День инкарнации
Уолтер Йон Уильямс
День инкарнации [1]
Я восхищаюсь вашей мудростью и способностью понимать, доктор Сэм, потому и желаю беседовать с вами. О том, как Фриц встретил Голубую Даму, и что случилось с Дженис, и почему ее мать решила убить ее, и что в конце концов из всего этого вышло. Мне необходимо во всем разобраться,
а для этого мне нужен настоящий друг. Которым для меня являетесь вы.
Дженис всегда насмехается надо мной за то, что я говорю с вымышленным собеседником. Еще больше она забавляется по поводу того, что мой воображаемый друг — англичанин, умерший сотни лет назад.
— Ошибаешься, — сказала я ей, — доктор Сэмюэл Джонсон [2] реально существовал, так что воображаемым его называть нельзя. Воображаемыми являются только мои с ним беседы.
Мне кажется, Дженис не понимает той разницы, которую я ей пытаюсь объяснить.
Но я знаю, что вы меня поймете, доктор Сэм. Вы понимаете меня с тех самых пор, как я с вами познакомилась на занятиях, где рассказывали про век рационализма, и я поняла, что вы не просто говорили и делали то, что позволило вам обрести бессмертие, но говорили и делали это, болтаясь по кабакам с актерами и поэтами.
А это — жизнь почти идеальная, как мне кажется.
Я считаю, что Дженис полезно было бы тоже беседовать с каким-нибудь «доктором Сэмом». Тогда она, возможно, намного меньше досадовала бы на жизнь.
Я имею в виду вот что: когда я испытываю сильный стресс, пытаясь разобраться в уравнениях парамагнитного резонанса электрона или в чем-нибудь подобном, и мне просто невыносимо впихивать в свой мозг еще одну порцию знаний, я всегда могу представить себе моего доктора Сэма — большого толстого мужчину (хотя в те времена, как мне кажется, употребили бы слово «дородный») — толстого мужчину в смешном парике, одной рукой делающего величественный жест и говорящего совершенно мудро и серьезно: «Всякое интеллектуальное совершенствование, мисс Элисон, порождается досугом».
Кто мог бы сказать это лучше него? Кто еще мог бы быть так разумен и мудр? Кто мог бы так хорошо понимать меня?
Среди моих знакомых таких, конечно, не найдется.
(Я еще не говорила, насколько мне нравится то, что вы называете меня мисс Элисон?)
Можно начать и с Дня инкарнации Фахда на Титане. Это была первая инкарнация в Отряде Славной Судьбы, поэтому, естественно, присутствовали мы все.
Празднование было тщательно спланировано, чтобы во всей красе показать нам самый крупный спутник Сатурна. Сначала нас должны были погрузить на «Кассини Ренджер», корабль, находящийся на орбите Сатурна и обслуживающий все поселения на его спутниках. Потом нам предстояло сесть в индивидуальные капсулы и быть сброшенными в плотную атмосферу Титана. Нам предоставлялась возможность покружить в воздухе, влетать и вылетать из метановых туч, гоняться друг за другом по облачному небу Титана, замутненному фотохимическими веществами. После этого мы должны были покататься на лыжах на леднике Томаско, побывать на торжественном ужине в честь Фахда, а потом отправиться кататься на коньках по метановому льду.
Всем нам положено было носить тела, соответствующие характерным для Титана пониженной гравитации и высокому атмосферному давлению, — то есть крепкие, приземистые, покрытые шерстью, с шестью ногами и куполообразной головой, торчащей впереди, между парой рук.
Но мое тело будет выдано мне специально для этого случая — это одно из тех тел, которые держат на курорте для проката туристам. А для Фахда все будет по-другому. Он проведет следующие пять-шесть лет на орбите вокруг Сатурна, после чего у него появится возможность перебраться куда-нибудь еще.
Шестиногое тело, в котором он окажется, будет его собственным — первым из его тел. Он получит инкарнацию, то есть юридически станет взрослым и юридически же будет признан человеком, несмотря на свои шесть ног и густую шерсть. У него будут собственные деньги и имущество, работа, и на него будут полностью распространяться права человека.
Чего пока не скажешь о нас, остальных.
После ужина, где Фахд формально обретет статус взрослого и гражданство, все мы отправимся кататься на коньках на метановом озере под ледником. Потом нас загрузят обратно, и мы вернемся домой.
Все, кроме Фахда, у которого начнется новая жизнь. Отряд Славной Судьбы отдаст первого из своих членов межпланетной цивилизации.
Я завидовала Фахду по поводу его инкарнации — завидовала его шестиногому телу, его независимости и даже его должности, которая, вообще-то, не казалась мне особенно блистательной. Четырнадцать лет пробыв скоплением электронов, носящихся по квантовой матрице, я хотела настоящей жизни, пусть даже это означало бы тело с двенадцатью дюжинами ног.
Мне кажется, что, поскольку вы родились в эпоху, когда электричество пытались получить с помощью воздушных змеев, тут я должна пояснить, что на момент празднования в честь Дня инкарнации Фахда я не совсем была человеком. Не была им юридически, да и физически, само собой.
В старые времена, когда люди еще только обустраивались в первых поселениях за пределами Марса, в поясе астероидов и на лунах Юпитера, а затем Сатурна, ресурсов не хватало. Самое необходимое, например воздух и воду, приходилось завозить из других мест, и это очень дорого обходилось. А окружающая среда, конечно же, была очень опасна — в первые годы сохранялся невероятно высокий уровень смертности.
К счастью, люди в основном глупы, иначе никто не отправлялся бы на эти планеты.
И все же поселения должны были расти. Им нужно было обрести самодостаточность и не зависеть от исходных миров на Земле, Луне или Марсе, ведь этим мирам рано или поздно надоело бы высылать им ресурсы, не говоря уже о замене всех тех людей, которые нелепо гибли в несчастных случаях. А для независимости требовалось, помимо прочего, обеспечить растущее или, по крайней мере, стабильное население, а это означало необходимость заводить потомство.
Но на детей требуется тратить много ресурсов, которые, как я уже отмечала, были немногочисленны. Поэтому первым поселенцам приходилось обходиться детьми виртуальными.
Должно быть, поначалу это давалось непросто. Родителям, чтобы обнять младенца, нужно было надеть головную гарнитуру и специальный костюм. Ведь объективно ребенок представлял собой лишь огромное число строк компьютерного кода…
Достаточно будет сказать, что нужно было изо всех сил желать иметь такого ребенка. Особенно потому, что к нему нельзя было физически прикоснуться до тех пор, пока он не станет взрослым, и только тогда его загружали в тело, выращенное специально для него в кювете. Теоретически все обосновывалось тем, что бессмысленно держать в поселении кого-либо, кто не сможет вносить свой вклад в экономику и оплачивать имеющиеся скудные ресурсы, поэтому воплощение потомков должно было осуществляться только тогда, когда они уже вырастали и обретали способность работать и вносить плату за кислород.
Из всего сказанного вы можете сделать вывод, что жизнь первых поселенцев в новых краях была нелегкой.
Сейчас все намного проще. Для того чтобы перемещаться по виртуальным мирам, человеку достаточно щелкнуть воображаемым переключателем. И он получает подробные сенсорные данные, сообщаемые ему несколькими наномерными компьютерами, вмонтированными в его мозг, поэтому для того, чтобы потрогать своего малыша, не нужно надевать неуклюжие рукавицы. Своего отпрыска можно покачать на ручках, поиграть с ним, учить его говорить и даже кормить. Как утверждают, жизнь в виртуальных мирах реалистична на сто процентов, хотя мне кажется, что скорее на девяносто пять, и то лишь в тех областях, в которых намеренно изображается реальность, — а ведь кое-где таких попыток и не делается. Некоторые элементы реальности не воспроизводятся, и в этом есть свои преимущества — по крайней мере для родителей. Ребенок не пускает слюни, не пачкает подгузники, не срыгивает. Когда малыш спотыкается и падает, он чувствует боль, — ведь надо же научить его не падать и не стукаться головой о предметы, — но при этом не бывает ни сотрясений, ни переломов. И несчастных случаев с фатальным исходом из-за разлитого горючего или неосторожного обращения с вакуумом тоже не бывает.