Ур, сын Шама

Неотвратимый, как лазерный луч, главбух прошел к директорской приемной и скрылся за дверью.
— Здрасте, Михал Антоныч, — пропела Нина Арефьева, отрываясь от пишущей машинки.
— Здравствуйте, Ниночка. Вера Федоровна у себя? — спросил главбух, одновременно приводя в действие дверную ручку.
Вера Федоровна была не одна. За приставным столом сидели Грушин, Нонна Селезнева к этот практикант-иностранец, о котором ходило по институту столько слухов.
— Присядьте, Михал Антоныч, мы скоро кончим, — сказала директриса, дымя длинной сигаретой. — Продолжайте, Нонна.
— Собственно, у меня все. — Нонна аккуратно укладывала в папку кипу листков. — Если мы сохраним взятый темп, диссертация будет готова через месяц.
— Ну что ж, рада слышать. Так и надо поступать с неприятными работами — быстрее их кончать, к чертовой бабушке.
Прищурившись, Вера Федоровна наблюдала за тем, как Ур наливал себе в стакан газированную воду из сифона.
Практиканта она уже не раз видела, но на совещание вызвала впервые. Любопытно было посмотреть вблизи на этого сотрудника, о математических подвигах которого директриса была наслышана. Пока Нонна докладывала о состоянии работы по оказанию помощи знатному диссертанту, Ур громко зевал и возил под столом ногами. Без разрешения взяв с директорского стола сифон, беспрерывно пил газировку.
Вере Федоровне захотелось услышать его голос, и она спросила:
— Где вы обучались физике и математике? Я к вам обращаюсь, товарищ… э… товарищ Ур. Вы слышите?
— Я слышу.
Ого, вот это голосок!
— Если слышите, то ответьте, — сказала Вера Федоровна и добавила: Пожалуйста.
— Я учился далеко отсюда.
— В Англии? — прищурилась директриса. — В Америке?
— Нет. — Ур снова подставил стакан и нажал на рычажок, но сифон только издал жалкое шипение.
— Понимаю, — сказала Вера Федоровна несколько раздраженно. — Чтобы начать разговаривать, вам нужно выдуть не два литра газировки, а четыре.
— Вера Федоровна, он что-то не в духе сегодня, — быстро сказала Нонна. — Мне с трудом удалось привести его сюда, он терпеть не может совещаний.
— А я их очень люблю, — повысила голос директриса. — Хлебом меня не корми, а дай посовещаться. К вашему сведению, товарищ Ур: я бы хоть сегодня бросила этот кабинет и ушла в плавание. Я больше половины жизни провела в море, и только мои научные заслуги усадили меня в это кресло. Впрочем, что ж вам объяснять… — оборвала она сама себя. И — официальным тоном: — Совещание закончено. В ваших же интересах, Нонна, быстрее закрыть работу по оказанию помощи диссертанту. Чем скорее кончите, тем больше вероятности, что вы уйдете в океан.
— В океан? — Нонна просияла. Это было так неожиданно, как если бы в нежилом доме вдруг разом распахнули все окна и двери. — Вера Федоровна, разрешена экспедиция?
— В принципе — да. В декабре отправится в плавание исследовательское судно «Миклухо-Маклай». Пиреев обещал выхлопотать несколько мест для нашей тематической группы. Только не кидайтесь меня целовать, Нонна, не люблю я это. — Вера Федоровна зажгла настольную зажигалку и прикурила новую сигарету. — Слушаю вас, Михал Антоныч, — сказала она главбуху.
Это означало, что остальные могут уйти. Грушин бросил Нонне: «Пошли», — и легким шагом вышел из кабинета. Нонна, однако, замешкалась перекладывала листки в папке, возилась с завязками. Ур разглядывал большой глобус, стоявший на отдельном столике. Глобус был не простой. Океаны, вырезанные из листовой меди, были наклепаны на него. Внутри глобуса помещался соленоид, создававший магнитное поле.
Тем временем Михаил Антонович докладывал с неизменной своей обстоятельностью:
— В институте, Вера Федоровна, большой перерасход электроэнергии. Вот извольте взглянуть. — Он положил на директорский стол листок. — Третий месяц подряд выходим за пределы лимита, и переплата, как видите, возрастает.
— Что вы смотрите на меня такими глазами? Я свою тереллу, директриса кивнула на глобус, — уже полгода не включала.
— Разумеется, я не говорю лично о вас, Вера Федоровна. Более того: понимаю необходимость экспериментов. Но такого перерасхода допустить никак не могу. Электричество денег стоит…
Тут плавная речь главбуха была прервана самым бесцеремонным образом.
— Вы платите деньги за электричество? — спросил Ур своим гулким голосом.
Михаил Антонович кинул на него неодобрительный взгляд.
— Платим по утвержденному прейскуранту отпускных цен на электроэнергию для промышленных предприятий, — сказал он сухо. И добавил не без иронии: — Электричество, между прочим, это не просто щелк — и зажег лампочку. Это топливо, обслуживание электростанций, эксплуатация линии передач…
И опять прервал его Ур:
— Платить деньги за электричество — все равно, что стоять по горло в чистой воде и попросить прохожего принести стакан воды. Добывать энергию побочным путем, когда планета…
— Товарищ… э… Ур, — сказала Вера Федоровна, — если у вас нет ко мне служебных вопросов, то я вас не задерживаю. Нонна, что вы тут торчите? Бегите доделывать диссертацию.
— Вера Федоровна, еще один вопрос. Михаил Антоныч, извините, я совсем коротко… — Нонна подалась к директрисе, вытянув шею, и быстро заговорила: — Ур предложил оригинальный метод измерения электрических токов в слабых течениях, и нам бы хотелось проверить…
— Существует, к вашему сведению, ЭМИТ [2]
— Да, конечно. Но он годится только для мощных течений, а тут, судя по его схеме, можно измерить самые слабые. Прибор уже почти готов. Разрешите нам на несколько дней уехать…
— Не разрешаю. У нас в этом месяце плохо с командировочными деньгами. Верно, Михаил Антонович?
Главбух кивнул, поджав губы, ибо ни один главбух не станет поощрять служебные разъезды.
— Нам не нужны командировочные, — сказала Нонна. — Мы поедем на автобусе. Тут недалеко есть речка со слабым течением, Джанавар-чай…
— Не морочьте голову, Нонна. Эта речка воробью по пузо.
— Всего на два дня, Вера Федоровна. Мы прихватим еще субботу и воскресенье.
Ответа Нонна не получила. Директриса, сильно прищурившись, смотрела вбок, и Нонна обернулась в направлении ее взгляда.
— Что с ним такое? — тихо спросила Вера Федоровна.
Ур стоял, напряженно выпрямившись и запрокинув голову. Смуглое лицо его, обращенное к окну, заметно побледнело и как-то изменилось — будто резче обозначились под кожей кости и хрящи, будто отвердело оно вдруг, застыло, «схватилось», как «схватывается» цемент. Глаза были широко раскрыты и неподвижны.
— Ур, тебе нехорошо? — Нонна быстро подошла к нему и потеребила за плечо. — Ур!
Она ощутила в его напряженной мышце каменную, нечеловеческую силу и невольно отдернула руку. Подоспел Михаил Антонович, они вдвоем попытались усадить Ура на диван, но ничего не вышло. Он стоял статуей и не замечал, не видел их.
— Как лунатик, — пробормотал главбух.
Ур вдруг обмяк, веки его опустились, на лице появилось выражение опустошенности, сменившееся гримасой боли. Он принялся судорожно тереть лоб и виски.
— Что с вами было? — спросила директриса. — Что это, Нонна? Такое бывает с ним?
— Первый раз вижу, — растерянно ответила та.
Прибор по схеме Ура действительно оказался несложным. Ур с Валерием быстро разработали чертежи и сдали их в мастерскую. Правда, возникла заминка: понадобилось восемь метров проволоки трехгранного сечения со стороной 0,27 миллиметра из чистого ниобия. Именно ниобий, по словам Ура, подходил по своим физическим константам, заменить его было нечем.
А где его взять? И не тянуть же самим из него проволоку. Пришлось идти на поклон к институтскому начснабу.
Начснаб обладал художественной натурой. Он рисовал, играл — и довольно неплохо — на скрипке и был превосходным рассказчиком. Посетители похитрее использовали эту его струнку: терпеливо выслушивали рассказы начснаба, всячески выказывая интерес и восхищение, и бывали вознаграждены. Дело в том, что, несмотря на артистичность натуры, Ованес Арсентьевич был весьма экономным хозяйственником. Подписывая «требования», он неизменно зачеркивал проставленную в графе «количество» цифру и заменял ее вдвое меньшей. В институте помнили, как однажды он задумался над «требованием» на вентиль водопроводный размером один дюйм: требовалась всего одна штука, и было невозможно отпустить половину вентиля. Но не таков был начснаб, чтобы изменять своим правилам. Твердой рукой он зачеркнул «один дюйм» и написал: «Отпустить размером полдюйма».