К вам и сразу обратно

…И вдруг в небе или еще где тонко и остро, обреченно пропел журавль. Андрей вскинулся. Откуда? Но все было тихо, плескала вода о борт. Почудилось. А крик так и стоял в ушах.
Рыбы одна за другой шлепались в лодку, покрывая дно, борта и одежду Андрея слизью и кровью. Спины тех, что еще были живы, отливали темно-коричневым перламутром, а на брюхе и боках ярко розовели пятна. Голец – хищник полярных рек и озер. Жрет в этом озере сам себя. Другой рыбы здесь нет. И хотя вытекает из этого озера большая река, в которой водятся и хариусы, и муксуны, и самая приятная для ухи и вялки рыба чир, в озеро они не заглядывают. Оно для них, наверное, вроде того света – непонятно и таинственно. А оттого страшно. За все время Андрей поймал лишь двух хариусов.
В середине сети Андрей увидел первого истерзанного гольца. Глаз нет, розовое брюхо вспорото, на боках дыры. Дель запутана в клубок с распущенными рыбьими внутренностями. Птицы поэзии, провались они пропадом! Их работенка. Андрей возился минут пятнадцать, пока распутал и очистил сеть, выложил рыбину под ноги. Такого красавца испортили, сволочи!
За первым истерзанным гольцом попался второй, потом еще и еще… Начинается… Спички забыл, теперь вот птицы поэзии.
После второй сети пришлось возвращаться к большой лодке и перегружать улов – в «резинке» рыба не умещалась. Во второй сети сидел свежий косяк, и Андрей возился с ним часа два. А были еще третья и четвертая сети, и только часам к пяти он разделался с ними, выправил и снова хорошенько закрепил на случай очередного шторма. Все. Теперь домой. Вот только закурить…
Мотор опять не заводился. Чуть схватывал и сразу глох. Андрей отлил из бака бензин в жестянку, вывернул свечи, протер, пополоскал в бензине и снова протер. Бесполезно. Тогда он зажег в жестянке бензин, сунул свечи туда и ввинтил их горячими. Рванул шнур. Мотор застучал, но как-то не так. Ясно: работает один цилиндр. Заглушить, но потом не заведешь. Темнеет уже. Андрей осторожно включил винт. Звук оборвался. Так. Пока он возился, легкий северный ветерок зарябил воду. Лодку потянуло от берега. Хорошо, хоть с севера тянет. Магнето проклятое… Андрей замкнул на корпус свечу и потянул шнур. Тонко треснуло, и проскочила слабая искра. Нижний цилиндр нормально. А верхний? Нету искры в верхнем. Все ясно. А разобрать магнето можно только дома. Лодку закачало – ветерок набирал силу. В борт зло застучала волна. Последнее средство – дать мотору «чифирнуть». Запрещенный прием, а что делать? Может, хоть один цилиндр заработает.
Андрей плеснул в цилиндры бензина, ввинтил свечи, надел на концы колпачки, рванул шнур. Мотор взревел, он ухватил рукоять и прибавил газ. Несколько секунд мотор работал, выплевывая синий густой дым. Андрей убавил газ и тронул скорость. Лодка рванулась, и снова обрушилась тишина. Вот теперь все. Теперь ничего не сделаешь до самого дома. Андрей закурил и выбросил за борт последнюю спичку. Остается пилить на веслах. Иначе мотор можно угробить совсем. Хорошо, ветер несильный и будет дуть в корму, помогать.
– А ты, Валет, что приуныл? Часам к двенадцати доберемся, не волнуйся. Соорудить бы нам парусок. Но не из чего. Видишь, насколько было легче Колумбу? Да, да, Колумб… такой далекий берег…
Валет посмотрел на хозяина и тихо повизжал. Андрей выбросил обугленный мундштук папиросы и достал весла. Грести будет тяжело, это он сразу понял: сильно тормозила привязанная сзади «резинка». Рядом бежали мелкие волны, они плескали в корму и обгоняли лодку. Весла были самодельные, вытесанные из стволов лиственниц. Тяжелые. Он ими почти никогда и не пользовался. Так, подойти на волне к берегу, выгрузить рыбу, и все.
…Берег отодвигался медленно. Через час сопки все еще нависали над лодкой. Ветер стих. Над сопками разгоралось лунное зарево. Андрей остановился на минуту передохнуть. Могучая северная тишина, казалось, придушила все вокруг. И ветер тоже. Отрываясь с весел, звонко шлепали по воде капли. Они тоже были частью тишины. Андрей снова взялся за весла, уключины громко завизжали. Сопки маячили перед глазами и отдалялись очень медленно. Лучше на них не смотреть. Закрыть глаза и считать до тысячи взмахов.
Снова подул ветер, теперь с запада. Сначала легкими порывами, потом ровной упругой струей. Опять застучали волны, теперь уже в левый борт. Только бы не шторм – иначе выкинет в самый дальний угол озера, километров за двадцать. Там большие глубины, выходы сланцевых плит к самой воде. Пропадут и лодка и рыба. Рыбы килограммов двести, не меньше. Вот идиот, ведь было три дня, не мог посмотреть магнето! А теперь героически ворочай этими бревнами. Надо идти наискосок к ветру и посильнее, иначе далеко снесет. Героически надо идти.
Выглянула огромная луна, и сразу вокруг четко обозначился зазубренный темный горизонт. Теперь можно сориентироваться. На фоне вон той низенькой гряды, где она переходит в пологий скат двуглавой вершины, – дом. Слишком сильно отвернул нос к западу. Ну ничего, теперь пойдет дело. Дорогу, главное, видно.
Ветер опять запрыгал, несколько раз рванул с севера, потом неожиданно ровно задул с юга. Чтоб все провалилось! Андрей бросил весла. Парусом вздувался за кормой высокий нос «резинки». Теперь потащит, теперь не помогут эти несчастные обрубки бревен. Ведь просил же ребят прислать лист авиационной фанеры и новые уключины! А им что! Они сейчас сидят по теплым квартирам. Девиц в гости позвали. Угощают гольцами. «Есть у нас друг на озере, чудак-человек, хороший парень. Не верите – журналист! Поругался с редактором, ну этот – солидные очки и зеленый галстук. Поругался и, верьте не верьте, поехал рыбаком от урса. Крутой парень. А рыбу делает – объедение! Вот, попробуйте».
Андрей рвал весла, но лодку все равно медленно тащило к середине. Тоже мне друзья! Прилетят на неделю. «А рыбка как? И семужного посола есть? Да? Так мы бочонок заберем. И копченых мешочек. А? Ты не волнуйся, как прилетим, с первым попутным вертолетом все отправим – и хлеб, и гвозди, и фанеру. Чепуха, достанем, в авиапорту все знакомые».
– Достали, сволочи! – выругался Андрей. – Олафы Свенсоны!
Валет прополз на брюхе по рыбе и ткнулся носом в колени.
– Уйди, Валет, сиди спокойно! Ничего, они еще приедут, еще не раз рыбки захотят.
Ветер менял направление еще несколько раз, и стало ясно, что шторма не будет. Андрей с трудом ворочал веслами, засыпал, но руки автоматически двигались. Луна зашла.
До берега он добрался уже под утро. Берег был все так же засыпан снегом. Выпрыгнув в воду, Андрей определил, что его отнесло к востоку с полкилометра, не больше. Подняв раструбы сапог и ухватив веревку, привязанную за нос «Чукчанки», он пошел вдоль берега к избе.
Валет молча слетал домой и вернулся, притащив оленью лопатку с обрывками мяса.
– Не стыдно? – укорил Андрей. – Работы еще полно, потерпел бы.
Валет заскулил и понес лопатку обратно.
Возле избы Андрей перебросал всю рыбу на брезент рядом со столом, врытым в берег у самой воды, поставил лодку на якорь, вытащил «резинку» и привязал ее к обрубку дерева подальше от воды.
– Пока все, – вздохнул он, выпрямляясь. – Пойдем, Валя, в избу.
Валет снова поднял кость и побежал к двери.
Андрей зажег лампу, растопил печь, поставил чайник и кастрюлю с оленьим мясом. Через десять минут в избе стало тепло и уютно.
Развалившись посреди избы, Валет тщательно обгладывал кость. Андрей разделся, выпил кружку чаю, закурил, потом съел большой кусок оленьей грудинки и снова пил чай.
В спальный мешок бы сейчас, замотаться с головой и спать, пока не проголодаешься. Нельзя в мешок. Надо потрошить и солить рыбу. Рукавицы-то резиновые прошлый раз на улице оставил, теперь под снегом. Придется голыми руками в соленой, холодной воде. Ну, что, Валя, пойдем работать? Пойдем, собака.
В сером рассвете неясно обрисовывались дальние углы озера и прозрачные контуры сопок над ними. Андрей ополоснул и поставил па стол эмалированный таз для икры, поправил на оселке лезвие ножа и, вздохнув, положил на стол первого гольца.