Вернуться живым
Пылящая и дымящая техника поползла за нами, медленно разворачивалась. За Головским увязался только «кунг» комбата. Вдвоем они продолжили погоню за водовозами.
«Ну и черт с ним, балбес слеподырый, у скважины развернется, когда поймет, что едет не туда и сзади нет никого», – подумал я про себя.
Все увязавшиеся за нами экипажи с удивлением наблюдали за этим странным маневром, но, чертыхаясь и матерясь, проделали то же самое. Вереница машин вытянулась в нужном направлении, и вскоре мы были в недавно покинутом лагере. Кто-то из командиров понял, что двигаться нужно в обратном направлении, повернул раньше. Поэтому поток встречных машин прекратился. Возвратившиеся, по команде регулировщика, пристроились за несколькими последними бензовозами и не спеша поехали в сторону Талукана.
– Саня! Давай распределимся по машинам! Я поеду на третьей, сержант Юревич на второй, а ты на первой. На тех двух БМП сержанты совсем молодые, могут растеряться при обстреле.
Взводный согласился, и мы с Юревичем сменили броню. Сержант побежал на шестьсот восьмую, а я на шестьсот девятую.
– Юра, если обстрел – не тушуйся! – наставлял я сержанта, топая по обочине дороги. – Сразу открывай огонь во все стороны из всего, что стреляет! Места для нас новые, незнакомые, «духи» тут наглые и, как я понимаю, непуганые!
– Есть стрелять из всего! – улыбаясь, ответил маленький сержант и, слегка косолапя, побежал на свою машину.
К середине дня мы прошли Талукан, который афганский спецназ, царандой и наш местный разведбат накануне взяли штурмом и очистили от «духов». Вновь короткий привал прямо на дороге. Лонгинов собрал офицеров и сразу накинулся на меня:
– Лейтенант, вы почему бросили капитана Головского?
– Мы его не бросили, он сам убежал от нас, – ухмыльнулся я.
– Что за чушь ты несешь? – возмутился Бронежилет. – Где сейчас зампотылу?
– А бог его знает. Может быть, воду набирает, а может быть, ищет дорогу в Кабул.
– Какую к черту воду? Зачем ему вода?
– Он помчался вслед за водовозками вертолетчиков. Мы его пытались остановить, сигналили, но Головской нас не слушал, был неудержим и гнался за водовозами. Половина колонны увязалась следом – машин сто. Не срывать же армейскую операцию из-за слепого тыловика…
– Надо было его как-то остановить!
– А как? Очередью из пулемета по колесам? Мы его догнали, я руками махал, чтоб он притормозил, а капитан отмахнулся и, наоборот, скорость прибавил.
Бронежилет оторопел и не знал, что сказать. Он ведь собирался нам устроить разнос, а выясняется, что управление батальона само во всем повинно.
– Черт! Вот дурак-то! И куда он помчался? Как все произошло?
– Да эти местные ослы наперерез к колонне поехали на трех машинах, пыль подняли и запутали двух водителей бригады, а Головской рванул за ними. Разберутся и часа через два-три догонят…
Лонгинов был обескуражен, не на шутку встревожился и тихим голосом произнес:
– Лишь бы к «духам» не попали! Чует мое сердце, будем перед особистами отчитываться и в трибунале разбираться…
– Зампотылов просто так не убивают, товарищ капитан! Обычно тыловиками торгуют. Хотя такого толстого и аппетитного могут пустить на шашлык…
Лонгинов разозлился.
– Глупые у вас шуточки! Молись, если умеешь, лейтенант, чтобы с капитаном Головским и бойцами было все в порядке!
– Уверен, с ними ничего плохого не произойдет. С ними БТР сопровождения, а у Головского настолько угрожающий вид! Сидит в каске, обвешанный бронежилетами! Умора! Кто же в бронике в машине ездит – только последний дурак.
– Вы так действительно считаете? – процедил сквозь зубы замкомбата.
– М-м-м, вообще-то, да…
– Тогда объявляю вам выговор за нарушение формы одежды! А конкретно за отсутствие бронежилета! Свободен! – рявкнул Лонгинов и закончил на этой «оптимистичной» для меня ноте разговор.
Володя потянул меня за рукав, увлекая подальше от разозлившегося и матерившегося Лонгинова. Лишь когда мы отошли метров на пятьдесят, Володя накинулся на меня с упреками.
– Ты почему не доложил о происшествии с Головским?
– А чего панику поднимать? Чтобы вся армейская верхушка узнала о том, какой зампотыла бестолочь? Ничего страшного. Поймет, что не туда помчался, и вернется. Не потеряется, пристроится к хвосту какого-нибудь полка.
– И с Лонгиновым ты погорячился, – упрекнул ротный.
– Забавно вышло и глупо. Случайно вылетело про этот бронник. Вырвалось. А слово не воробей.
– Вот-вот! Сколько раз тебе повторять: сначала думай, потом говори! – прорычал Сбитнев.
Я усмехнулся. Вовка прав, я сам виноват.
– Вырвалось про бронежилет непроизвольно. Постоянно стараюсь думая говорить, но не всегда получается…
– Дошутишься. Бронежилет тебе кое-что между ног нечаянно оторвет. Непроизвольно. Иди, прячься на БМП и не появляйся до окончания марша ему на глаза, – подтолкнул меня ротный. – Быстро исчезай!
Сбитнев коротко рассказал о недавнем штурме города, о больших потерях и вернулся к разозленному Лонгинову, чтобы сгладить конфликт.
Чертыхаясь и бурча проклятия, ругая себя, Лонгинова, Головского, войну и «духов», я подошел к своей машине.
– Механик!
Я громко забарабанил автоматом по крышке люка.
– Тут я! – высунул физиономию из люка Рахмонов, протирая глаза. Широкое, заспанное и серое от пыли лицо солдата пересекали полосы высохших подтеков пота. – Слюшаю вас, командыр.
– Какого лешего наша машина тарахтит? Заглуши движок!
Рахмонов растерянно улыбнулся.
– Аккумулятор сапсем плехой! Не заведется потом…
– Не заводится, не работает! Вечно что-нибудь не так! – раскричался я на водителя. – Так и будем газовать да Файзабада и жечь впустую топливо?
Механик вновь глупо улыбнулся широкой доброй улыбкой и исчез в люке. Машина продолжила тарахтеть. Я забрался на башню и вновь принялся орать, но теперь уже на дремлющих солдат:
– Эй, балбесы! Проснулись! Хватит храпеть! Спите вторые сутки напролет, словно бурые медведи! Вы бы еще лапу сосали и причмокивали. Быстро ополоснули физиономии! Попрыгать, отряхнуться, почесаться. Взбодриться!
Солдаты нехотя слезли с машины и принялись отмывать лица. Занятие, конечно, бесполезное, так как через полчаса движения к их влажным лицам прилипнет еще больше пыли. Просто очень захотелось увидеть их лица бодрыми, не хочу ехать один взбодренный посреди сонного царства. Сядут, вцепятся в стволы автоматов и будут дрыхнуть, наплевав на все! Ничто не заставит бодрствовать, даже угроза артобстрела. Удивительно!
– Проснулись? Хватить беспечно спать! В этих местах разведчиков из местного разведбата раздолбали! Наблюдать и быть готовыми к бою!
– Как так раздолбали? – удивленно переспросил недоучившийся студент и сын профессора рядовой Свекольников.
– Обыкновенно! Смертью храбрых! Даже комбат погиб! Убито пять офицеров и с десяток солдат. Надо же было придумать – выстроиться истуканами на открытом участке, развернув карты. Батальон перебросили недавно из Туркмении. Неопытные. Душманы из минометов и безоткатки накрыли квадрат – получилась кошмарная бойня.
Эта новость заметно встревожила бойцов, и они принялись перешептываться и озираться. Поэтому, когда колонна вновь поехала, никто уже не спал – солдаты были настороже. Но со временем бдительность все равно притупляется, и когда через четыре часа внезапно раздались первые выстрелы, то оказалось, что почти все бойцы спали. И я тоже дремал…
…Бах! Бабах! Тр-рр-р!
Шедший впереди газик резко затормозил и встал поперек дороги, а наша бронемашина поддала ему в бампер. От удара задняя дверь «санитарки» распахнулась, и оттуда посыпались какие-то ящики и коробки.
– Ткаченко, разворачивай башню! Огонь из пушки пулемета! – заорал я наводчику, а сам, стреляя длинными очередями по зарослям, спрыгнул с машины.
Солдаты высыпали, как горох, на дорогу и залегли между катков и в придорожной канаве. Я выглянул из-за брони и увидел суетящиеся в рощице фигуры нападавших душманов. Из зарослей летели густые трассы пуль, потом раздался выстрел из гранатомета, и граната, пролетев чуть выше кабины ехавшего сзади ЗИЛа, врезалась в дувал с противоположной стороны.