Меня прислал Чарли. Близорукая русалка. Пираты из Гонконга. Убийственный кайф

— Добрый вечер, сэр. — Его акцент был настолько британским, что это казалось просто невероятным. На мгновение я даже подумал, что он меня разыгрывает. — Могу ли я взять ваше пальто?
— Благодарю. — Я вступил в просторную прихожую, и дверь с тихим свистом затворилась за мной. — Как это делается? — весьма нервно поинтересовался я.
— Фотоэлемент, сэр, — тактично объяснил дворецкий. — Когда кто-то поднимается на парадное крыльцо, он обязательно пересекает луч света, благодаря чему в доме раздается сигнал предупреждения и автоматически начинается подача теплого воздуха. Таким образом, когда парадная дверь открыта, мы избавлены от холодных сквозняков. Когда посетитель входит в дом, он пересекает другой световой луч, вызывая к жизни систему, которая несколькими секундами позже автоматически закрывает дверь.
— Явно производит впечатление! — сдержанно заметил я.
— Да, сэр, — слегка кивнул дворецкий. — В самом деле.
Ожидая, пока он пристроит мое пальто, я неожиданно понял, что уже несколько минут слушаю струнный квартет, исполняющий «Шорохи весны». Неужели Эдди еще и музыкантов нанял?
— Итак, сэр, — заметил в этот момент дворецкий. — Не угодно ли следовать за мной?
— Откуда эта музыка? — спросил я, вертя головой. — Звучит так, словно вы замуровали музыкантов где-нибудь в стене.
— Весь дом оснащен стереоустановками, сэр, — церемонно объяснил дворецкий. — В каждой комнате имеется контрольная панель, таким образом, каждый может установить в комнате полную тишину или же включить какую-то конкретную магнитофонную запись или пластинку — это уж у кого какой вкус. С другой стороны, в доме имеется достаточное количество записей, чтобы обеспечивать разнообразную музыку в течение ста семидесяти двух часов и без повторений. — На его лице заиграла легкая, по-зимнему прохладная улыбка. — Можно сказать, сэр, что этот дом непрерывно дает концерт самому себе — и каждому, кто по той или иной причине оказался в числе слушателей.
— Неплохой фокус, — с уважением отметил я.
— Вы совершенно правы, сэр. — И он жестом указал мне на наклонный коридор, который вел наверх из главного холла. — Позволите показать вам дорогу, сэр?
— Безусловно, — согласился я. — Никаких лестниц?
— Совершенно верно, сэр. Мистер Сэквилл их не любит.
И я в полной тишине последовал за дворецким по коридору, стараясь приспособиться к его величавому шагу. Мы дошли до верху, где коридор перешел в нечто вроде дорожной развязки футов в двадцать шириной. Отсюда можно было двинуться по одному из следующих четырех коридоров — два из них вели наверх, в противоположных направлениях, два других точно таким же образом направлялись вниз.
— В таком доме человек может заблудиться без всякого труда, — пробормотал я. — И куда ведут все эти коридоры?
— Этот, — отвечал дворецкий, указывая на тот, который направлен вниз, — ведет в закрытый бассейн, сэр. Противоположный — в комнату оргий.
— В какую-какую комнату? — Я не смог сдержать смешок.
Дворецкий демонстративно вздрогнул.
— Комнату для оргий, сэр. Мистер Сэквилл планировал этот дом сам, и, хотя у нас имеется классическая столовая в другом уровне, каждая из остальных комнат обставлена для совершенно определенных целей. Мистер Сэквилл придал им индивидуальность и, что в своем роде уникально, дал конкретные имена.
— Действительно уникально! — пробормотал я. — Надо же, комната оргий!
— Как вам, без сомнения, известно, — уныло отозвался мой сопровождающий, — мистер Сэквилл — профессиональный юморист, и у него могут быть свои капризы, как это могли бы назвать некоторые. Названия для разных комнат — один из таких капризов. Этот коридор, — он указал на первый из тех, которые вели наверх, — ведет в кинозал и телевизионную комнату, за ними есть и театр.
Он повел меня по второму коридору.
— Миссис Сэквилл находится в комнате для размышлений, в конце этого коридора.
— А где расположены спальни? — громко поинтересовался я.
— У нас их нет, — с готовностью ответил дворецкий. — Уровнем ниже расположена комната хозяев, и еще пять комнат для гостей на следующем уровне. — Он кротко вздохнул. — У нас также имеется комната для жратвы, две кухни и… — Его голос на мгновение дрогнул. — Комната для мастурбации…
— Должно быть, приходится изрядно попотеть, чтобы содержать все это в порядке, — с сочувствием сказал я.
— Не совсем так, сэр. Поскольку все контролируется электроникой с главной панели на первом уровне. В помещения дома поступает исключительно воздух, очищенный от пыли, и, таким образом, две горничные и кухарка, не считая меня самого, могут с легкостью справиться с обслуживанием.
Мы добрались до верхней точки второго коридора, и неожиданно нашим глазам открылась просторная комната с тремя зеркальными стенами, роскошно обставленная: пол покрывал богатый белый ковер с тонким ворсом, на котором стояли безо всякого соблюдения какой-либо симметрии семь или восемь кушеток различной формы и конструкции.
— Комната для размышлений, сэр, — с благоговением объявил дворецкий.
— Благодарю вас, — ответил я в тон ему.
— Полагаю, вы найдете миссис Сэквилл на одной из кушеток в дальнем конце комнаты, сэр, — добавил он.
— Прекрасно! — Неожиданно меня пронзила тревожная мысль. — Только как я найду дорогу обратно, когда соберусь уходить?
— Вы можете вызвать меня в любую минуту, сэр, — успокоил мой провожатый. — Убежден, что миссис Сэквилл позаботится об этом.
Он склонил предо мной голову на целых два сантиметра, а затем повернулся на сто восемьдесят градусов и величаво двинулся обратно по коридору. Я медленно вошел в обитель для размышлений, думая о том, что Эдди, должно быть, вложил в этот дом целое состояние, и тем не менее, насколько я знал, за последние восемь месяцев он провел здесь не более двух-трех уикэндов.
Проходя мимо кушетки в ближайшем ряду, я от нечего делать поднял глаза и в тот же миг застыл на месте, понимая, почему Эдди назвал это помещение «комнатой для размышлений» и почему единственными предметами обстановки здесь были разнообразные кушетки, которые в общем и целом составляли некий ансамбль. Все они были сделаны для того, чтобы люди лежали на них — именно лежали, а не сидели — таким образом, если вы проводили время в этой комнате, вам приходилось опрокинуться на спину, глазея в потолок.
Этот потолок воспроизводил ночное небо в миниатюре, но, полагаю, в точном соответствии с настоящим. Звезды и созвездия мерцали и струили свой радужный свет с темно-синих «небес». Пока я рассматривал потолок, из одного угла комнаты в другой прочертила диагональ направляемая все той же электроникой комета.
— Эдди собирался включить сюда еще и все искусственные спутники, — произнес томный женский голос, — но когда русские обошли нас в космосе, он потерял к этому всякий интерес.
Я повернулся на голос и увидел голову, поднявшуюся над краем кушетки с высокой спинкой. Ее глаза разглядывали меня без особого интереса.
— Миссис Сэквилл? — нервно спросил я. — Я — Ларри Бейкер…
— Сценарист в шоу Эдди, — продолжила она, устало кивая. — Знаю, знаю, слышала, он раза два упоминал о вас и полагает, что вы — лентяй, который, правда, умеет писать.
Я медленно двинулся к краю кушетки — и двигался до тех пор, пока не увидел всю женщину целиком: эта говорящая голова лишала меня всякого мужества. Хозяйка дома оказалась брюнеткой, волосы ее достигали плеч и были расчесаны на прямой пробор, обрамляя лицо длинными прядями. Оно показалось мне чересчур исхудавшим, и на нем так и застыло голодное выражение, отчего бирюзовые глаза, похожие на глаза эльфа, выглядели неимоверно большими. Ее кожа была такой бледной, что рот казался мазком алой краски на чистом полотне, твердо очерченным в капризном изгибе.
Она была одета в шелковую блузку розового цвета и светло-желтую прямую юбку с вытканным на ней абстрактным рисунком. Это, без всякого сомнения, была очень дорогая одежда, которая по идее должна была и смотреться весьма элегантно, но все было совсем не так. Не исключено, что миссис Сэквилл совсем недавно потеряла в весе, предположил я; острые кончики сосков под шелковой блузкой свидетельствовали о том, что дама не была совершенно лишена плоти, но ее юбка висела как раз в том месте, где по идее должен был начинаться округлый изгиб ее бедер. Ноги были красивой формы, но болезненно тонки, словно ее плоть давно уже улетучилась и опала.