Боги славянского и русского язычества. Общие представления
Немалое значение имело и то природное окружение, в котором прорастали побеги некогда единого древа, – ибо мало что столь же сильно влияет на отношение к окружающей действительности. Одно дело – богатое и теплое Средиземноморье; другое – горные массивы (Кавказ, например); третье – холодные северные фьорды в свете полярных сияний и уж совсем четвертое – лесная полоса. Именно в лесной полосе Европы жили те индоевропейские народы, которых в VI в. нашей эры авторы письменных источников начинают называть по неким признакам (прежде всего, вероятно, по общности языка и обычаев) славянами (склавинами) – используя, как теперь полагают ученые, их самоназвание. Не так важно для нас сейчас, какое именно междуречье – Вислы и Одера или Двины и Днепра – стало «точкой отсчета». Однако факт остается фактом: от Балтики до Византии, от Альп до Волги более или менее плотно заселили земли наши с вами прямые предки или, скажем так, родственники. Да, они разнились все больше и больше, но жили сходным, пусть и не одинаковым укладом: земледелие, животноводство, промыслы (охота, рыболовство, бортничество)…
В Центральной Европе, этом бурлящем котле племен и народов (от иных и имени-то до нас не дошло), или на юге Восточной Европы, в опасной близости от путей кочевников, вероятность нападения врагов всегда была выше. Да и сами тамошние славяне по нраву были… скажем так, пожестче, отнюдь не мирными землепашцами диковатого вида – от сохи да гумна.
«В древних обществах вообще практически сливались особенности хозяйствования, быта, культуры и религии. А потому и понять их можно лишь в комплексе. Это означает, что первостепенное внимание должно быть уделено именно этническим отношениям. Как правило, этносы древности и сохранялись до тех пор, пока их цементировала религия. Но и вливаясь в новую общность, распавшийся этнос привносил что-то свое, более или менее значительное, часто пробивающееся сквозь века через народность вплоть до наших времен. <… > речь идет не о сумме однопорядковых явлений и тенденций, и проивоборство их тем острее, чем ближе затрагиваются собственно социальные проблемы» (Кузьмин, 2005, с. 19).
И все же славяне сохраняли до поры (а во многом и по сей день) сходство языков, похожие обычаи и восприятие мира. Как было сказано, очень многое в этом восприятии роднило их с другими индоевропейскими народами, но именно у славян оказались одними из немногих членов большой индоевропейской семьи, сохранивших изначальные, древнейшие представления. Так уж, что называется, получилось, а почему – разбираться будем не здесь и не сейчас. Кроме того, они никогда не отказывались заимствовать что-то у своих соседей, а соседи, в свою очередь, заимствовали у них. Это и привело к частичному смешению и наложению верований, представлений и обрядности. Естественно ожидать, что так происходило в областях, где общение разных народов было более плотным и тесным.
В связи с вышеперечисленными обстоятельствами возникают вопросы, окончательного ответа на которые честные ученые до сих пор дать не в состоянии:
– успели ли славяне (помимо балтийских славян) до своего крещения в IX-XII вв. разработать сложную многоуровневую мифологию и, соответственно, развитые пантеоны?
– продолжалось ли «достраивание» славянской мифологии после крещения там, куда не добралось христианство или там, где славяне уцелели как этносы?
– какова степень влияния христианской религии на традиционные славянские верования – если учесть, что контакты с ее носителями начались задолго до крещения самих славян?
– какова мера влияния на известную нам мифологию и верования славян народов неиндоевропейских языковых групп?
– в каком соотношении между собою находятся верования различных славянских племен (с побережья Балтики и среднерусской равнины, Адриатики и Цент ральной Европы) и региональных групп (западные, восточные, южные)?
– до какой степени глубины допустимо проведение параллелей между славянскими божествами и божест вами индоевропейского, германских, кельтских, греческого, римского и других пантеонов?
Род и/или Стрибог?
Имя Род встречается в многочисленных церковных поучениях против восточнославянского язычества с XII по XVII в. (Мильков, 1999; с. 95, 101, 333, 366–367, Гальковский, 1913, т. 2).
Значение слова «Род» применительно к славянскому пантеону вызывает немало вопросов. И. И. Срезневский в числе синонимов слова «Род» приводит «геенна, огонь неугасимый». Он же указывает, что это – имя божества древних славян (Срезневский, 1989, т. 3, ч. 1, кол. 135– 138). В Слове Исайи пророка (XII в.) Род и Рожаницы как бы противопоставлены самому библейскому богу-творцу: «… Служат Богу и волю его творят, а не Роду, ни Роженицам, кумиром суетным…».
«Того ради не подобает хрстианом игр безовскых играти, иже ест плясание, гудба, песни мырскыя и жрътва идлъская, иже молятся огневи пре овином и вилам и Мокошии и Симу и Ръглу и Перуну и Роду и Рожаници… » – предупреждает Слово о мздоимании (Там же, c. 84–89).
В XVI в. в «Уставе преподобного Саввы» находим исповедальный вопрос: «Не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды, не молилася ли вилам, или Роду и рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши, пила и ела?» (Аничков, 1914, с. 267).
Казалось бы, особое положение Рода в славянском пантеоне вполне доказательно обосновано академиком Б. А. Рыбаковым (Рыбаков, 1981, с. 438–470). Отталкиваясь от обратного, он сделал широко известный вывод об исключительной роли Рода у славян, опираясь на текст: «...Вседержитель, иже единъ бесмертен и непогибающих творец, дуну бо человеку на лице дух жизни, и бысть человек в душю живу: то ти не Род седя на воздусех, мечеть на землю груды, и в том ражаются дети... Всем бо есть творец Бог, а не Род» (Слово о вдуновении). Справедливости ради отметим, что мысль не нова. Она появилась еще в XIX в., но в полной мере ее развил и явил миру Б. А. Рыбаков.
Большинство современных последователей природной веры вслед за Б. А. Рыбаковым, одним из наиболее ярких и в то же время неоднозначных по ряду высказываемых концепций [2] историков XX столетия – называют в качестве Бога-Творца именно Рода.
«Обожествление Рода вряд ли случайно. Священный смысл божества заключен в его имени, и каким бы ни было это имя, до нас не дошедшее, символично, что табуировавшее его слово было словом Родъ. Еще в прошлом веке К. Н. Бестужев-Рюмин писал: “Что касается Рода, то нечего искать в нем предка, а надо остановиться на свидетельстве одной рукописи XVI века, приводимой Н. В. Калачевым: “То ти не Род седя на воздусе мечет на землю груды, и в том рождаются дети”. Таким образом, Род не есть олицетворение рода (gens), а сам создатель” (1872, с. 24). Б. А. Рыбаков считает это указание важным и согласен с Бестужевым-Рюминым, а между тем в его работе ясно говорится: “не Род” все это делает, а кто-то другой, и ниже становится ясным, кто именно: “Всем бо есть творец бог, а не Род” (Рыбаков, 1981, с. 449). Согласиться с тем, что язычники противопоставляют Рода христианскому Богу, значит утверждать единобожие древних славян, что, конечно же, странно. Славяне – язычники, они поклонялись многим богам, которых христиане назвали впоследствии бесами. Родъ, скорее всего, – выражение обобщенного представления культа предков и плодородия, на что указывает и этимология корня (*ărd– ‘успех, урожай, прибыль’, но и ‘забота’; см.: Трубачев, 1959; на с. 152 говорится о том, что корень имеет также значение ’происхождение’). Лишь в позднейшей традиции Родъ упоминается наряду с наименованиями атрибутов “воинского бога”, обычно свойственных Перуну: гром и молния (Рыбаков, 1981, с. 452)» (Колесов, 2000, с. 24–25).
Однако при внимательном прочтении текста, а главное, знакомстве с другими источниками, возникает достаточно много замечаний и вопросов к его представлениям о язычестве древних славян. Например, из текста «Слова о вдуновении…» никак не следует, что именно Род является богом-творцом, хотя именно ему противопоставляется. Можно сделать лишь вывод, что Род, по представлениям язычников, участвует в зачатии и/или рождении детей, а также как-то соотнесен с воздушной стихией.