Ожерелье от Булгари

11.50 утра.
– Тут вас ваш бывший искал, – сообщил мистер Циглер Грейс, когда она уходила. – Этот парень может быстро двигаться, когда ему надо. Он сказал, что это было покушением. Слава Богу, что не пришлось отскребать кровь и кишки с тротуара.
А ведь он, да будет ей известно, даже ходил к врачу из-за тошноты, вызванной кухонными запахами.
Но Грейс почти не слушала. «Русские!» – подумала она.
Прошло уже целых пять лет с того дня, как Грейс сказала Барли, что русские наверняка решат, будто «Озорная опера» – своего рода спонсируемое государством секс-шоу, стоящее примерно как Домский собор, только обеспечивающее лучший возврат капиталовложений. И они не очень-то обрадуются, когда обнаружат, что это вовсе не секс-шоу.
– Глупышка ты, Грейс, – ответил тогда Барли, чмокнув ее в лоб. – Предоставь волноваться мне.
И вот теперь она боялась за Барли, но, вернувшись в мастерскую, не стала говорить об этом Уолтеру. В восемнадцать лет она бы все ему рассказала. В тридцать два она стала умнее. Вот что значит жизненный опыт.
2 часа дня.
Отлет рейса Кармайкла на Веллингтон, Новая Зеландия. Тоби наконец ответил по мобильному телефону и попросил Кармайкла приехать к нему. Все хорошо.
Эмили с собакой сели в поезд до Йорка. Хорошее что она оказалась среди любителей животных, потому что из-за нервного стресса пес писает на столбы возле буфета.
Грейс отправляется к парикмахеру в «Харродс», где заодно договаривается насчет маникюра. Это единственное место во всем Лондоне, где не корчат рожи при виде запущенных ногтей, а Грейс в последнее время помогала Уолтеру готовить холсты для Манхэттенской галереи. Она намеревалась купить себе вечернее платье для приема, но когда дошло до дела, оказалось, что времени совсем не остается. Ладно, она наденет свое счастливое платье из жатого пурпурного бархата, то самое, цвета распустившейся розы. Ткань снова становится модной, и ее даже не нужно гладить.
Леди Джулиет направляется в банк в Найтсбридже и забирает египетское ожерелье из депозитного сейфа, кладет в сумочку от «Уэйтроз» вместе с покупками и едет домой на метро. Если она что и ненавидит, так это тратить деньги на такси. Она наденет белое платье, в котором ее изобразил на портрете Уолтер Уэллс.
3 часа дня-4 часа дня
Скоро Рождество, Во всем чувствуется приближение праздника. В офисах и конторах народ изо всех сил старается покончить с делами к концу следующей недели. А потом некому будет отвечать на телефонные звонки, и чинить компьютеры, а электронная почта не сможет справиться с лавиной поздравительных посланий. И только со второй недели января школы начнут работать, и все вернется в привычное русло.
В департаменте торговли и промышленности наконец-то пришли к согласию насчет проекта «Озорной оперы». То, что это вообще обсуждалось, должно было остаться в тайне, но колебания на фондовой бирже показали обратное. Сэр Рон, улыбаясь, уходит домой к леди Джулиет.
Они ухитрились провести полчасика в постели. Она не сказала ему, что добиралась на метро. Его бы удар хватил. И не сказала, что после беседы с Чандри решила сделать подтяжку лица. Не липосакцию, это так жутко звучит! Она подождет, когда сэр Рон отправится куда-нибудь в деловую поездку, затем нырнет в клинику – и дело в шляпе. Она с нетерпением ждала приема у Солтов, Интересно, что наденет Дорис? Леди Джулиет надеялась, что Дорис не держит на нее зла за то, что ее платье ушло с аукциона маленьким страдающим детям. Она, леди Джулиет, вообще-то буквально выкрутила ей руки. Но это ведь ради благого дела. Пора ей простить Дорис за то, что та не ответила на приглашение, а просто-напросто явилась на аукцион, и вернуть ее в список гостей.
4.15 дня.
В тихом зале, заседаний топ-менеджеры телевизионной корпорации обсуждают недостатки в обеспечении безопасности и прочие деликатные темы, многие из которых касаются Дорис Дюбуа. До них дошла некая кассета. Ее прислали анонимно, передав через охрану главе отдела драмы и культуры. Конечно, служащие вольны делать в своей личной жизни все, что им заблагорассудится, но не должны вредить репутации фирмы и уж, безусловно, не предлагать телевизионные съемки в обмен на личные услуги. Что, если пленку отправят в газеты? Шум поднимется такой, что это может даже стоить им лицензии на вещание. Когда речь идет о созданных ими же самими знаменитостях, корпорации следует соблюдать крайнюю осторожность, это само собой разумеется. Но Дорис Дюбуа – общественная фигура. Обижая ее, они обижают зрителей, тех самых, которых обязаны ублажать. В этом есть некое внутреннее противоречие, как указал глава отдела документальных фильмов. Не бывает такого феномена, как «надежная знаменитость». Надежные люди скучны, а это последнее, что нужно зрителям. Так что опасность скандала есть всегда. «Чтобы не попасть в беду, – процитировал он, – рядом с няней я иду». Все повернулись к нему, и он понял, что поддерживать Дорис Дюбуа отныне и впредь означает быть заподозренным в связи с ней. И заткнулся. У него никогда не было связи с Дорис, как и у большинства присутствующих здесь мужчин и женщин. Но репутация есть репутация, и как только у девушки она подмочена, то исправить ее трудновато. Это известно еще со времен Джейн Остин.
Дискуссия продолжается. Охранник, удравший сломя голову и оказавшийся в пятой студии, – ситуация, с которой Дорис отлично справилась, и это зачли ей как плюс. Они очень дотошны, эти менеджеры: он оказался нелегальным иммигрантом, а все его бумаги – чистейшей фальшивкой. Отдел по подбору персонала следовало бы поджарить за это на медленном огне, ведь предупреждали, что требования к потенциальным сотрудникам должны быть ужесточены, если мы хотим добиться нужной эффективности. Так или иначе, но поиск средств для актуальных программ становится проблематичным. И в этом менеджеры видят решение проблемы с Дорис. «Мир искусств» придется прикрыть, как слишком дорогую в расчете на одну зрительскую единицу программу, а так оно наверняка и окажется, если отбросить качество и учитывать лишь затратную часть. Собственно, о чем говорить, если старую истину – конечно, не совсем вписывающуюся в современный культурный климат, – что зритель уровня А равен 1,2 зрителя более низкого уровня, убрали из всех учебников. Они сделают это немедленно. Руководитель отдела, в котором числится Дорис, уходит с совещания, чтобы донести до нее последние новости. И ему совсем не до улыбок. Он пытается связаться с Дорис по мобильному телефону, но не может дозвониться.
4.35 дня.
Дорис находится на Южной Молтон-стрит, забирает копию огненного платья, которое леди Джулиет буквально стащила с нее на благотворительном аукционе пару месяцев назад. Дорис заказала точно такое же и уже заставила уволить двух портних за неровные стежки. Та, которую выгнали на прошлой неделе, была довольно красивой девушкой с Гаити, она скрипела зубами во время работы и раздражала клиентов.
– Уверена, что она очень экзотична, – сказала Дорис, – но она просто не умеет шить. Вы потеряете куда больше клиентов, чем приобретете.
Девушка, услышав разговор, наставила на Дорис два пальца и была тут же уволена.
Дорис на мгновение перепугалась. Уж не наложили ли на нее проклятие? Впрочем, вечером она наденет свое ожерелье от Булгари с древними монетами, и этого наверняка будет достаточно, чтобы отогнать любое зло. Дорис посмеялась над собственной суеверностью.
Жаль, что она не сможет сегодня надеть египетское ожерелье, как планировала, или хотя бы равное ему в плане цены и камней. Но портрет наглядно продемонстрирует, насколько лучше это ожерелье смотрится на ней, Дорис Дюбуа, чем на леди Джулиет. Ей не терпелось увидеть физиономию леди Джулиет, когда с портрета сдернут вуаль. Чванливая старая корова. Дорис пожалела, что у нее не те родители, которых можно пригласить на прием в честь дня рождения собственного мужа, но ей не повезло, и вопрос исчерпан. Если бы речь шла только об отце… с ним-то как раз все в порядке, но он не ходит один ни на какие мероприятия и жутко сердится, если настаивают.