Звездопад
Артисты рассмеялись над нашей «серостью»!
— Нет, ребята, это снималось целый месяц, артисты — отдельно, зал — отдельно. В общем, все готовится заранее, довольно сложный и длительный процесс.
— У-у, а мы-то смотрим, что ты сильно постарел с того времени, — произнес я.
— Ну это просто я без грима и прически, на мне нет концертного костюма, — смущенно вымолвил Валежик. — Я просто удивляюсь, что вы не слышали мою фамилию. Я понимаю: кассеты сильно искажают песни. Мой голос, конечно, на них хриплый, но не на столько же! Что и фамилию ни разу не слышали?
— Нет! Название группы знаем, песни слышали, а фамилию.., нет, не знакома, — смущенно признался Ветишин.
— А кто из известных музыкантов был у вас на гастролях раньше?
— Были Леонтьев, «Крымские девчата», Кобзон.
— Кобзон! Ха! Известный музыкант.
— У нас говорят: «легче остановить бегущего бизона, чем поющего Кобзона», — ухмыльнулся Острогин. — Валера — молодец, нравится, а остальные все — так, ерунда. «Крымские девчата», говорят, очень хороши были, народу по душе пришлись, особенно по ночам отлично резвились.
— Нет, ребята, вы определенно юмористы! Жаль, что у нас нет номера эксцентрического жанра, я бы захватил всех с собой, — сказал Валежик и обратился к девушке:
— Пойдем, Наташа, повеселим нашу группу смешной историей.
Когда они удалились, я сказал, хмуро оглядывая приятелей:
— Мужики, по-моему, мы выглядим в их глазах полными придурками.
— Никифор, почему мы? В основном говорил ты, — улыбнулся нахально Ветишин. — Получается, ты из нас самый придурковый?
***— Как отмечаем День Победы? — поинтересовался Ветишин. — Замполит будет мероприятия для офицеров организовывать?
— Нет, не будет, денег нет! Только просмотр телепередач. Идем смотреть фильм «Освобождение».
— Ну что ж, пойдем, — вздохнул Острогин, надевая полусапожки. — Каждый год одни и те же фильмы смотрим, может, когда-нибудь и про нас снимут?
— Обязательно, если смогут подобрать актера такого же фотогеничного и обаятельного, как ты, Серж! — произнес я с сарказмом. — Кстати, никогда не задумывался о бессмысленности множества жертв войны? При штурме Рейхстага погибла целая дивизия, а во время взятия Берлина сотни тысяч наших солдат и офицеров! Зачем? А все потому, что любят у нас подарки Родине и советскому народу делать! Взять город к 1 Мая — и все тут! Подарок сумасшедшему тирану стоил миллионов никогда не родившихся детей и внуков. Надо было окружить Берлин и ждать, пока фашисты сами сдадутся. Они же в блокаде не будут годы сидеть, как ленинградцы. Вокруг одни наши войска, запасы продовольствия минимальны. Через неделю-другую с поднятыми руками сами бы вышли. Американцы были не дураки «зубы ломать» об такую крепость, уступили это право нам Вот маршалы и посылали город штурмовать в последние дни и часы войны, опять любой ценой. Помнишь, Серж, как
Жуков в кинофильме по телефону с командиром дивизии разговаривает: «Медленно, медленно двигайтесь!» А куда торопиться-то? За очередным орденом Победы для полководца? На «окопников» всем наплевать. Мы для них «живая сила», «людские ресурсы», «человеческий материал»…
— Ты, Ник, что-то заговариваться стал! Хорошо, тебя никто не слышит, особенно Грымов. Какая-то сплошная «антисоветчина».
— А кроме вас, никто не слышит, а если что, в особом отделе откажусь, ничего, мол, такого криминального не говорил. Да и куда можно отсюда сослать?
— Ты ревизионист? — ухмыльнулся Острогин.
— Нет, оппортунист, даже кличка такая в училище была.
— А мой папаня такими, как ты, всю службу занимался, — рассмеялся Ветишин. — Он ведь у меня полковник КГБ, особист!
— Да я знаю. А ты почему тут с нами гниешь? Рылом в «дзержинские» не вышел? Или же потихоньку готовишься в «железную гвардию» госбезопасности?
— Не знаю даже, морально еще не готов. У меня склад характера не соответствующий. Я добрый, мягкий, пушистый, покладистый, нет ничего от «железного» Феликса.
— Так что, будем дальше о политике болтать или о бабах? — спросил Острогин.
— Вот Грымов идет к нам, о бабах тоже не получится. Он не любит разговоры о них, непонятный какой-то. Просто собираемся и, молча, идем в комнату отдыха, к телевизору, — предложил я и увлек друзей за собой.
***Все когда-нибудь кончается, особенно хорошее. Мы пришли и, не разгружаясь, в путь. Только и успели, что пополнить боеприпасы и получить сухпай. В столовой я встретил Мелентия Митрашу.
— Дружище, ты куда? Неужели домой?
— Все, Ник, заменщик на пересылке, шмотки собраны. Продай свой магнитофон, будь другом. В магазине сейчас нет, а ты потом новый купишь.
— Братишка! Я бы рад, не жалко, но его пьяный Грошиков кинжалом слегка рубанул, на передней панельке две зазубрены.
— Хрен с ними, будет память о тебе и контуженом Грошикове. Даю две сотни чеков, минус пятьдесят за шрамы и царапины. Договорились?
— Ладно, давай.
— На, держи свои деньги. Где аппарат?
— У старшины в каптерке, иди, забирай. Счастливо долететь!
— Пошел к черту!
— Спасибо, друг!
— Да, Ник! Представляешь, какая тут ерунда получилась, с должностью меня кинули. Помнишь, я с бумажками по штабам носился, потому лишний месяц в полку просидел. Хорошо хоть не по горам или в «зеленке» все это время лазил, а продукты для постов на вертолете доставлял.
— А почему кинули?
— Потому что холостяк! И с академией из-за этого же «бортонули». А может, я еще не нашел свою суженую? Кадровик в штабе армии мне заявил: «Когда найдешь, станешь замполитом батальона, тогда и в академию прямая дорога». Что ж холостяк не человек?
— Получается, в нашей армии нет. А вдруг у тебя что-то не в порядке или весь женский коллектив удаленного гарнизона совратишь? Ха-ха!
— Да ну тебя к черту! Никаких больше дыр, я в Молдавию еду!
— Жди в гости!
— Обязательно буду ждать, приезжай скорее и береги себя.
— Да что со мной случится? Уже досталось и так через край. Дальше, думаю, будет легче…
— Ну-ну. Дай-то бог. Кто его знает, насколько уже полна чаша испытаний, которую предстоит испить каждому, и где у нее край. Всем достается по-разному…
Наш разговор услышал топтавшийся в сторонке прапорщик Вуга, заметив деньги в руке, он подскочил и затрещал:
— Товарищ лейтенант! Мне вас сам бог послал!
— Чего? Кто послал? Зачем послал? Куда? — спросил я.
— Я, в смысле, вижу в ваших руках наличку. Нужно сейчас срочно двести пятьдесят чеков, в магазине куртка французская отложена, сегодня рассчитаться требуется.
— А я что собес, что ли?
— Вот так все. Как кормить в рейде, так Вуга, а как помочь — друзья в сторону.
Прапорщик был командиром взвода обеспечения и действительно пару раз в трудную минуту выручал, кормил как положено. Но ведь не от себя отрывал. Ох, и жук!
— Ладно, на. Есть у меня двести пятьдесят, а когда отдашь?
— Сразу после Алихейля! Получку получу и тотчас отдам в тот же день.
Больше я своих денег так и не увидел. Через пару месяцев выяснилось, что этот пройдоха, должен две тысячи пятьсот чеков по всему полку. Очередь за его получкой оказалась аж в пятнадцать человек! Единственное, что удалось сделать, это собраться вместе — я, Афоня и Бодунов — да слегка его попинать. Хоть душу отвели. Полегчало, но не очень. Так у меня не стало ни денег, ни магнитофона. Одновременно грустно и смешно. Один молдаванин побитый магнитофон купил, другой — тут же обжулил и эти же деньги прикарманил.
Действительно, все люди разные. Любить и бить надо не по паспорту (национальной принадлежности), а по конкретной физиономии.
***На лавочке в беседке возле казармы сидел кто-то очень знакомый. Наша курилка была гордостью батальона. Четыре ветвистые березки создавали замечательную тень, и даже в самый знойный день в этой беседке было приятно посидеть, прислонившись к прохладной стенке, подставляя лицо ветерку. Сидишь себе, смотришь по сторонам, отдыхаешь, если командование не мешает. Но мешало оно постоянно. Подорожник облюбовал курилку и использовал как наблюдательный пункт. Его кабинет находился в нашей казарме, но он там бывал за день не больше получаса, а затем, если занятия проходят не на полигоне, то усядется на лавочку и ко всем придирается. Либо не туда пошел, либо не так одет, либо почему тут, а не там! Стой на месте, иди сюда! Раз-два! Гога с появлением Василия Ивановича стал деревья поливать, вначале сам польет, а потом дневальных пошлет. Вот они и растут вширь и ввысь.