Синдром Кандинского

- Ну хочешь, я тебе другую историю расскажу, более правдоподобную? 
- Не надо, - ответила Наташа, - и эта сойдет. Пойдем в дом, мы как раз собираемся ужинать. Уже все готово. 
- А твой брат не закатит истерику? Я как-то не при параде сегодня. 
- Пойдем. Ты же попрощаться пришел. Мама будет очень рада. Все эти дни она только о тебе и говорила. 
Они прошли в дом; как и в первый раз, Наташа раскрыла дверь в гостиную и весело сказала: 
- А вот и он. 
Сидевший за столом Александр свистнул и медленно положил вилку в тарелку. 
Ниночка воскликнула: 
- Ого! - И добавила: - Вы все-таки вырыли подземный ход в Турцию? 
Елена Александровна встала, пошла ему навстречу и спросила: 
- Что произошло, Антон? Почему у тебя такой вид? 
За Антона ответила Наташа: 
- Мама, Антон пришел попрощаться с нами. Его надо накормить, а потом он расскажет тебе, что с ним произошло. Посмотри, какой он зеленый. Наверное, не ел с того самого вечера. 
- Да, да, да, - закивала головой Елена Александровна. - Проходи, Антон. У нас сегодня по-простому, обычный семейный ужин. 
- Здравствуйте, Елена Александровна, - запоздало поздоровался Антон. Ради Бога, извините меня за такой вид. Я мог бы, конечно, взять у знакомых хотя бы резиновые сапоги, но позабыл это сделать. Я не надолго, только попрощаться, - сказал он, адресуя последние слова через голову Елены Александровны её сыну. 
А Александр вдруг повеселел, по-хозяйски кивнул на стул и сказал: 
- Давай, давай, садись, папуля. Мы уж не знали, что и подумать. Пропали, понимаешь ли. - Похоже было, что внешний вид Антона вполне удовлетворил Александра. Сейчас Антон полностью соответствовал тому образу, который Александр создал, описывая его домочадцам. Хозяин дома победил и, как всякий уверенный в себе победитель, желал добить противника собственным великодушием. Он даже налил Антону вина и подвинул к нему хлебницу. - Да. видик у вас, папуля, прямо скажем, отвратительный, - не удержался Александр. 
- Александр! - слабо вскрикнула Елена Александровна. 
- Ничего, ничего, - попытался успокоить её Антон. - Он прав. Если бы вы, Александр, знали обо мне побольше, вы бы на порог меня не пустили. 
- Не беспокойтесь, - вальяжно развалившись на стуле, ответил Александр. - Знаю я вашу главную тайну. 
Антон вопросительно посмотрел на Наташу, та, занервничав, на Елену Александровну. 
- Вы подслушивала под дверью наш разговор с Еленой Александровной? спросил Антон. 
- Упаси Боже, - всплеснул руками Александр. - Мама с Наташей сегодня говорили о вас. Не затыкать же мне уши в собственном доме. А насчет порога, - кто вы мне такой, чтобы вас не пускать на порог? Вы ешьте, ешьте, путь до Москвы неблизкий, а в вагонах-ресторанах так накормят, что потом неделю с толчка не слезешь. 
Елена Александровна тревожно всматривалась в лицо Антона. Глаза у неё были красными и влажными, она по-старушечьи жевала губами и иногда прикладывала к ним носовой платок. 
Усмехнувшись, Антон принялся за еду, а на Александра, видимо, напало вдохновение: он болтал, не умолкая. Начал Александр издалека, с того, что он атеист, но вполне понимает верующих любого вероисповедания, а закончил странным, хотя и в духе этой семьи, пассажем. 
- Человек любит свое прошлое, но только в пределах одной жизни, гоняя горошину по тарелке, мечтательно сказал он. - Память о предыдущих жизнях может свести человека с ума или толкнуть на самоубийство. Потому что бесконечный переход из одной жизни в другую начисто обессмысливает ту одну, ценную для него жизнь, которую он в данный момент имеет. Человек как бы сливается с бесчисленным множеством чужих ему людей, коими он был раньше, теряет собственную индивидуальность, а это единственное, чего у него никто не может отнять. Только Бог может позволить себе быть всем, везде и во все времена и знать об этом. 
- Вы же атеист. О каком Боге, о каких других жизнях вы говорите? жуя, спросил Антон. 
- Атеисты тоже бывают разные, - ответил Александр. - Одни просто не верят, другие не договорились с Богом, третьи не докричались до него. 
- И к каким же вы себя причисляете? - спросил Антон. 
- Будем считать, что я не договорился с ним. Ну Бог с ним, с Богом. Извините за каламбур. Я хочу выпить за то, чтоб мы не драматизировали нашу жизнь. - Александр поднял фужер с вином. - Не забегали вперед и не копили негативный опыт, чем, как мне кажется, занимается Антон. Все мы собираем или копим то, что соответствует нашему душевному складу. Одни коллекционируют острые ощущения, другие - женщин, третьи - свои несчастья. Острые ощущения лучше, чем несчастья, женщины, - Александр усмехнулся, лучше, чем острые ощущения, ничего не коллекционировать лучше, чем всю жизнь таскаться по бабам. Если хочешь увидеть все, не сосредоточивай внимания на частностях. 
- Выпить я согласен, - сказал Антон, подняв фужер. - А насчет меня вы ошибаетесь, Александр. Я ничего не коллекционирую и не накапливаю. Это вас ввел в заблуждение мой внешний вид. И невзлюбили вы меня потому, что вам когда-то внушили, что человек в грязном смокинге - не в робе, а именно в смокинге, - может быть только подонком. Смокинг говорит о том, что я бездельник, грязь на смокинге - опустившийся бездельник. Так? 
- Не совсем, но почти так, - ответил Александр. - Заметьте, вы сами вынуждаете меня быть откровенным. Далась вам эта откровенность. Да, вы мне сразу не понравились, и не последнюю роль в том сыграл смокинг, хотя к любой одежде я отношусь терпимо. 
- Один мой знакомый ненавидел людей не велосипедах, потому что в детстве мать не могла купить ему велосипед. 
- Не надо заниматься психоанализом, Антон, - спокойно ответил Александр. - У вас это плохо получается. Нас в детстве одевали, как и всех детей. Не хуже, не лучше. Просто я не люблю слишком раскованных людей с плавающим взглядом. Я понятно изъясняюсь? 
- Да, конечно, - ответил Антон. - В конце концов мне все равно, любите вы меня или нет. Я даже на вас не обижаюсь, вы такой, какой есть. 
- Ну и отлично, - оживился Александр. - Тогда давайте наконец выпьем за то, что мы есть. Я считаю, что быть или не быть - не проблема для мужчины. Конечно же, быть. - Александр отпил два глотка и поставил фужер на место. 
Антон и Наташа выпили вино до дна. 
- Каждый вкладывает в это свой смысл, - поставив фужер, сказал Антон. - Я хотел бы перефразировать Платона. Бог создал архетип понятия Єбытьє, философ - подобие архетипа, художник - подобие подобия. 
- Ну и к чему все это? - спросил Александр. 
- А к тому, что лично я не знаю, что такое Єбытьє. Сейчас можно только догадываться, какой смысл вкладывал Бог в это понятие. Я, конечно, тоже за Єбытьє, но даже не встречал людей, которые бы знали, что это такое. Хотите, я расскажу историю об одном своем знакомом? 
- Знаем, знаем, - почти в один голос сказали Наташа и Ниночка. Затем Ниночка добавила: - Вы расскажете нам о своем друге Иване? 
Наташа рассмеялась, а Антон серьезно сказал: 
- Нет, на этот раз я расскажу о другом своем знакомом. Его звали Василий. 
- Его Єзвалиє, значит, страшная история, - сказала Наташа. 
- Ну, это как посмотреть, - ответил Антон. - Во всяком случае, это типичная история. 
- Как много у тебя неблагополучных знакомых, - с улыбкой заметила Наташа. 
Антон пожал плечами и спросил: 
- Так рассказывать или нет? 
- Давайте, - опять подала голос Ниночка. - Только про мертвецов не надо. 
- Хорошо, - с улыбкой сказал Антон. Чувствуя какую-то болезненную слабость и озноб, он обернулся и посмотрел на дверь. Ему казалось, что оттуда тянет холодом. Убедившись, что дверь закрыта, он начал: - Василий был человеком вполне заурядным. Считал, что модная одежда выделяет человека, хотя все происходит с точностью наоборот. Любил сплетни погрязней об известных людях - рассказы из лакейской. Он даже институт окончил только потому, что в нашей среде считалось модным что-нибудь закончить. Он был неплохим специалистом-электронщиком, но во всем остальном полный профан. Я знаю, что он никогда не читал стихов, а из прозы предпочитал самую низкопробную фантастику и детективы. В общем, рядовой гражданин с рядовыми запросами. Его представления о жизни тоже не отличались оригинальностью. Он считал, что мужчина обязан иметь друга, работу, семью и любовницу традиционный набор. Все это у него имелось. И он - не знаю, врал или нет, считал себя счастливым человеком, а потому никогда не задавался вопросом: быть или не быть. Не знаю, зачем судьбе понадобилось ломать его жизнь. Жил себе человек в своем придуманном мирке, никого не трогал, раз в три года давал потомство и не подозревал, что он всего лишь до поры до времени забытая на краю доски пешка. И вот однажды судьба включила его в игру. На собрании он не поддержал своего начальника, чего прежде, как человек осторожный, никогда не позволял себе. Он был дисциплинированным работником, медленно, но уверенно продвигался по службе и даже в точности до месяца знал, когда получит следующее повышение. Но черт его попутал, и он поссорился со своим благодетелем. Начальник, пьяница и вор, в похмельной депрессии долго кричал на него в своем кабинете, говорил о долге чести - не совсем понятное мне словосочетание - и в конце сказал, чтобы Василий увольнялся, потому что дальше работать вместе они не смогут. Василию бы покаяться, но он полез в бутылку, отказался увольняться, и тогда начальник принялся выживать его. Он с такой изобретательностью это делал, что уже через две недели Василий вынужден был написать заявление об уходе, иначе его уволили бы по статье. Это было очень большим ударом для Василия. Другой бы плюнул и спокойно занялся поисками работы, а он пошел искать правду, но не успел найти её. Ему, человеку, привыкшему к механическому ритму, это казалось верхом несправедливости, трагедией, по сравнению с которой предательство дочерей Лира выглядело мелкой семейной ссорой.