Начало начал
— А что тебя могло заинтересовать в моем деде?
— Он был типичным представителем своего поколения, поэтому его просто следовало изучить. А теперь, Трейси, представь, что ты только что сошла с корабля, прибывшего из Старого Света в Новый Свет.
— Вот так взять и представить? Я не смогу. У меня не хватит фантазии, — рассмеялась Трейси и покачала головой.
— Что-то похожее сказала моя мать моему отцу, когда он привез ее на эту ферму. Родители матери всю жизнь держали магазинчик в городе. Она была городская девчонка, вроде тебя.
— Все равно не понимаю, как можно приобщиться к истокам в столь сжатые сроки. И потом, уже в ближайшие дни потребуются конкретные действия — когда окажусь на заседании правления. Чем мне поможет эта прогулка по одичалым маковым и горчичным полям?
— Ты очень нетерпелива. Это недостаток, свойственный молодости. Но ты избавишься от него со временем, — поддразнил ее Никос. — Завтра утром мы отправимся в город и купим одежду для работы в поле.
— Согласно твоей теории, у только что сошедшей с корабля вряд ли найдутся деньги на покупки.
— Ты права, у нас с собой не так много денег.
— У меня их вовсе нет, если вспомнить, что накануне я заплатила официанту пять тысяч долларов за доставку тебе записки. Хотя... сейчас выверну карманы и наберу несколько центов. Давай подсчитаем, какой у нас на сегодняшний день бюджет.
— Откуда ты знаешь это слово?
— У меня магистерская степень, и я разбираюсь в бизнес-администрировании.
— Как я мог забыть?
— Ну да, ты не относишься ко мне всерьез.
— И где же ты получила степень?
— Международный университет Шиллера в Париже. Я отучилась в нем, когда переехала с бывшим мужем на жительство в Европу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— За обучение я платила из тех денег, которые отложил для меня мой отец и о которых ничего не знал мой дед. Жила я в отеле.
— В отеле «Георг Пятый», надо полагать.
— Нет! — запротестовала Трейси. — Обычный двухзвездочный отель недалеко от кампуса. Я усердно училась, но в летние каникулы и между семестрами я тратила деньги на наряды, а время — на нескончаемые вечеринки с друзьями. Мой муж в моей жизни участия почти не принимал. Каждый жил сам по себе. У меня пальцев на обеих руках не хватит, чтобы сосчитать, сколько я получила предложений выйти замуж. От европейских дипломатов, крупных бизнесменов, аристократов, президентов... шейхов и королей! Но поскольку я уже была супругой одного расчетливого господина, у меня не было желания менять его на кого-то другого. Я не заблуждалась относительно своих поклонников, всем им нужно было то же, что и Карлу: мое тело и мои деньги. Теперь бы они очень позлорадствовали, узнав, как я, допустив промах и очутившись в Афинах, столкнулась с греческим богом...
— Значит, на протяжении всего супружества ты жила двойной жизнью.
— Ты абсолютно прав, а мне это и в голову не приходило, — хотела отшутиться Трейси, но его упрек вновь больно задел ее. — Мне все равно, что думают обо мне люди, что они говорят. Все это — пустое. В моей жизни есть вещи более достойные внимания. То, что писала обо мне пресса в период моего замужества, позволяло мне скрывать от деда мои действительные интересы. У меня не было желания выслушивать его, когда он излагал свои взгляды на мое будущее... И знаешь что, Никос? За прошедшие сутки я очень устала перед тобой оправдываться. Я хочу спать. Где я могу устроится на ночь?
— Ты уже знаешь, где кровать.
— Та узенькая койка? — воскликнула Трейси.
Никос кивнул. Они вернулись в жилую комнату. В ней было сумрачно. На улице уже стемнело, а комната освещалось лишь слабой лампочкой без абажура.
Никос принес чистое белье, и они постелили постели. Две узкие койки у стены, одна напротив другой. Трейси сказала:
— Ну вот, замечательная кроватка.
Ей было трудно представить, как она уляжется на этой «кроватке» и как сможет выспаться в таких условиях. Мебель, объяснил ей Никос, растащили чужие, когда дом остался без хозяйского присмотра.
Они собрались поужинать. Передвинули старый стол из темного угла кухни под тусклую лампу.
— Как, по-твоему, питался мой предок Эмилио Лоретто?
— Это когда он, зверски голодный, высадился с корабля на американскую землю?
— Только не говори, что он был вынужден голодать. Я этого не вынесу, — взмолилась Трейси.
— Нет, будем считать, что он нашел короб с провизией, — и Никос жестом указал ей в угол кухни.
Трейси подлетела к коробке, радостно открыла ее и обнаружила несколько бутылей питьевой воды, полотенца, туалетную бумагу, мыло, тарелки, стаканы, набор столовых принадлежностей, две сковородки и электроплитку.
— Все это замечательно! Но где еда?
Никос открыл бутылку с водой и принялся жадно ее поглощать. Трейси по-мальчишески отняла у него бутыль.
— Какая вкусная вода! — похвалил Никос.
— Она теплая, — недовольным тоном произнесла Трейси, но выпила бутыль чуть не до дна.
Они стояли у темнеющего окна и молча по очереди прикладывались к бутыли с водой. Трейси не задумывалась, она просто делала то, что делал Никос. Вода закончилась. Трейси уже боялась задавать вопросы, касающиеся ее выживания на ферме. И лишь посмотрела на Никоса голодными глазами.
— Минуту терпения, — сказал он.
— Я не могу больше ждать.
— Мисс, вам суши или фуа гра? — насмешливым тоном поинтересовался наставник.
— Не люблю ни то, ни другое.
— Тогда, возможно, эта королевская трапеза придется вам по вкусу?
В старом доме не оказалось холодильника, и все, чем запасся Никос, было хлеб и фрукты. Что они и съели в полной тишине. Трейси оберегала эту тишину, потому что проводила ревизию своих подростковых фантазий, когда она, засыпая, мечтала очутиться с Никосом Лазаридисом наедине, в простой идиллической обстановке, вдали от всего мира. Теперь, когда грезы стали реальностью, она уже не знала, как к ним относиться.
Еще девочкой она дерзко представляла, как божественный Никос потчует ее сочными фруктами, перемежая еду поцелуями. Она и Никос одни в целом мире и принадлежат друг другу...
— Слив не хочешь? — вторгся он в ее фантазии.
— После. Благодарю, — сдержанно сказала Трейси и посмотрела на него так, как если бы увидела впервые.
Трейси пыталась понять, что в нем было такого, что она уже в пятнадцать лет согласилась бы доверить ему и свое сердце, и душу, и судьбу. Она боялась, что детское заблуждение, заставившее ее превозносить этого человека, с годами превратилось в неосознанную привычку.
— Не хочешь принять душ? — спросил он, когда они закончили трапезу.
Он отвел ее в ванную комнату, и она увидела небольшую ванну, наполненную водой. На пробу вода оказалась приятной. Трейси сбегала за своей дорожной сумкой, в которой лежали мочалка, полотенце и ее любимая пенка с ароматом плодов манго. Трейси уже предвкушала наслаждение от купания, когда обнаружила, что ванна не занавешивается.
Никос проявил понимание и удалился. Она вымыла голову, искупалась, почистила зубы. Ей показалась, что такой чистенькой и довольной она еще никогда не была...
Трейси появилась перед Никосом, источая свой любимый экзотический аромат. Никос будто к месту прирос.
Она была босая, в простенькой короткой ночной сорочке, тонкая ткань которой не прикрывала гладенькие девичьи ножки. Трейси была не только красива — такой он ее знал всегда, — Трейси была трогательная, славная, что по вечерам в сельской местности важнее всякой красоты.
Никос хотел отвернуться, но боялся показаться неуклюжим подростком и решил вынести всю муку до конца.
— На какой кровати ты хотела бы спать?
— На той, что ближе к двери. Я выбираю ее.
Никос удовлетворился кроватью напротив. Ему вдруг показалась, что он в опасности. Он и не догадывался о том, что в этот момент переживала она, старавшаяся непринужденно и кокетливо улыбаться.