Дамасские ворота

— Мистер Эриксен?
Эриксен пожал ему руку, мягко, как водилось у современных много путешествующих американцев, в отличие от костоломной хватки Честного Эйба [111] в былые времена. Сел напротив Лукаса. Второй был доктор Гордон Лестрейд. Англичанин Лестрейд протянул руку с таким видом, словно обычай обмениваться рукопожатием был безнадежным курьезом. Лукас объяснил, с какой целью искал с ним встречи: он пишет статью об иерусалимском синдроме. Эриксен задумчиво и серьезно посмотрел на него. Доктор Лестрейд глупо ухмыльнулся.
— Ежегодно сотни тысяч христиан едут отовсюду в землю Израильскую, мистер Лукас, — сказал Эриксен. — Они приезжают, а потом испытывают душевный подъем всю оставшуюся жизнь. Лишь на небольшой горсточке это сказывается не вполне благоприятно.
Впечатление было такое, что он слушает заготовленный ответ. Лукас решил парировать его такой же заготовкой:
— Но религиозная одержимость — интересное явление. Она кое-что говорит о природе веры.
— Средства массовой информации делают из верующих маргиналов, — заявил Эриксен. — Посмотрите, что показывают по телевизору, в кинотеатрах, — верующий всегда отрицательный герой. Иногда просто ханжа, но обычно преступник — сумасшедший и убийца.
— Очевидное меня не занимает, — сказал Лукас.
Он не стал добавлять, что имеет диплом религиоведа. Это только возмутит их.
— Хорошо, — сказал Эриксен. — Чем я могу вам помочь?
— Я полагал, что мы могли бы начать с Галилейского Дома. Как вы там оказались. Каково его назначение.
— Изначально он предназначался как странноприимный дом для прихожан евангельских церквей, — ответил Эриксен. — Некогда здесь к ним относились как к чужакам.
— А сейчас?
— Сейчас мы продолжаем принимать отдельных паломников. Но больше занимаемся исследованиями в области библейской археологии. Это сфера доктора Лестрейда.
— Вы работаете здесь? — спросил Лукас Лестрейда.
Лестрейд повернулся к Эриксену за ответом. На его лице по-прежнему стыла странная неприятная улыбка, — возможно, уж было подумал Лукас, следствие непроизвольного сокращения мышц или еще какой патологии.
— Теперь не очень много, — сказал Эриксен. — Сюда, в Масаду, в Кумран и к горе Искушения [112], мы возим паломников.
— Я решил, что у вас особый интерес к ессеям?
— В настоящее время мы работаем в Иерусалиме, — ответил Эриксен. — На раскопках у Храмовой горы. Приходите посмотреть наше новое место работы. Это в районе Новый Катамон.
— А, да, — сказал Лукас. — Знаю.
— Если желаете, — предложил Эриксен, — можете поехать с нами завтра. Мы везем нашу группу на Джебель-Каранталь.
Лукас недоуменно посмотрел на него.
Странный доктор Лестрейд пришел ему на помощь.
— На гору Искушения, — пояснил он. — Видно, не знаете истории, связанной с этим местом.
— Вообще-то, знаю.
Он было собрался отказаться от предложения, но одумался. Показалось заманчивым провести ночь в пустыне, и стало любопытно, зачем Эриксен возит паломников на гору Искушения.
— Мы отправляемся утром, в половине шестого, — сказал Эриксен. — Вас это устроит? Места в автобусе предостаточно.
— Буду готов к этому времени, — сказал он. — Я на машине.
Ночь тянулась медленно. Кафетерий закрылся в семь, автобусы уехали в город, и в центре оставались лишь несколько заночевавших гостей, кроме группы Эриксена. Одно крыло гостиницы было зарезервировано для нее, и до бродившего по саду Лукаса доносилась их оживленная болтовня. Но после девяти тишина и темнота опустились на пустыню и сама жизнь словно прекратилась.
Спускаясь к невидимой сернокислой воде, Лукас неожиданно услышал вибрирующий звук и увидел скользящий свет патрульного вертолета, выхвативший холмистую местность где-то в миле от него. Затем вертолет развернулся и улетел и сторону мыса Костиган; вновь наступила тьма. Лукас зашагал обратно к гостинице. Возле одной из пластиковых колонн перед рядом дверей он наткнулся на доктора Лестрейда, буквально с головы до ног закутанного в полотенца.
— Едете с нами, Лукас?
Весь запеленутый, с загадочной улыбкой на лице, Лестрейд походил на статую ханаанского божества, и очки в черной оправе таинственным образом усиливали сходство.
— Полагаю, что да.
— Вы действительно знаете, чем была гора Искушения?
— Разумеется, — ответил Лукас. — Я посещаю музеи искусств.
— Вы американский еврей, не так ли?
— Верно.
— И чувствуете особую тягу к этой земле? Чувствуете, что вернулись домой?
— Доктор Лестрейд, — спросил Лукас, — вы дурите мне голову?
— Нет, — ответил Лестрейд. — Я всегда интересуюсь. Покойной ночи.
И он исчез, словно призрак, которого напоминал.
  
10
 
Когда Лукас поднялся рано утром, паломники из Галилейского Дома уже толклись возле автобуса. Большинство одето чересчур по-американски: сплошные белые мокасины, лаймово-желтые слаксы и клетчатые шорты-бермуды. Набожные иностранцы в Израиле вечно выглядели до нелепости старомодно в стремлении следовать своим национальным стереотипам. Бродя среди них и на ходу завтракая перезрелыми фруктами, которые купил накануне, Лукас слышал также канадскую, австралийскую речь, речь со всех концов земли, где давал представления цирк Галилейского Дома.
Подошел доктор Лестрейд:
— Послушайте, можно я поеду с вами?
Лукас не возражал, предположив, что доктор жаждет пропустить глоточек в долгом пути.
Следом за автобусом они выехали с гостиничной стоянки и свернули на дорогу в Иерусалим и Иерихон.
— Похоже, ваши паломники не скучают, — сказал Лукас.
— О да. Типичный народ.
Конечно, подумал Лукас, такие они и есть, хотя его чувство патриотизма было уязвлено.
— Что, они все такие?
— Для меня они все одинаковы, — сказал Лестрейд. — Для вас, возможно, и нет.
— Говорят, типы существуют только в искусстве, доктор. Но не в жизни.
— Гм, а если б мы могли заглянуть друг другу в душу?
Эти слова заставили Лукаса замолчать на несколько миль. В конце концов он поинтересовался:
— Вы лицо духовное, доктор?
— Избави боже! Я археолог.
— Специализируетесь на библейских местах?
— С недавних пор.
— А с Галилейским Домом что вас связывает?
— Я у них научный консультант.
— Даете советы, где искать Ноев ковчег? Такого рода? — рискнул пошутить Лукас.
— Ноев ковчег, — повторил Лестрейд. — Это хорошо. Нет, на самом деле я не сотрудник Дома. Я настоящий археолог, на свой скромный лад. Веду полевые исследования. Иногда рассказываю о Кумране и ессеях.
Прежде чем Лукас успел извиниться, Лестрейд продолжил.
— Это, как ее называют, Святая земля, — произнес он тоном насмешливо-возвышенным. — Здесь есть действительно библейские места. То есть где что-то происходило, да? Что-то, о чем мы до сих пор узнаём.
— Какие-нибудь новые находки?
— О, вы будете поражены. На кого, говорите, вы работаете?
— Был пишущим редактором «Харперc мэгэзин». Сейчас работаю над книгой.
— Надо же! — воскликнул Лестрейд. — Я тоже.
— Но моя о религиозных сектах. Не об археологии. И бывает, пишу статьи на разные темы.
— Ну, работая на Дом, поневоле становишься узким специалистом. Мы работали на Масличной горе и в кумранских пещерах. И разумеется, на Храмовой горе.
— Я думал, раскопки там запрещены.
— Не совсем. И не для нас.
— Что нового узнали о горе?
— Дом очень интересуется Вторым храмом и святая святых. Размеры и так далее. Все это кое-где описано.
— Вы имеете в виду Талмуд?
— Не только в Талмуде.
— Где еще?
— Простите, — сказал доктор Лестрейд. — Это все, что я могу сказать. У Дома есть сотрудник по связям с общественностью. Лучше будет обратиться к нему.
По дороге в Иерихон Лестрейд пустился в воспоминания о забавных случаях из его общения с типичными паломниками.