно бросает к стене, чуть не впечатывая в кирпич до состояния раскатанного катком таракана. И запросто, легко, бьет его в нос. Совершенно прямым ударом, от плеча. Донский верещит и хватается за нос.
— Значит вот, что мы сделаем, сопливая долина, — говорит Влад, отступая, чтобы не попасть под сползающего на задницу пораженного врага. — Завтра ты — у меня в офисе. Будешь самым младшим при «младшем, куда пошлют». Не придешь к семи утра — скажу папе, что застукал тебя с мужиком в сортире. И поэтому сегодня помял тебе морду.
Донский, зажимая нос двумя руками, отползает в сторону, глядя на Влада шакальим взглядом. Вот точно — Табаки из мультфильма про Маугли, а Влад мой — Шерхан, только честный, смелый и…
— Ты у меня офигенный, — с придыханием говорю я.
Нет, не я, конечно же не я, это все лисица. И хвостом снова мельтешит, подсказывая укусить мужа за что-нибудь.
— Машка, тебе выговор! — строго говорит Влад, за плечи толкая меня к машине, которая припаркована всего в двух шагах. — У меня яйца скоро лопнут, ясно?
Я даже икаю от такой откровенности. И в голове что-то такое вертится о том, что если в тазик положить много льда и сесть, то…
— В парандже будешь ходить, — обещает Влад с совершенно серьезным лицом.
— Ревности какие, — зачем-то поддеваю я.
— Да, ревности! — рычит он, сдавливая мои плечи. Губа, которой досталось от Донского, немного распухла, и Влад остервенело ее покусывает. — Распирает, блин, какой злой. Я бы его убил на хрен!
Он так тяжело дышит, что ноздри с шумом расходятся и сходятся.