Искусство проклинать (СИ)
Маринка — особая статья. Нам её всучили, когда умер Багратян, и стало ясно, что за приёмщика и мастера сразу я не потяну. Нас «очень попросили» так, что отказаться было — себе дороже, и мы не смогли отказаться. Девчонка умеет, при случае, сделать мелкий ремонт, раскатать кольцо, — и это пока всё. Главная её обязанность — приём заказов, текущая документация, продажа с витрины, за что полагается вполне приличная твёрдая ставка.
Сотрудница она, в общем, терпимая, самая молодая в мастерской, и красавица чуть ли не с мировыми стандартами, прошлогодняя «Мисс Город». Такое звание добавляет ей, конечно, взбалмошности, склонности к капризам, но она не конфликтует с нами — для этого имеются «табуны кавалеров и прочих почитателей», которые, по Витькиному мнению, рождаются и живут именно с целью «ублажать прелестниц». Мы единодушно закрываем глаза и на «дежурство» очередного поклонника под дверью и на частые отлучки Маринки в парикмахерскую к подружке, раз она справляется со своей основной работой.
Моя жизнь вступила в новую фазу, тихую, неторопливую, заполненную житейскими заботами и обыденными мелочами. Это меня устраивает, — я не хочу ничего менять. Даже незначительное покушение на моё спокойное размеренное существование (пусть дурак назовёт его мещанским), я принимаю как смертельную обиду. Правда, в бой за независимость и свободу уже не кинусь, — я стала умная, но крепко рассержусь. Все мои войны закончились, а лучшая гарантия суверенитета — экономическая независимость и собственное единовластие.
Вторник — Витькин «музыкальный день», и он замучил нас трагическими речитативами и вскриками Виктора Цоя. Я сижу к этому пылкому меломану спиной, напротив Ашота, и, если нас с Ашотом разделяет два стола, то между мной и Витькой — только невысокий стеллаж с оборудованием. Звук льётся свободно и громко, прямо в мои многострадальные уши. Деликатный Ашот, обычно, включает свои восточные мотивы негромко, на среднюю слышимость радиоточки, Витьке же необходима неистовая страсть. К обеду я «захотела перемен» больше, чем кто либо, о чём незамедлительно сообщила через плечо.
— Ладно, Тиночка, после обеда врублю Высоцкого. Тебе понравится! — пообещал Витька и магнитофон умолк. Ашот улыбнулся мне глазами, расправляя острые плечи, и накрыл своё «рабочее поле» куском полотна, пропитанным «Антипылью». Он всегда свято соблюдает и советы, и заветы, и привычки отца.
— В виде компенсации за причинённые неудобства, приглашаю всех на осетрину по-корейски в Поплавок — нараспев провозгласил Витька и гордо добавил: Я угощаю.
«Все» засобирались, засуетились, и, — больше других — Маринка, которой понадобилось срочно навести красоту, а потом позвонить Ленке в парикмахерскую, чтобы сообщить, что Пицца на сегодня отменяется. Витька тут же пригласил и Ленку, и мы, на двух машинах, отправились на другой конец города.
Поплавок — уютный ресторанчик на старой барже, отходившей свой век и навсегда причаленный к берегу, держат Паки — Витькин брат и двоюродная сестра с мужем.
Тая — чистокровная кореянка, маленькая, изящная и невозмутимая, совсем не похожа на Витьку. Он полукровка от русской матери, а поэтому шатен, выше меня ростом, светлокожий и сероглазый. Корейская часть крови видна в нём только чуть заметным намёком на некоторую «калмыковатость» и гладкостью ровной мелкопористой кожи. Даже манеры у него «русские народные», как он любит прихвастнуть, но, на самом деле, довольно сдержанные и вполне корректные.
Мы хорошо посидели, отведали кучу дальневосточных деликатесов и были довольны. Тая сама рекомендовала каждое новое блюдо, и, особенно, — мне. Я люблю корейские овощи, часто заказываю их через Витьку, а красная рыба — это вообще верх наслаждения для любого гурмана.
Потом Витька попросил принести шампанское и, многозначительно ухмыляясь, поднял указательный палец над головой.
— Я хочу сказать вам, друзья мои, что наше маленькое торжество не случайность! Отгадайте — ка, что мы сегодня празднуем, и победитель получит приз!
— Ты, кажется, снова собираешься…. стать папой — рекламным голосом проворковала Маринка, а Ленка добавила под аккомпанемент нашего смеха: В четвёртый раз!
Лев Борисыч предположил крупное денежное пособие от родственников с исторической родины, а я съехидничала насчёт возобновления учёбы в институте, заброшенной много лет назад. Когда мы умолкли, Ашотик мечтательно задумался, медленно покручивая тонкими гибкими пальцами бокал с «колой».
— Ты в сотый раз выиграл «Фольксваген» в своей дурацкой почтовой фирме — сказал он.
— Вот он! Вот он победитель! — радостно заорал Витька, и кинулся пожимать Ашоту руку, а мы снова захохотали.
Витькина жена, соблазнённая подругой, выписала себе по почте «модные и дешёвые ботиночки» в одной фирме. Ботиночки развалились на втором месяце эксплуатации, стойко выдержав, всё же, гарантийный месячный срок, а фирма, с завидным, достойным уважения постоянством, стала высылать неосторожному заказчику рекламные каталоги. Товары в каталогах предлагались одни и те же, — сомнительного качества и вида, но азарт и старание, с которыми они рекламировались, были достойны особого внимания всех Витькиных друзей и сотрудников.
Перипетии взаимоотношений Витьки с фирмой-«прилипалой» были интересными, богатыми на события и разнообразие форм. Поначалу он ещё пытался несколько раз уведомить «уважаемую администрацию» о своем недовольстве их назойливостью, но через год замолчал, а рекламные акции продолжались ещё не один год. Несмотря на упорное нежелание абонента общаться, «уважаемая администрация» не оставила своего намерения осчастливить этого недотёпу и обещала ему множество льгот, одну выгоднее другой.
Он мог получить всевозможные скидки, комбинируя свои заказы, мог, заказав пару лотов, сыграть в денежно — вещевую лотерею, мог, всё с той же парой заказов, получить право выбрать приз за привлечение новых клиентов, и проч., и проч… К третьему году односторонней переписки, фирма учредила призы для постоянных клиентов и среди них — автомобиль, причём шансы нашего коллеги — бирюка всё время увеличивались.
Сначала ему посылали фотографии вожделенных выигрышей, потом выбор претендентов определился, и этот счастливчик получил в конверте с рекламным буклетом ключ. Ему нужно было только заполнить купон на согласие в розыгрыше лотереи и заказать всё ту же пару лотов. Великодушно прощая Витьке его нежелание сотрудничать, фирма стала присылать ему фотографии фольксвагена чуть ли не ежемесячно, вместе со списком вероятных победителей, возглавляемым Виктором Паком.
Он уже имел право взять вместо машины деньги, или, если согласен на фольк, выбрать для него цвет по предложенным образцам после (всего-то — навсего!) заказанных двух лотов и заполнения документов на владение «немецким народным автомобилем»…
Никто в городе из двух-трех сотен злополучных клиентов этой фирмы, получивших подобные «верительные грамоты» со своей фамилией во главе списка победителей, не получил за это время столько поздравлений, сколько Витька от нас. И никто из них не имел специально выделенного под «почтовые реликвии» места на старой стеклянной витрине возле умывальника, пополняемого и лелеемого всем коллективом!
Витька выложил на стол очередной ключ с сопутствующими документами, и мы занялись подсчётами его новых трофеев. Потом выпили за несомненный пятикратный выигрыш счастливчика и на работу возвратились только к двум часам. Никаких трудовых успехов, разумеется, уже не получилось. Гулять, так гулять, а работать — так работать. Не зря я не люблю смешивать два этих занятия. Хотелось спать или просто сидеть и болтать под музыку.
Ашот презентовал свой приз — коробку конфет, Маринке, и она слегка покапризничала. Я знаю, что ей хотелось бы получать мой «ежедневный цветок» в ставшую культовой богемскую вазу, и никакие букеты от армии поклонников, благоухающие возле приёмного окошка, не стоят этого скромного знака отличия. Но наши мужчины упорно делают ей «сладкие подношения», а для меня каждое утро приносят цветок: Лев Борисыч — розу или фиалки, Ашот — белую лилию, а Витька — хризантему, гвоздику или ирис, в зависимости от времени года, иногда просто цветущую веточку.