Лицом к лицу с Америкой

Начало такой политики относится к тем годам, когда Америка стала особенно любовно нянчить атомную бомбу, рассчитывая на свою долголетнюю атомную монополию. Именно тогда, в атмосфере головокружения от успехов, родилась политика «с позиции силы», был сконструирован дипломатический рефрижератор, из которого на международную арену полетели снежные бури и поползли ледники «холодной войны». Основным инструментом международной политики США стала «дипломатия атомной дубинки». Еще предшественники Даллеса довольно откровенно поговаривали не только о «сдерживании коммунизма» и «отбрасывании коммунизма» в пределы Советского Союза, но и о военном разгроме СССР. В прессе США то и дело публиковались карты с указанием радиусов действия американских бомбардировщиков; эти радиусы упирались в Москву с запада и в Иркутск с востока. Тогда же вышел сенсационный номер ныне покойного журнала «Кольерс», в котором незадачливые американские мальбруки со смакованием подробностей описывали представлявшийся им в мечтах разгром и оккупацию СССР в 1960 году.
Вокруг СССР стала создаваться сеть военных баз.
Родились НАТО и Багдадский пакт.
Капиталистический мир попытался испробовать силу своего оружия в Корее и Вьетнаме.
В Организации Объединенных Наций на полный ход была запущена «машина голосования» и сколочен антисоциалистический, антисоветский блок.
Наиболее воинственные круги США опустили «железный занавес», за которым распоясывался маккартизм; пресса и антикоммунистическая пропаганда сеяли ложь, клевету, дезинформацию в отношении Советского Союза и стран народной демократии. Дело дошло до того, что даже слово «мир» бралось под подозрение и считалось чуть ли не коммунистической агитацией.
Дискриминация закупорила артерии международной торговли.
Некоторые американцы, и отнюдь не из числа лифтеров и уборщиков Капитолия, привлекали господа бога в свидетели того, что США призваны руководить миром. Это не было шуткой за стаканом виски со льдом, и бывший президент США Гарри Трумэн, представляя мир чем-то вроде купленного в рассрочку фордовского автомобиля, уже готовился сесть за руль мирового руководства.
А нам в то время приходилось нелегко. Но, упрямо сжав зубы, советские люди разбирали обломки разбитых бомбами и снарядами зданий, возводили срубы на пепелище, строили новые заводы, бессонными ночами штурмовали тайны атома и рассчитывали космические орбиты, мечтали и творили. У США уже была атомная бомба. У нас была великая цель, вера, единство. У нас был социализм. Родилась мировая социалистическая система.
Что победит?
Победил социализм.
Пришло время — и в Советском Союзе была испытана атомная бомба.
На восемь месяцев раньше, чем в США, у нас была создана водородная бомба.
Вскоре в Советском Союзе была запущена первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета.
Вступила в строй первая на земле советская атомная электростанция.
Кое-кто на Западе, привыкнув к стандартам капиталистического мышления, пророчествовал: Советский Союз перехватил у США позицию военной мощи и перейдет к политике диктата. А Советский Союз, руководствуясь идеалами коммунистического гуманизма, возглавил борьбу за мир. Некоторые политические недоросли Запада, понимая в человеколюбии не больше, чем воробей в драгоценностях, приняли это за слабость, самоутешались: значит, у коммунистов не все гладко.
Но нельзя строить небоскреб на фундаменте иллюзий.
4 октября 1957 года взлетел первый советский спутник. Он не только зримо прочертил американский небосвод от Атлантического до Тихого океана, но, хотя и не был для того предназначен, перечеркнул политику «с позиции силы», протер некоторым не в меру воинственным политикам глаза, затуманенные антисоветской пропагандой. «Скоро вечерней или утренней звездой Соединенных Штатов будет красная звезда, сделанная в Москве», — горько иронизировала тогда газета «Нью-Йорк таймс».
Сенатор Джексон назвал запуск спутника «опустошительным ударом по престижу Соединенных Штатов как лидера в научном и техническом мире».
Руководитель американского института физики Эмнер Хатчисон, отметив высокий авторитет, которым пользуются в Советском Союзе учителя и научные работники, заявил: «…молодежь нашей страны надо учить, чтобы сна осознала важность науки, иначе американский образ жизни будет отметен назад».
«Я не знаю ни одного события со времени русской ре-волюции 1917 года, которое настолько изменило бы к худшему безопасность и позиции нашей страны», — сокрушался бывший министр авиации США Финлеттер.
Маркис Чайлдс писал: «Потрясение, которое испытал американский народ, характеризовалось в то время как второй Пирл-Харбор».
Это была первая стадия — стадия уныния и переполоха.
Затем начался анализ.
Он привел к выводам, которые еще более потрясли Америку.
Спутником занялись американские военные. Его запуск подтверждал наличие у Советского Союза межконтинентальной баллистической ракеты и рушил все стратегические концепции, вырабатывавшиеся годами. Карты с радиусами действия авиации потеряли свой прежний смысл. США в случае войны перестали быть неуязвимыми. Система радиолокационных станций и аэродромов для истребителей-перехватчиков, стоившая миллиарды долларов, утрачивала свое значение — ракету не перехватишь и не остановишь. Военные базы и авианосцы становились лишь удобной мишенью. Война в ближайшей перспективе обретала глобальный характер. При термоядерном оружии это сулило катастрофу.
Экономистам спутник открыл глаза на гигантские успехи промышленности и сельского хозяйства Советского Союза. «Мы ощущаем на своем затылке дыхание русских», — писали американские газеты. «Мы должны признать растущие способности Советского Союза в экономической области… — заявлял Президент Эйзенхауэр в послании конгрессу. — Вызов в этой области нельзя игнорировать без самого серьезного риска для нашего образа жизни… Вопрос заключается в том, сумеет ли наша система свободной конкуренции, отстаиваемая нами, успешно принять на международной арене вызов, брошенный советскими лидерами».
Ученые западного мира по достоинству оценили масштабы советского просвещения и научных исследований, оценили и позавидовали их темпам и целеустремленности. Общественность Америки поняла, что ее слишком долго ловили на пропагандистской мякине, и потребовала объективных сведений о Советском Союзе.
Американская пропаганда начала подрываться на собственных минах.
Одновременно на Запад стало все больше проникать сведений об огромных успехах стран народной демократии. Жизнь поставила империалистов перед фактом: социалистический лагерь превратился в мощную мировую систему с процветающей экономикой и динамической политикой.
Симпатии народов Африки и Азии, ставших на путь национального освобождения и самостоятельного экономического развития, все более перемещались в сторону Москвы и лагеря социализма, потому что именно здесь они могли найти взаимопонимание и получить настоящую помощь. К каждому куску хлеба, который просили у него голодающие районы мира, капитализм в качестве обязательного довеска навязывал штык, танк, военную базу. Социализм неизменно исходил из солидарности трудящихся и оказывал бескорыстную помощь.
Пытаясь упаковать обширные районы Азии и Африки в контейнеры агрессивных пактов, привязывая интересы борющихся народов к интересам своей агрессивной политики, империалисты хотели сохранить эти районы как свой резерв. Но великий стрелочник — история — направил события вовсе не по тому пути. Огромные районы Азии и Африки стали не резервом империализма, а все более крепнущей силой на стороне подлинной свободы и мира.
Мечта правящих кругов США посидеть за рулем мирового руководства растаяла — руки, протянутые к нему, повисли в воздухе.
Новые идеи и новые тенденции одерживали историческую победу.
Джон Фостер Даллес, который после Дина Ачесона стал в оглобли политики «с позиции силы», все еще тащил свой воз, но это уже теряло практический смысл, так как для такой политики у Запада вообще и у США в частности не хватало самого существенного — реальной силы. Сам Даллес признавал: ««Политика сдерживания», по существу, не сдержала советский коммунизм. Что она сдержала, так это распространение морального влияния американской нации». Накануне своей смерти даже этот самый фанатичный оруженосец современного империализма начинал мало-помалу понимать, что в международной жизни произошли глубинные сдвиги и многие концепции Запада превратились в мертвые догмы.