Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности
Процесс вызревания государственного начала шел повсеместно. Младший современник Олега арабский географ Масуди писал: «Русы составляют многие народы, разделяющиеся на разрозненные племена». Благодаря драгоценному источнику, обнаруженному только в конце XIX в. — «Области мира» мы можем заглянуть в одну из молекул зарождающейся русской государственности — землю Вятичей в начале IX в., т. е. примерно за полстолетия до пресловутого призвания варягов. Здесь, в лесном краю, до которого, судя по былинам, не было и «дороги прямоезжей» от Киева, формировалось в рамках одного союза племен первичное государство с ежегодным сбором дани — «полюдьем», с иерархией аристократии вплоть до «светлого князя» во главе союза. Анонимный персидский географ сер. IX в. использовал записи начала IX в., сделанные человеком, прожившим не менее года в земле Вятичей и наблюдавшим языческие обряды всех сезонов. Возможно, что призвавшие варягов славянские и чудские племена были на таком же раннегосударственном уровне, но от этого уровня до участия в торговле тысячеверстного диапазона и организации похода на Царьград еще очень далеко. Соседи таежной зоны, далекие от мировых центров жители неплодородных земель, недавно еще жившие звериньским образом», не могли идти впереди южных владельцев приднепровского чернозема, где земледелие появилось за четыре тысячелетия до того времени, а экспорт зерна в античный мир начался за полторы тысячи лет до первого упоминания земли «Вантит» — Вятичи.
Норманисты ссылаются на Нестора, но знаменитый русский историк рубежа XI–XII вв. в искажении исторической действительности не повинен. Он не начинал свои труд с 862 года. Своей летописи, погодной хронике открывающейся 859 годом, он предпослал как бы первый, вводный том, обозначив его особым названием: «Повесть временных лет» и поставив как эпиграф три важнейших задачи не для регистратора текущих событий, а для историка с таким широким кругозором, каким не обладали многие из его современников в Европе и на Востоке:
1. «Отъкуду есть пошьла Русьская земля…»
«Повесть» начинается с описания всего Старого Света, античного мира примерно II в. н.э. и перечисляет страны и народы от Гибралтара до Тихого океана, где китайцы «живут на краю земли». Указано со значительной точностью расселение славян в Европе в древности (примерно II–I тысячелетия до н.э.).
2. «Къто в Кыеве нача первее къняжити…»
Нестор называет славянского князя Кия, основавшего Киев. Князь — союзник, федерат византийского императора (по всей вероятности, Юстиниана I–527–565 гг.). Временно защищал границу Византии на Дунае. Его потомки княжили в Русской земле до 882 г.
3. «Откуду [когда] Русьская земля стала есть» («Становление Руси»).
Нестор определяет становление Киевского княжества в условиях непрерывных нашествий степных кочевников-тюрок V–IX вв. и обороны от них. Хронологический ряд кочевников определяет время княжения Кия V–VI вв. н.э.
Этот раздел «Повести» — Введения — подводит читателей к такому событию европейского масштаба, как осада Константинополя-Царьграда русской флотилией в 860 году. Как видим, исторический кругозор Нестора был несравненно шире, чем у норманистов, XVIII–XX вв. н.э., стремившихся начать русскую историю только лишь со второго тома Нестерова труда, отбросив почти все, что происходило до 862 г. А между тем именно эти два тысячелетия и объясняли такую кажущуюся внезапность быстрого расцвета Руси в IX–X вв.
Переходя ко второму камню преткновения историков — к вопросу о скифах и славянах, мы оказываемся перед огромным количеством разнородных и противоречивых фактов, сведений, догадок, домыслов. Так как долгое время материалом для суждений были только письменные источники, пересказы чужих слов, то путаница век от века все увеличивалась. «Скифским океаном» называли Балтийское море, а «Скифенопонтом» — Черное; апостол Андрей вел проповедь у азиатских скифов, а киевский игумен (впоследствии епископ) предположил, что он был в Европе и преподнес читателям Нестора (рукопись которого он редактировал) фантастическое путешествие апостола через Херсонес, Киев, Новгород, Скандинавию, Рим в город Синоп в Малой Азии. Византийцы называли скифами русов X века; русский историк XVIII в. Андрей Лызлов написал книгу о татарской Золотой Орде и назвал ее историей скифов…
Фундаментом скифоведения должен стать «отец истории» Геродот, давший ряд важнейших сведений о настоящих скифах-кочевниках и «так называемых скифах-пахарях» (самоназвание — «сколоты»). Киевлянин Нестор (нач. XII в.) знал труд Геродота и сослался на его условное определение «скифского квадрата» в 700 x 700 км от берега Черного моря в глубь континента — «Великая Скифия». Современным нам историкам необходимо пренебречь той искусственной преградой, которую ставит норманизм и во всеоружии всех новых источников и методов перешагнуть через случайную, незначительную дату — 862 г. — и оказаться хотя бы на уровне образованного и пытливого Нестора. Археология XIX–XX вв. подтверждает наблюдения Геродота о двусоставности населения его условного тетрагона: в южной степной зоне в VII–II вв. до н.э. жили настоящие скифы-скотоводы, а в северной, отдаленной от приморских греческих городов черноземной лесостепи — земледельцы-сколоты, ошибочно, по сходству всаднической культуры, причисленные к скифам. Антропология подтверждает генетическую связь славянского населения земледельческой зоны XI–XIII в. н.э. со сколотским скифского времени.
Исключительно важны выводы лингвистов. Девятнадцатый век дал следующий итог исследований: язык скифов-кочевников принадлежит к североиранской ветви языков, что четко отделяет настоящих скифов от сходных с ними по ряду культурных черт земледельцев-сколотов. В славянские языки проникли некоторые скифские слова, но это говорит о давнем соседстве, близком общении, но не о тождестве языков пахарей и номадов. Религиозная лексика резко различна за двумя-тремя исключениями. Большой интерес представляют новейшие исследования акад. О.Н. Трубачева о древнеславянских названиях рек Восточной Европы, завершенные составлением карты. Исследователь строго придерживался только лингвистического материала, не привнося ничего постороннего, что могло бы нарушить «химически чистую» сущность его построений. Если мы наложим карту архаичных славянских гидронимов на разные по времени археологические карты, которые помогли бы определить более точно понятие архаичности, то мы получим почти полное совпадение только с картой древностей предскифского и скифского времени для северной, сколотской половины геродотовского квадрата. Это позволяет утверждать, что «скифы-пахари», кормившие Грецию своим хлебом, говорили на славянском (праславянском) языке. Этот вывод еще раз свидетельствует о необходимости глубокого хронологического зондажа для уяснения истинной предыстории Киевской Руси, которая на протяжении двух тысячелетий (от X в. до нашей эры до 860 г., с которого Нестор начал свой II том) пережила три эпохи усиленного подъема и два тягостных периода нашествий степняков и упадка.
Первый подъем — VII–III вв. до н.э. Киммерийская опасность миновала. Сколоты экспортируют хлеб через Ольвию, праславянская знать ввозит предметы роскоши, украшает свой доспех золотыми деталями; над вождями насыпают огромные курганы. Греческие писатели и поэты пишут о «скифах-пахарях» и их царствах на Днепре и Днестре.
Первый упадок (III в. до н.э. — I в. н.э.). Нашествие сарматских (иранских) племен, уничтожение античных городов, упадок торговых связей, углубление славян-земледельцев в лесную зону («зарубинецкая» археологическая культура). Уход части «скифов-пахарей» за Дунай в «Малую Скифию» (Плиний Младший).
Второй подъем (II–IV вв. н.э.). Так называемые «Траяновы века». Славяне широкими потоками колонизуют Причерноморье вплоть до Дуная, входят в античный мир, воспринимают многие элементы античной культуры римской эпохи, возобновляют активный экспорт хлеба в римские города (римская зерновая мера просуществовала в России до 1924 г.). Славянское общество находится на грани создания государственности. Автор «Слова о полку Игореве» пять раз в своей поэме вспоминал императора Траяна (98–117 гг. н.э.), при котором начался этот подъем, оставивший в славянских землях сотни кладов римских серебряных монет («Черняховская» археологическая культура).