Горячий декабрь (ЛП)

Затем снова она вспоминала его двухметровый рост, широкие плечи и то, как он был раздражающе хорош в постели. Она знала это благодаря «той ночи» полгода назад. И это означало, что ей немного его жаль. Совсем чуточку. Но она ему это не скажет. Ему не нужно знать, что он ей нравится. Чем меньше он будет об этом знать, тем лучше.
– Бедный Ян, – хмыкнула она, качая головой. – Жертва желания. О твоей жизни можно снять фильм. Мы можем попросить сыграть тебя Криса Хемсворта. У вас одинаковый цвет волос. И плечи. Я помню об этом, потому что кусала их.
– Ты кусала плечи Криса Хемсворта?
– Леди так не поступают. Жаль, что я не леди.
– Искра. – Он хотел скрестить руки на груди, но передумал. Вместо этого он засунул руки в карманы, будто там им будет безопаснее.
– Ян.
– Тебе не стоит называть меня Яном. Когда ты называешь меня так, люди начинают думать, что мы больше, чем босс и подчиненная.
– Как-то раз я заскочила в твой душ, чтобы смыть твою сперму со своей спины после продолжительного секса раком. А теперь... скажи мне, насколько мы просто босс и подчиненная.
– Ты, – сказал он.
– Я.
– Зачем мне это терпеть? – спросил он. – Какая-то скрытая форма мазохизма, да?
– Это все волосы, да? – Она пробежала пальцами по своим коротким розово-красным волосам, поднимая их еще выше. Это был классический панковский вид, согласно Сюзетте, стилисту с большим количеством пирсинга, которая уговорила Искру отрезать ее длинные волосы и превратить их в короткую стрижку два года назад. Длинные волосы и строительные площадки несовместимы. Кроме того, ей нравилось пугать на работе старичков, которые до сих пор думали, что короткие волосы признак лесбиянки или коммунистки. Не то, чтобы ее волновало, что ее примут за лесбиянку. Но коммунистка? О, пожалуйста. Социалистка, может быть, но коммунистка? Нелепо.
– Что ты хочешь? – спросил он. – Пожалуйста, скажи мне и покинь мой офис, чтобы я, знаешь ли, мог делать то, что делаю.
– Дрочить, думая обо мне?
– Искра, пожалуйста. – Казалось, ему было дико неудобно, что она чуть не рассмеялась. Нечасто такой сильный и красивый мужчина, как Ян Эшер выглядел таким неуверенным. Это было в некоторой степени восхитительно. И мучить его вот так было в удовольствие.
– Ты же знаешь, это не настоящее мое имя. Меня зовут Вероника. Можешь сказать это. Ты звал меня Вероникой той ночью. Я имею в виду «той ночью», – уточнила она, изображая пальцами кавычки.
– Все зовут тебя Искра.
– Ты звал меня Вероникой, когда был во мне.
– Искра, черт возьми...
– Меня зовут не «черт возьми». Скажи, как меня зовут, и я скажу тебе, почему я здесь.
– Искра, я не…
– Произнеси мое имя, и я скажу тебе, почему нахожусь тут. А после я оставлю тебя в покое. Или в беспокойстве. Зависит от того, насколько я раздражена сегодня.
– В беспокойстве будет точнее, – заметил он. – Мне нужно быть железным рядом с тобой. Ты настоящее землетрясение.
– Это самый сексуальный комплимент от мужчины в мой адрес.
Ян вытащил руки из карманов, встал в полный рост и сделал шаг вперед, достаточно близко, чтобы при желании наклониться и поцеловать ее. К несчастью, он не должен был этого хотеть.
– Вероника… – сказал он тихо, почти прошептал, и этот шепот был похож на то, как он произносил ее имя той глупой ночью. Ее план измучить его оборачивался против нее. Теперь и она вспоминала обо всем... все, что, как она пыталась притвориться, ничего для нее не значило. Никаких притворств, когда он произносит ее имя, не тогда, когда смотрит на нее так.
Однажды вечером они вышли выпить после работы, их было шестеро, она, Ян и шестеро ребят. Все четверо были женаты, им нужно было рано домой. Она и Ян задержались в баре. Разговаривали, но не о работе, а об искусстве. Его отец нанял ее, не Ян, и он не знал, что она научилась сварке, потому что в свободное время занималась металлическими скульптурами. Он понял, что она научилась этому от отца, так же, как и он попал в строительный бизнес. Она показала ему фото шестифутового розового куста, который она сварила из алюминия и меди, и он назвал это шедевром. А после шедевром он назвал ее. И прежде, чем оба успели это осознать, они уже целовались. Всю дорогу к нему домой они целовались, и теперь, шесть месяцев спустя, она все еще думала об этом.
– Я увольняюсь, – сообщила она.
Ян так округлил глаза, что она почти рассмеялась.
– Что?
– Я увольняюсь. Вот мое заявление.
Ян отступил, очевидно, в шоке.
– Ты увольняешься.
– Я думаю, именно это я и сказала. Позволь отмотать назад. – Она притворно отмотала назад пленку и кивнула. – Да, это я и сказала. Я увольняюсь.
– Почему? Это из-за…
– Того, что мы трахались? Нет. Не льсти себе.
– Я не… – Он вздохнул. – Я не льстил. Я знаю, что ты была не в восторге от того, как я поступил.
– Ты бросил меня после одной ночи и сказал, что не можешь встречаться с подчиненной.
– Я не это сказал. Я сказал, что я твой босс, поэтому не могу встречаться с тобой. Ты же помнишь это?
– Только еще две недели.
– Что ты собираешься делать?
– Я получила новую работу. Работу получше.
– Лучше? Лучше, чем здесь?
Она чуть не закатила глаза.
– Да, Ян, верь или нет, некоторые люди, как, о... женщины, например, не считают работу только с мужчинами идеальным сценарием. Мне нравятся парни. Мы неплохо ладим. Но мне нравятся женщины. И я хотела бы, чтобы они присутствовали в моей жизни. Я бы так же хотела иметь работу, где мне не надо заниматься сваркой весь день, а потом идти домой и снова варить. Ты ведь не станешь винить меня за это.
– Нет, не стану. Ты задержалась здесь дольше, чем кто-либо ожидал.
– Мне пришлось бороться, чтобы заслужить уважение коллектива. Я немного устала от того, что боролась за то, чтобы ко мне относились как к человеку. Ты ведь не станешь и за это меня винить?
– Нет. – Ян кивнул. – Итак...куда ты уходишь?
– Ты знаешь Кловер Грин? Она владеет теплицей по шоссе.
– Да, Кловер потрясающая. Я купил у нее газонокосилку.
– Я ее новый ассистент. Оплата такая же, как и тут, но часов меньше, и не так тяжело. Мне не нравится возвращаться домой слишком уставшей и быть не в состоянии лепить. Я слишком долго откладывала эту часть своей жизни в дальний ящик. Больше мне этого не хочется. Что-то придется отдать, – сказала она.
– Твое искусство важно для тебя, – сказал он. – Я это ценю. Мне не хочется тебя терять. Мы не найдем такого же хорошего сварщика, как ты.
– Найдете. Но вы не найдете такого же веселого, как я.
– Ты повесила гайки для грузовиков мне на бампер, чтобы наказать меня за то, что я сказал, что мы не сможем спать вместе дальше.
– И что? Это всего лишь шутка.
– Ты не повесила их мне на бампер. Ты приварила их мне на бампер. Гигантские. Металлические. Яйца.
– Все равно твоему грузовику был нужен новый бампер, и ты знаешь это.
– Искра... – Она понимала, что он хочет что-то сказать, но не позволит ему это сделать. Ну, она понимала его чувства. Она хотела сказать кое-что уже шесть месяцев. Если бы только она могла заварить себе рот.
– Пожалуйста, – сказала она.
– Погоди, я не говорил спасибо.
– Я поняла, что ты хочешь поблагодарить меня за то, что я ухожу. Я знаю, что была... – Она замолчала, пытаясь подобрать нужное слово. – Сложным работником. Я знаю, что без меня тебе будет удобнее.
– Лучше неудобно, но с тобой.
– Лучше работать на женщину, которую я уважаю.
– Чем на мужчину, которого не можешь уважать? – спросил он, встречаясь с ней взглядом. Его челюсти плотно сжались. Она его обидела.
– Я уважаю тебя, – сказала она также тихо, как и он раньше произнес ее настоящее имя. – Правда. Что я имею в виду... Я бы лучше работала на женщину, к которой не испытываю чувств, чем на мужчину, к которому испытываю. Не стоило говорить об уважении. Я, правда, тебя уважаю. Ты мне не очень нравишься, но я тебя уважаю.