Синдром Кандинского

Судя по закускам, разложенным на одеяле, Николай Иванович любил вкусно поесть и пустить пыль в глаза. Закусок было не очень много, но экзотических блюд в таком ассортименте Антону ещё не приходилось видеть на одном столе. Причем, за исключением черной и красной икры, это были не простые консервы, а все свежие диковинные кушанья, которые не едят, а пробуют, а потом долго делятся впечатлениями. 
Курортники уже распили бутылку столь же экзотической водки, Леша выставил на середину одеяла вторую, но Николай Иванович взял из рук Антона бутылку шампанского и разлил его по стаканам. 
- Гость не должен сам разливать вино, это дело хозяина, - любовно глядя на Антона, сказал Николай Иванович. 
Своим появлением Антон оживил компанию, заскучавшую было от долгого общения друг с другом. Но сам он, однако, не только не чувствовал никакого интереса к этим людям, но содрогнулся при мысли, что с ними надо будет говорить и слушать их пьяные речи. Он судорожно выпил стакан шампанского, чем вызвал беспричинный, по его мнению, хохот у сотрапезников, затем вылил остатки вина себе в стакан и так же жадно выпил. 
- Наш человек, - загоготал Леша. 
- Нет, он не наш, - возразила Вера и подмигнула Антону, явно намекая на тайну, которую она узнала вчера вечером благодаря хозяйке дома. - А Антон сегодня полночи купался, - будто хвастаясь собственными подвигами, сказала Вера. - Тонул, наверное. А может, утопиться хотел, но кишка оказалась тонка. Да, Антон, топился? 
- Я? - удивился Антон. - С чего ты взяла? Стоило ли ехать так далеко, чтобы здесь утопиться? 
- Да? - лениво кокетничая, спросила Вера. - А для чего ты сюда приехал? 
- Во всяком случае, не для этого, - ответил Антон, потянувшись за долькой ананаса. 
- Зачем Антоша сюда приехал, мне известно, - самодовольно сказал Николай Иванович. - У меня глаз наметан. Хочешь скажу? - спросил он у Антона. 
Антон внимательно посмотрел на него, затем на Веру и попытался вспомнить, не говорил ли он ей что-нибудь о своих неприятностях. 
- Ну-ну, это интересно, - сказал он. 
- Женщина, - лежа в позе патриция, ответил Николай Иванович. - В мире есть только две силы, способные расшевелить даже самого ленивого мужика. Это женщины и деньги. Ты приехал сюда за женщиной, но она, похоже, не очень-то обрадовалась тебе. 
- Ну, это просто, - сказал Антон. - Обычное попадание. Если с экрана телевизора сказать: ЄГражданин с голым торсом, перестаньте ковырять в носує, - тысячи мужиков перед телевизором вынут палец из носа и покраснеют. 
- Да, это действительно просто, - согласился Николай Иванович. - Все наши беды от женщин. Правда, Вера? - Николай Иванович захохотал. - Все преступления совершаются или из-за них, или ради них. Когда человек целиком отдается какой-нибудь страсти, его ангелом-хранителем становится бес, а ангел-хранитель соответственно превращается в искусителя. Человек часто и не догадывается, кто в данный момент охраняет его, а кто искушает. - Он поднял стакан с шампанским, кивнул всем и отпил. 
- Совершенно верно, Николай Иванович, - сказал Леша. - Давайте выпьем за ангела-хранителя, с какой бы стороны он ни находился. Я теперь ни через левое, ни через правое плечо плевать не буду, коль уж они оба пекутся обо мне. 
- Где это ты видел, чтобы бес заботился о твоем благополучии? усмехнулся Николай Иванович. - Он никогда не делает этого, да и не может по природе своей. Дьявол не любит человека. А за что ему любить нас? Он восстал против самого Создателя, и ему непонятны и противны наши мелкие страстишки. Вот на это он нас и ловит. Страсть - его оружие. 
ЄА ты не так прост, пузатыйє, - подумал Антон. 
- У меня был один пациент - алкоголик, царствие ему небесное. Незадолго до смерти он рассказал мне свою историю... 
- Пациент? - перебил его Антон. 
- Да, я врач-нарколог, - многозначительно посмотрев на Антона, ответил Николай Иванович. - Хотя сам люблю выпить, беса, чтоб опекал, стараюсь к себе не допускать. Ну так слушайте. Человек этот работал на рынке товароведом. На водку не тратился - несли каждый день кто ни попадя. В один прекрасный день его уволили за пьянку. Не просыхал мужик, пил её, халявную, пока не заваливался под стол. Ну и погубила его жадность. Он устроился работать в магазин, затем в магазинчик, но и оттуда его вскоре выперли. Тут-то он впервые и задумался о своей жизни. Некоторое время крепился, привел себя в порядок, устроился работать в котельную оператором, но в первый же день так надрался с напарником, что неделю не мог остановиться. С работы его, разумеется, выгнали, а он, протрезвев, вдруг понял, что очень крепко сел на мель. Мужик он был неглупый, жизнь мог просчитать на десяток ходов вперед, а там на десяток и не надо было; и дураку понятно, что ещё шаг и он окажется за пределами доски, а обратно на доску не возвращаются. Он сам пообещал жене вшиться, две недели перед этим сидел дома - вешал полки, чинил стулья, - в общем, привыкал к трезвой жизни. Благо, жить было на что - скопил денег, пока работал на рынке. 
Через две недели ему зашили в задницу пилюлю, он вернулся домой и затосковал. Надо было начинать все сначала, восстанавливать связи, объяснять, что он завязал, при этом жизнь, которой теперь ему предстоит жить, казалась ему чудовищно скучной и бессмысленной. Он понял: единственное, что раньше привлекало его в этой работе, - это застолья, непрекращающийся праздник, хоровод собутыльников и собутыльниц и пьяная болтовня. Остальное было таким же скучным, как и работа оператора котельной или дворника. Кроме того, ему заново пришлось знакомиться со своей женой, которая с возрастом не стала ни симпатичней, ни покладистей. Наоборот, с годами она как-то усохла и озлобилась от его пьянок на весь человеческий род. Жена, как это водится, все время упрекала его, что он погубил её жизнь, в открытую говорила, что ненавидит его, но на развод и размен квартиры у него не было сил. К тому же, оставшись один, он обязательно сорвался бы и запил. 
В общем, он устроился на работу, около двух месяцев исправно ходил на свой рынок, бегал от выпивок, и даже дома у него стало немного поспокойнее. Жена подобрела, успокоилась. Правда, ближе она ему не стала. После стольких лет пьянки он видел в ней лишь чужую склочную бабу, с которой вынужден жить из-за невозможности немедленно разъехаться. 
Как-то утром, по дороге на работу, он долго не мог поймать такси. Машины проезжали мимо, даже не останавливаясь. Он вдруг поймал себя на мысли, что ненавидит весь этот мир, готов разорвать его собственными руками, точно воблу. Сердце от гнева билось часто, как после недельной попойки, внутри все нагряглось, да так сильно, будто его растянули на дыбе. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы снять напряжение - слишком все это напугало его. Он почувствовал непреодолимое желание напиться и после этого умереть. Жизнь - на те десять ходов, которые он видел, - ужасала его своей убогостью и бессмысленностью. В ней не было ничего, кроме грязной комнатенки на рынке - его кабинета - и унылой квартиры, где его ждала некрасивая, глупая жена. 
- Господи, убей меня, - тихо сказал он вслух. - Неужели все так живут? 
В этот момент перед ним остановилась машина. Он открыл дверцу, сел на переднее сиденье и с ходу спросил у водителя, нет ли у того на продажу водки. Бес знал, какую машину ему подогнать. Водка нашлась. Он отдал водителю все деньги, что были у него с собой, велел подъехать к институту Склифосовского и сказал: 
- Если увидишь, что я кончаюсь, позови врача. - После этого он открыл бутылку и винтом влил в себя водку. Но допить не успел. 
Откачать-то его откачали. Торпеду ему вырезали и посоветовали обратиться к психологу. Есть такие общества бывших алкоголиков. Они там учатся получать удовольствие от обычной жизни. Самые старательные выкарабкиваются. 
Ни к какому психологу он не пошел. Вшился ещё раз, но через месяц понял, что жить так больше не может, и решил покончить с собой. 
Купив бутылку водки, он закрылся дома, написал прощальную записку, всплакнул над своей юношеской фотографией и залпом выпил стакан водки. Посидев немного, он налил еще, выпил и лег умирать на диван.