Меня зовут Фрайди
— Босс! Вашу замечательную усадьбу?
— Когда тонет корабль, никто не спасает скатерти из кают-компании. Мы никогда не смогли бы пользоваться этим домом снова. Мы сожгли дом, и тем самым уничтожили множество секретных и полусекретных приборов. Но, что самое важное, уничтожив здание, мы быстро избавились от тех, кто узнал его секреты. Наш кордон был на месте до того, как мы использовали зажигательные средства, а потом все, кто пытался выйти из дома, были убиты.
Именно тогда я и увидел твоего приятеля Джереми Рокфорда. Ему подпалили ногу, когда он пытался выйти через восточную дверь. Он двинулся назад, передумал, снова попытался бежать, упал и оказался в ловушке. Судя по звукам, которые он издавал, смерть его не была тихой, будь уверена.
— Гм. Босс, когда я сказала, что хочу его наказать, прежде чем убить, я не имела в виду, что сожгу его живьем или сделаю что-то настолько же ужасное.
— Если бы он не вел себя, как лошадь, бегущая назад в горящую конюшню, он бы умер как все остальные… быстро, от луча лазера. Стреляли без предупреждения, потому что пленных мы не брали.
— Даже для допроса?
— Сама по себе эта идея неверна, я требую брать пленных. Но, дорогая моя Фрайди, ты не знаешь, какая была эмоциональная атмосфера. Все слышали записи, по крайней мере изнасилования и третьего допроса, с пытками. Наши ребята и девочки не брали бы пленных, даже если бы я приказал. Но я и не пытался. Я хочу, чтобы ты знала о том глубоком уважении, которое питают к тебе твои коллеги. В том числе и те, кто никогда тебя не встречал и вряд ли когда-нибудь встретит.
Босс протянул руку за костылями, с трудом поднялся на ноги.
— Я сидел на семь минут больше, чем мне разрешили врачи. Мы поговорим завтра. Теперь ты должна отдыхать. Сейчас придет медсестра, которая поможет тебе уснуть. Спи и поправляйся.
Несколько минут я была наедине с собой. Я провела их, сияя от радости. «Глубокое уважение». Если вы никогда не были одним из них и никогда не сможете стать, подобные слова значат все. Они меня так согревали, что я не особенно переживала из-за того, что я не человек.
4
Когда-нибудь я все-таки босса переспорю.
Но не надо сидеть и ждать этого, затаив дыхание.
Бывали дни, когда ему не удавалось переспорить меня — когда он не приходил ко мне.
Все началось с разногласий по поводу того, сколько времени я должна оставаться в терапии. Я уже через четыре дня почувствовала, что могу отправляться домой или на работу. Хотя у меня пока не было желания ввязываться в драки, я могла заниматься легкой работой — или поехать в Новую Зеландию, как собиралась с самого начала. Все мои болячки заживали.
Их было не так уж и много: куча ожогов, четыре сломанных ребра, переломы левых малой и большой берцовых костей, множественные переломы костей правой стопы и трех пальцев левой, трещина в черепе без осложнений, и (противно, но на работоспособности не скажется) отрезанный сосок правой груди.
Последнее, ожоги и поломанные пальцы — это все, о чем я помню; остальное, должно быть, случилось, когда меня что-то отвлекло.
Босс сказал:
— Фрайди, ты знаешь, что на регенерацию соска уйдет по крайней мере шесть недель.
— Но если сделать пластическую операцию, все пройдет за неделю. Так мне сказал доктор Красный.
— Девушка, если кто-то в этой организации получает травму при исполнении служебных обязанностей, он будет излечен настолько, насколько позволяет медицинское искусство. Кроме этой нашей обычной политики, в твоем случае есть еще одна самодостаточная причина. Каждый из нас имеет моральную обязанность сохранять и защищать красоту в этом мире. У тебя удивительно хорошее тело; нанесенный ему ущерб прискорбен. Оно снова должно быть в полном порядке.
— Я же сказала, что хватит косметической хирургии. Молока в этих емкостях я держать не собираюсь. А тому, кто будет со мной в постели, будет все равно.
— Фрайди, ты, должно быть, убедила себя в том, что тебе никогда не придется кормить грудью. Но работающая грудь эстетически совершенно отлична от построенной хирургическим путем имитации. Этот гипотетический партнер, может быть, не узнает… но ты будешь знать, и буду знать я. Нет, моя дорогая. Ты будешь, как прежде, совершенна.
— Гм! А когда вы собираетесь регенерировать свой глаз?
— Не надо грубить, малышка. В моем случае не затрагиваются вопросы эстетики.
Поэтому моя грудь вернулась в свое прежнее состояние, а может, стала еще лучше. Следующий наш спор касался переподготовки, в которой, по моему мнению, я нуждалась, чтобы исправить мой чересчур быстрый рефлекс убийства. Когда я снова затронула эту тему, босс посмотрел на меня так, будто ему принесли суп с мухой.
— Фрайди, я не помню, чтобы ты убила кого-либо по ошибке. Ты что, совершала убийства, о которых я не знаю?
— Нет, нет, — торопливо сказала я. — Я никогда не убивала до того, как стала работать на вас. И я сообщала вам обо всех своих действиях.
— В таком случае ты убивала только для самозащиты.
— Если не считать Белсена. Это не была самозащита; он и пальцем ко мне не притронулся.
— Бомонта. По крайней мере обычно он пользовался этим именем. Самозащита иногда должна принимать форму «Сделай другому то, что он сделал бы тебе, но сделай это первым». Кажется, Де Камп. Или кто-то другой из школы философов-пессимистов двадцатого века. Я вызову досье Бомонта, чтобы ты сама убедилась, что он принадлежал к числу тех, кому ради общего блага лучше быть мертвыми.
— Не надо. Как только я заглянула в его бумажник, я поняла, что он шел за мной не для того, чтобы поцеловать. Но это было после.
Боссу потребовалось несколько секунд, чтобы найти ответ, много больше, чем обычно.
— Фрайди, ты хочешь переменить специальность и стать профессиональным убийцей?
У меня отпала челюсть и глаза вылезли на лоб. Это был весь мой ответ.
— Я не собираюсь пугать тебя насмерть, — сухо сказал босс. — Ты могла догадаться, что среди членов нашей организации есть убийцы. Я не хочу терять тебя как курьера; ты у меня лучшая. Но нам всегда нужны квалифицированные убийцы, так как процент потерь среди них очень высок. Однако, есть большая разница между курьером от убийцей: курьер убивает только с целью самозащиты и часто рефлекторно… и, я согласен, с некоторой вероятностью ошибки… так как не все курьеры обладают твоим великолепным талантом мгновенно учесть все факторы и прийти к верному выводу.
— Что?
— Ты меня правильно поняла, Фрайди, недостаток здорового тщеславия — это одна из твоих слабостей. Достойный наемный убийца не убивает рефлекторно, он убивает по намеченному плану. Если все пойдет настолько плохо, что ему понадобится прибегнуть к самозащите, он почти наверняка станет покойником. В своих запланированных убийствах он всегда знает, почему, и соглашается с необходимостью… иначе я не пошлю его на задание.
(Предумышленное убийство? Проснуться утром, плотно позавтракать, потом встретиться с жертвой и хладнокровно ее зарезать? Поужинать и крепко уснуть?)
— Босс, я не думаю, что это работа для меня.
— Я не уверен, что у тебя подходящий характер. Но в этот раз не надо отвергать все с ходу. Мне не очень нравится идея замедлить твой защитный рефлекс. Более того, я могу тебя заверить, что если мы попытаемся переподготовить тебя так, как ты просишь, я не буду тебя больше использовать в роли курьера. Нет. Ты имеешь право рисковать собственной жизнью… в свободное от работы время. Но твои задания всегда предельно важны: я не стану использовать курьера, лучшие черты которого были намеренно уничтожены.
Босс меня не убедил, но он лишил меня уверенности в себе. Когда я повторила ему, что не хочу становиться убийцей, он, похоже, не слушал — только сказал что-то о том, что даст мне кое-что почитать.
Я ожидала, что это — что угодно — появится на терминале в комнате. Вместо этого через двадцать минут после ухода босса в комнату вошел молоденький парнишка — в общем, моложе меня, — и принес книгу, переплетенную книгу с бумажными страницами. На ней был порядковый номер и штампы «Только лично», «Для служебного пользования» и «Строго секретно по специальному допуску».