Квант спокойствия

Филипп Мастерс смотрел в окно и видел ее в море белых облаков. Мысленно он ее тщательно изучал, восхищаясь ее совершенством. Она была маленькая, с бело-розовым цветом кожи, со светлыми волосами, уложенными в пучок. (Ему особенно нравился пучок, который предполагал, что она не была легкого поведения.) У нее были ярко-вишневые улыбающиеся губы и голубые глаза, сверкающие задорным весельем. Зная Уэльс, он предполагал, что в ней течет уэльская кровь. И это подтвердило ее имя - Рода Ллеуэллин, которое он увидел в конце списка экипажа, висевшего над журнальной полкой у туалета, когда пошел мыть руки перед обедом. Он серьезно размышлял о ней. Она будет рядом с ним почти два дня, где еще он сможет ее увидеть? Должно быть, у нее сотни поклонников. Она может быть даже замужем. Она все время летает? Сколько у нее выходных дней между полетами? Будет ли она смеяться над ним, если он пригласит ее на обед или в театр? Может ли она пожаловаться командиру экипажа, что один из пассажиров весьма дерзок? Мастерс вдруг мысленно представил себе, как его снимают с самолета в Адене, посылают жалобу в министерство по делам колоний, и его карьера кончена. 
Наступил обед, и с ним появилась новая уверенность. Когда она ставила маленький поднос, ее волосы коснулись его щеки. Мастерсу казалось, что к нему прикоснулся оголенный электрический провод. Она показала, как управиться со сложным маленьким целлофановым пакетом, как снять крышку с салатного соуса. Она сказала ему, что сладкое было особенно вкусным - кекс с толстым слоем фруктов. В общем, она суетилась вокруг него, и Мастерс не мог вспомнить, было ли с ним такое раньше, даже когда его мать ухаживала за ним еще в детском возрасте. 
В конце полета, когда вспотевший Мастерс собрал все свое мужество, чтобы пригласить ее к обеду и она с готовностью согласилась, последовала разрядка напряжения. Через месяц она ушла из Британской авиакомпании, и они поженились. А еще через месяц отпуск Мастерса окончился, и они поплыли на Бермуды. Здесь Бонд произнес: 
- Я предполагаю самое худшее. Она вышла за него замуж, потому что его жизнь казалась ей прекрасной и чудесной. Ей понравилась мысль о том, что она будет королевой на приемах в правительственном учреждении. Думаю, что Мастерсу пришлось ее убить в конечном счете. 
- Нет, - мягко ответил губернатор. - Но осмелюсь сказать, что вы правы относительно причин ее замужества. Именно они, а также усталость от тяжелой и опасной работы. Возможно, она действительно хотела попытать счастья, и когда молодая пара приехала и поселилась в своем домике на окраине Гамильтона, Рода произвела на нас благоприятное впечатление своей жизнерадостностью, хорошеньким лицом и тем, как она старалась быть любезной со всеми. И, конечно, Мастерс изменился. Жизнь стала для него сказкой. Было даже как-то грустно наблюдать, как он пытался прихорашиваться, чтобы быть достойным ее. Он стал обращать внимание на свою одежду, начал мазать волосы бриллиантином, даже отрастил усы, какие обычно носили военные, потому что она полагала, что это придает изысканность. В конце дня он обычно торопился домой, и всегда было: Рода это, Рода то, и когда, вы думаете, леди Берфорд, жена губернатора, пригласит Роду на завтрак? 
Он очень много работал, и всем нравилась молодая пара, и все шло прекрасно месяцев шесть или что-то около этого. Потом, как я теперь догадываюсь, случайные слова стали разъедать счастливую жизнь в маленьком доме, как кислота. Вы можете представить себе: "Почему жена секретаря по колониальным вопросам не берет меня с собой в магазины? Когда еще мы можем устроить коктейльный прием? Ты знаешь, мы не можем позволить иметь ребенка. Здесь ужасно скучно, нечего делать весь день. Когда тебе положено повышение? Тебе придется заняться обедом сегодня вечером. Мне просто надоело. Ты так интересно проводишь время. Тебе хорошо" - и так далее и тому подобное. И, конечно, все ласки быстро оказались за бортом. Теперь именно Мастерс приносил стюардессе завтрак в постель до ухода на работу, и он был очень рад это делать. Именно Мастерс убирался в доме, когда приходил вечером и видел пепел от сигарет и шоколадные обертки, разбросанные по всему дому. Мастерсу пришлось бросить курить, отказаться от редкой выпивки и покупать ей новые платья, чтобы она выглядела не хуже других жен. Кое-что из этого становилось заметным, во всяком случае для меня, ведь я хорошо знал его по секретариату. Постоянно озабоченный вид, резкий, загадочный, слишком заботливый телефонный разговор в рабочее время, десять минут, украденные в конце рабочего дня, чтобы отвезти Роду в кино, и, конечно, время от времени полушутливые вопросы о женитьбе вообще: "Чем другие жены занимаются весь день? Не очень ли здесь жарко женщинам? Мне кажется, что женщины (он чуть не добавил: "Господи, помилуй их") выходят из себя быстрее, чем мужчины". И тому подобное. Проблема или, по крайней мере, большая ее часть состояла в том, что Мастерс жил, как в тумане. Рода была для него и солнцем, и луной, и, если ей было грустно или тревожно, виноват в этом был он. Стремясь сделать ее счастливой, он отчаянно подыскивал, чем бы она могла заняться, и наконец остановился или скорее они остановились на гольфе. Гольф очень моден на Бермудах. Есть несколько прекрасных площадок - включая известный Среднеокеанский клуб, где играет высшее общество, которое потом собирается вместе поболтать и выпить. Это было как раз то, что она хотела, модные занятия и высшее общество. Бог знает, как Мастерсу удалось скопить денег, чтобы стать членом клуба, купить ей биту, платить за уроки и за все остальное; но ему как-то все удалось, и это был огромный успех. Она стала проводить все дни в клубе. Много работала во время занятий и добилась успеха. Благодаря небольшим соревнованиям и ежемесячным наградам она познакомилась с людьми и через шесть месяцев не только играла в эту респектабельную игру, но и стала любимицей мужчин, членов клуба. Меня это не удивило. Я помню, что видел ее там время от времени: прекрасная загорелая маленькая фигурка в очень коротеньких шортах, в белой кепочке с зеленым ободком. У нее была элегантная твердая походка, которая очень шла ее фигуре. И как однажды губернатор, подмигнув, сказал: "Поверьте же, она самая хорошенькая, кого я когда-либо видел на занятиях гольфом". Конечно, следующий шаг не заставил себя долго ждать. Были организованы соревнования двух смешанных пар. Ее партнером стал старший сын Таттерсалов, ведущих торговцев Гамильтона, которые входили в правящую верхушку бермудского общества. Это был молодой озорник, чертовски красивый, прекрасный пловец и начинающий игрок в гольф, у него была спортивная яхта и все, что только может иметь богатый человек. Вы знаете этот тип. Имел всех девочек, каких хотел, и, если они не ложились с ним в постель сразу, они не катались на яхте и не проводили вечера в местных ночных клубах. Так вот, эта пара после тяжелой борьбы в финальной игре одержала победу в том соревновании, и Филипп Мастерс приветствовал их, находясь в толпе, собравшейся у восемнадцатого поля. Единственный раз в своей жизни он так радовался в течение всего дня. 
Почти сразу же она начала встречаться с молодым Таттерсалом, а начав, уже не могла остановиться. И поверьте мне, мистер Бонд, - губернатор сжал кулак и мягко опустил его на край стола, - было ужасно все это видеть. Она даже не делала ни малейшей попытки смягчить удар или как-то скрывать этот роман. Она буквально взяла молодого Таттерсала и била им Мастерса в лицо. Она продолжала наносить удары. Приходила домой в любое время ночи - она настояла, чтобы Мастерс переехал в свободную комнату под тем предлогом, что спать вместе было очень жарко, и если она когда-нибудь убиралась или готовила ему еду, то это было лишь соблюдение хоть каких-то приличий. Конечно, месяц спустя вся эта история стала достоянием публики, и у бедного Мастерса были теперь самые большие рога в колонии. Наконец леди Берфорд вмешалась и поговорила с Родой Мастерс, сказав, что она портит карьеру мужа и тому подобное. Но беда была в том, что леди Берфорд считала Мастерса хорошенькой, скучной собакой, и, поскольку когда-то в юности она совершала рискованные проделки и до сих пор сохранила красоту и огонек в глазах, она была слишком снисходительна к Роде. Конечно, сам Мастерс, как он мне позднее рассказывал, прошел через ужасные испытания - увещевания, страшные ссоры, бешеный гнев, ярость (он рассказал мне, что однажды ночью он ее чуть не задушил) и наконец холодное отчуждение и замкнутое страдание. - Губернатор остановился. - Я не знаю, видели ли вы, мистер Бонд, как разбивают сердце, разбивают медленно и целеустремленно. Это как раз то, что происходило с Филиппом Мастерсом, и наблюдать за этим было просто страшно. Он был человеком, у которого в душе был рай, и через год после его приезда в Бермуды этот рай превратился в ад. Конечно, я постарался делать все, что мог, мы все старались каждый по-своему, но поскольку это произошло на восемнадцатой площадке клуба, ничего не оставалось делать, как попытаться помочь ему. Мастерс был похож в то время на раненую собаку. Он просто забился от нас в угол и рычал на любого, кто пытался приблизиться к нему. Я даже написал ему одно или два письма. Позже он сказал мне, что разорвал их, не читая. Однажды мы, несколько человек, собрались и пригласили его на мальчишник в мой дом. Мы попытались напоить его и напоили. А потом услышали сильный грохот в ванной комнате. Мастерс пытался вскрыть вены бритвой. Здесь мы уже потеряли самообладание, и меня направили к губернатору обсудить сложившуюся ситуацию. Губернатор знал, конечно, об этом, но надеялся, что ему не придется вмешиваться. Теперь вопрос стоял так: сможет ли вообще Мастерс находиться на этой службе. Работа его полетела к черту. Жена публично опозорила. Он был конченый человек. Могли ли мы помочь ему? Губернатор был прекрасный человек. Как только ему официально все было доложено, он решил предпринять последнюю попытку, чтобы отсрочить почти неизбежное послание в Уайтхолл, которое бы окончательно поломало судьбу Мастерса. И само Провидение вмешалось и протянуло руку помощи. Буквально на следующий день после беседы с губернатором из министерства по делам колоний пришла телеграмма, сообщающая, что в Вашингтоне будет проходить совещание по разработке прав на ведение морского рыболовного промысла, на которое приглашались представители Багамских и Бермудских островов. Губернатор вызвал Мастерса, пожурил его по-отечески и сказал ему, что его посылают в Вашингтон и что ему лучше так или иначе утрясти свои семейные дела на следующие шесть месяцев. Мастерс уехал через неделю и сидел в Вашингтоне, обсуждая рыболовные дела, пять месяцев. Мы все вздохнули с облегчением и игнорировали Роду Мастерс, как могли.