Записки Джека-Потрошителя
– Вы сможете опознать его? Констебль немного мешкает с ответом.
– Думаю, что… да, сэр.
Перли Полл окончательно протрезвела и также считает, что сможет опознать солдат, вместе с которыми она и Марта проводили время. На ее показания Суонсон возлагает больше надежд, чем на показания констебля, однако ни экскурсии по казармам Веллингтона, ни знакомство с гарнизоном Тауэра не дают никаких результатов. И Баррет и Перли Полл указывают на нескольких человек, но у каждого из них оказывается надежное алиби.
– Иначе говоря, вы совершенно напрасно переполошили гарнизон Тауэра и казармы, инспектор?
Главный комиссар столичной полиции сэр Чарльз Уоррен ознакомился со специальным отчетом Дональда Суонсона.
– У нас не было иного выхода, сэр.
– Да, я понимаю, но мы должны сделать все, чтобы слухи не расползались дальше. Что там с этим Тернером, ее приятелем?
– Как я изложил в докладе, в это время он находился в мужском работном доме Виктории на Коммершл-стрит.
То, что Генри Тернер оказался в работном доме, говорит о крайней нужде. Работные дома конца девятнадцатого века принимали только тех, у кого не было ни гроша. Таким горемыкам предоставлялась пища и постель, поступивший в работный дом обязан был пробыть в нем две ночи и день и не имел права отказываться от тяжелой работы. Те, у кого было хотя бы несколько пенни, предпочитали поискать себе иное пристанище.
Тернер был знаком с убитой около двенадцати лет. Они то жили вместе, то снова расходились. За эти годы любовь Генри Тернера к Марте испарилась без следа. По поводу своей подруги он мог сказать Суонсону лишь то, что она тратила на выпивку все, что он ей давал. Трудно предположить, что он мог убить несчастную в порыве ревности, ибо Тернер прекрасно знал, что она зарабатывает проституцией. Нет, Генри Тернер на роль убийцы не подходил, даже если бы он нашел способ покинуть работный дом поздней ночью.
– У вас есть какие-то предположения по поводу личности убийцы? – Уоррен продолжает, не дожидаясь ответа: – Это могли быть сутенеры, которые забирают деньги у этих женщин. Расправа похожа на месть, вы не находите?
– Боюсь, сэр, что это вряд ли возможно. Гроши, которые получают уличные проститутки, не представляют интереса для этих подонков, и, кроме того, расправа была слишком жестокой даже для них, – осторожно замечает Суонсон. – Эти люди, безусловно, закоренелые преступники, но именно поэтому я и сомневаюсь в их причастности.
– Объяснитесь.
– Ни один бандит не нанесет жертве тридцать девять ударов, ему достаточно одного – в сердце. Он мог также перерезать горло женщине и сразу уйти, пока никто его не увидел. Он не захочет пачкаться в крови. Тот, кто напал на Марту Табрам, – настоящий психопат.
– Но такие встречаются среди уличных банд, – Уоррену очень нравится идея с местью сутенеров. – Давайте пока что будем придерживаться этой версии, инспектор.
– Конечно, сэр, – Суонсон не спорит.
– Очень хорошо. Теперь по поводу прессы – мне бы не хотелось видеть в газетах нелепые сплетни, касающиеся этого дела. Что-то неизбежно просочится, но вы должны всеми силами препятствовать распространению слухов. Пусть ваши люди наблюдают за местными уголовниками, и если наша догадка верна, то очень скоро кто-то из них проболтается об этом убийстве. Поэтому не стоит поднимать шум, мы ведь не хотим спугнуть их…
Суонсон вынужден согласиться. В конце концов, Уоррен может быть прав, от бандитов из Уайтчепела можно ожидать чего угодно.
– Я лично не вижу ничего удивительного в смерти этой женщины, учитывая образ жизни, который она вела, – заканчивает Уоррен. – Но даже последние из этого отребья – британские подданные, а пресса в наше время совершенно отбилась от рук!
Негодование Чарльза Уоррена вполне объяснимо. Трагическая смерть Марты Табрам, преподнесенная соответствующим образом, могла стать еще одним камнем, брошенным в лондонскую полицию…
В 1840 году, когда полковник Уоррен появился на свет, полиция Лондона существовала всего лишь одиннадцать лет. Британское общество отчаянно сопротивлялось созданию этого общественного института, полагая, что он нарушит ее исконные права и свободы. И только в 1829 году сэр Роберт Пил сумел убедить парламент в необходимости создания полицейского управления для борьбы с многочисленными правонарушениями и преступлениями. До того времени в Лондоне розыском преступников занималась речная полиция Темзы и патрули с Боу-стрит – малоэффективная и коррумпированная служба, основанная в восемнадцатом веке писателем и политиком Генри Филдингом.
К 1888 году фигура констебля в шлеме с брунсвикской звездой (форма полиции нарочно была продумана таким образом, чтобы она отличалась от военной) стала неотъемлемой частью британских улиц, но уважением у граждан империи ни эта фигура, ни полицейский аппарат в целом, увы, не пользуются. Честные лондонцы продолжают смотреть свысока на служителей закона и никогда не упускают случая позлословить по поводу нерасторопных и туповатых констеблей.
Впрочем, два года тому назад вступление сэра Чарльза Уоррена на пост главного комиссара сопровождалось хвалебными отзывами консервативной «Таймс». Чарльз Уоррен, сын генерал-майора Уоррена, соратника Веллингтона, был удостоен ряда высоких наград за службу в колониях. Он командовал кавалерией в Кафрской войне в Африке в 1878 году, а спустя четыре года расследовал в Египте исчезновение экспедиции профессора Палмера. Все члены экспедиции были убиты пустынными бандитами; восьмерых из них Уоррену удалось захватить и казнить, что принесло ему целую россыпь наград от английского и египетского правительств. Чарльз Уоррен вне очереди получает звание полковника, а в 1883 году посвящается в рыцари и становится рыцарем-командором орденов Святого Михаила и Святого Георгия. Наградами были отмечены и его заслуги по подавлению беспорядков в колониях, причем действия сэра Уоррена в этих случаях были не только эффективными, но и максимально гуманными. У министра внутренних дел Хью Чайлдерса, предложившего в 1886 Уоррену пост главного комиссара столичной полиции, не было никаких причин сомневаться в своем выборе.
Чарльз Уоррен сменил на этом посту сэра Эдмунда Хендерсона, который вынужден был уйти после уличных беспорядков в феврале восемьдесят шестого, когда демонстрация безработных переросла в настоящий погром. Проходит около двух лет, и воскресным утром 13 ноября 1887 года ситуация повторяется, демонстранты выходят на Трафальгарскую площадь, а сэр Уоррен выводит им навстречу войска. В тот день на площади было ранено около ста пятидесяти человек, один из которых скончался. Тринадцатое ноября остается в памяти лондонцев «Кровавым воскресеньем», популярность Уоррена резко снижается, несмотря на новые похвалы со стороны «Таймс». Что еще хуже, он теперь не пользуется любовью даже собственных подчиненных – сотрудников столичной полиции. И эта неприязнь многократно усилится после небольшого скандала, разразившегося в середине августа, вскоре после убийства Марты Табрам.
В тот же день, после разговора с Суонсоном, Чарльз Уоррен принимает у себя комиссара Джеймса Монро, представительного пятидесятилетнего шотландца, руководящего Департаментом уголовных расследований.
– Я рад, что вы наконец смогли уделить мне время…
Сарказм сэра Уоррена не смущает Монро, ничего другого не стоило ожидать. Противостояние между двумя офицерами длится не один день.
Комиссар Джеймс Монро, как и многие высокопоставленные лица Британской империи, начинал свою карьеру в Индии, где провел почти тридцать лет на различных должностях и, в конце концов, возглавил полицию в Бомбее. В 1884 году Монро возвращается в Лондон вместе с семьей и получает предложение встать во главе Департамента уголовных расследований Скотленд-Ярда. Этот департамент – один из трех, находящихся в ведении сэра Уоррена, был образован позднее остальных. Британцы с самого начала рассматривали создание полиции как угрозу своим правам, и тем сложнее было привыкнуть к мысли, что в ее составе теперь будут люди в штатском, способные смешаться с толпой и ничем не отличаться от обычных граждан.