Миры Роберта Хайнлайна. Книга 7

  
Миры Роберта Хайнлайна
 
Книга седьмая
 
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ФИРМА «ПОЛЯРИС»
  
Красная планета
 
  
Глава 1
 
Виллис
 
Разреженный воздух Марса был прохладен, но не очень. В южных широтах зима еще не настала и температура днем не опускалась ниже нуля.
Странное существо, стоящее у двери куполообразного строения, походило на человека, хотя ни у одного человека не было такой головы: на макушке — что-то вроде петушиного гребня, огромные глазницы, а посередине лица — клюв. А окрас уж и вовсе из ряда вон — тигровый, в желтую и черную полоску.
На поясе у него висело оружие, напоминавшее пистолет, а в сгибе правой руки был зажат мяч — побольше баскетбольного и поменьше медбольного. Существо переложило мяч в левую руку, открыло входную дверь и оказалось в крохотном тамбуре.
Как только наружная дверь закрылась, давление воздуха в тамбуре стало подниматься со звуками, напоминающими вздохи.
— Ну, кто там? Отвечайте, отвечайте! — сиплым басом взревел репродуктор.
Пришелец осторожно опустил мяч на пол и обеими руками стянул с себя безобразную личину. Под маской обнаружился обыкновенный мальчишка.
— Это я, док, Джим Марло, — ответил он.
— Ну так заходи. Нечего стоять и ногти грызть.
— Иду. — Когда давление в прихожей сравнялось с давлением в доме, внутренняя дверь автоматически открылась. Джим сказал: — Пошли, Виллис, — и прошел внутрь.
Мяч выпустил снизу три отростка и последовал за мальчиком — непонятно было, идет он или катится, больше всего его походка напоминала движение бочонка, который кантуют на днище. Они прошли по коридору в большую комнату, занимавшую половину всего круглого дома. Доктор Макрей, не вставая, приветствовал их.
— Здорово, Джим. Разоблачайся. Кофе на скамейке. Здорово, Виллис. — Доктор вернулся к своей работе, он перевязывал руку мальчику, ровеснику Джима.
— Спасибо, док. А, Фрэнсис, привет. Ты чего тут?
— Привет, Джим. Я убил водоискалку, да только палец о шип наколол.
— Прекрати ерзать! — скомандовал доктор.
— Щиплется, — пожаловался Фрэнсис.
— Так и надо.
— Как это тебя угораздило? — не успокаивался Джим. — Ты что ж, не знаешь, что их нельзя трогать? Спалил сразу — и все тут.
Он расстегнул «молнию» скафандра, стянул его и повесил на вешалку у дверей. Там уже висел скафандр Фрэнсиса с маской, имитирующий боевую раскраску индейского воина, и скафандр доктора с маской без орнамента. Теперь Джим остался в модных на Марсе комнатных ярко-красных шортах.
— Я и спалил, — объяснил Фрэнсис, — но она зашевелилась, когда я ее тронул. Я хотел отрезать хвост, сделать бусы.
— Значит, плохо спалил. Может, в ней полно яиц осталось. А для кого бусы?
— Не твое дело. А яички я сразу выжег. За кого ты меня принимаешь? За туриста?
— Да как тебе сказать. Ты же знаешь, эти твари подыхают только на закате.
— Не говори глупостей, Джим, — сказал доктор. — Теперь, Фрэнсис, я тебе сделаю укол антитоксина. Толку от него никакого, зато твоя мама успокоится.
Завтра палец у тебя вздуется, как обожравшийся щенок, принесешь его сюда, и я его вскрою.
— Палец придется отрезать? — спросил мальчик.
— Нет. Просто какое-то время будешь чесаться левой рукой. А тебя, Джим, что сюда привело? Живот заболел?
— Нет, доктор, я из-за Виллиса.
— Из-за Виллиса? Вид у него как будто бодрый.
Доктор посмотрел вниз, на Виллиса, который смотрел, как Фрэнсису перевязывают палец: он высунул еще три отростка — глазных. Отростки торчали, как большие пальцы рук, образуя равнобедренный треугольник, и на каждом углу сидел глаз, до того похожий на человеческий, что становилось не по себе. Виллис медленно развернулся на трех ножках, чтобы как следует обозреть доктора.
— Налей-ка мне чашку явы, Джим, — распорядился доктор, нагибаясь и складывая руки ковшиком. — Ну-ка, Виллис, оп-ля!
Виллис подпрыгнул и влетел прямо в руки доктору, убрав при этом все свои выступы. Доктор положил его на смотровой стол. Виллис снова выставил ножки и глазки, и они принялись разглядывать друг друга.
Доктор видел перед собой мячик, покрытый густой короткой шерстью, как стриженая овца, и не имеющий никаких отличительных черт, кроме ножных и глазных отростков. Виллис видел перед собой пожилого землянина с длинными курчавыми седовато-белыми волосами, одетого в белоснежную рубашку и шорты. Виллису очень нравилось смотреть на него.
— Как ты себя чувствуешь, Виллис? — спросил доктор. — Хорошо? Или плохо?
На самой макушке Виллиса между глаз появилась ямочка, а в ней прорезалась дырочка.
— Виллис хорошо! — сказал он. Голос у него был точь-в-точь как у Джима.
— Хорошо, говоришь? — переспросил доктор. — Джим, помой чашки и на этот раз простерилизуй. Мы ведь не хотим подцепить какую-нибудь заразу, верно?
— О'кей, док, — согласился Джим и спросил у Фрэнсиса: — Ты будешь кофе?
— Конечно. Слабый, и побольше молока.
Джим нырнул в лабораторную раковину и выудил оттуда еще одну чашку. В раковине было полно грязной посуды. Рядом на бунзеновской горелке потихоньку кипел большой кофейник. Джим тщательно вымыл три чашки, пропустил их через стерилизатор и налил всем кофе.
— Джим, этот гражданин говорит, что он в порядке, — сказал доктор Макрей, беря свою чашку. — Что с ним такое?
— Да, знаю, он все время говорит, что у него все нормально, но это не так. Вы бы не могли осмотреть его, док?
— Осмотреть? Каким образом, мальчик? Я не могу даже измерить ему температуру, потому что не знаю, какая температура у него нормальная. В его биохимии я смыслю столько же, сколько свинья в апельсинах. Ты хочешь, чтобы я вскрыл его и посмотрел, почему он тикает?
Виллис тут же убрал свои отростки и сделался гладким, как бильярдный шар.
— Ну вот, вы его напугали, — с укором сказал Джим.
— Прошу прощения. — Доктор протянул руку и потрепал Виллиса по меховой шерстке. — Виллис хороший, Виллис славный. Никто не обидит Виллиса. Ну давай, малыш, вылезай.
Виллис приоткрыл голосовой сфинктер.
— Не обижать Виллис? — недоверчиво спросил он голосом Джима.
— Не обижать Виллис. Обещаю.
— Не резать Виллис?
— Не резать Виллис. Никогда.
Медленно появились глаза, и Виллис приобрел выражение настороженного внимания (он прекрасно обходился без лица).
— Вот так-то лучше, — одобрил доктор. — Ближе к делу, Джим. Почему тебе кажется, что с ним что-то не так, если мы с ним думаем иначе?
— Да потому что он так себя ведет, док. Дома-то все хорошо, а вот когда выходит… Раньше он со мной всюду ходил, скакал и везде совал свой нос…
— У него нет носа, — заметил Фрэнсис.
— Пять с плюсом. А теперь, когда я его беру погулять, он сворачивается в клубочек, и ничего от него не добьешься. Если он не болен, почему он так делает?
— Начинаю соображать, — сказал доктор. — Он у тебя сколько времени живет?
Джим задумался, перебирая в памяти двадцать четыре месяца марсианского года.
— Где-то с конца зевса, почти с ноября.
— А теперь конец марта, почти церера, лето кончилось. Тебе это ни о чем не говорит?
— Да нет.
— Что ж он, по-твоему, по снегу должен скакать? Мы уезжаем, когда приходят холода, а он здесь живет.
— Вы думаете, это он впадает в спячку? — раскрыл рот Джим.
— А что ж еще? Предки Виллиса много миллионов лет приспосабливались к смене времен года, не может же он так сразу от этого отказаться.