Потоп

Рокотов ни о чем не спрашивал, он терпеливо ждал продолжения.
Но генерал скорбно безмолвствовал и тупо рассматривал самую что ни на есть обыкновенную панаму.
— Откуда она у вас и почему? — Влад не вытерпел и решил ему немного помочь.
— Откуда… — тяжко и протяжно вздохнул Ясеневский. — Ее подбросили сегодня вечером. В обсерваторию. Не к нам. Поостереглись. И не прислали по почте — спешили? От Зеленогорска до Пулково путь не близкий. Ты понимаешь, что это означает? Такая вот посылочка?
— Не окончательно, но догадываюсь. И вижу в этом своего рода плюс.
— Плюс? — задохнулся генерал. — Плюс? О чем ты говоришь? По краю отпечатался ботинок — слишком мало для идентификации… Но размер можно установить. Имейся у нас возможность ознакомиться с обувкой всех обитателей усадьбы…
Рокотов оставался спокойным. Он уже окончательно приготовился выйти на след.
— Это как в сказке про Золушку получится, туфельку примерять. Плюс в том, что у нас есть союзник, — ответил он. — Или сочувствующий. Попутчик, как некогда выражались. Возможно, что дело в другом, и кто-то кого-то о чем-то хочет предупредить. Такое тоже нельзя исключить. Но подбросить улику… нет. Мне кажется, нам просто крупно повезло. Мне кажется, он просто хочет денег. Дадим?
Генерал глубоко задумался.
Ему было нелегко перейти от скорби по Лазарю Генриховичу к восторгу в связи с неизвестным доброжелателем.
— Дать-то дадим. Но кто это может быть? — спросил он после паузы.
— Не знаю, — ответил Рокотов. — Кто-то, успевший забрать панаму до того, как за ней вернулись. Если вернулись. Нет, наверняка вернулись, не дураки. Однако налицо непрофессионализм, серьезный прокол. И существует кто-то, готовый пойти на риск. Кто-то, имеющей зуб на этих типов. Вероятнее всего — кто-то из обслуги. Возможно, это неприязнь к одному конкретному человеку.
— Например?
— К кому угодно. К самому депутату. К начальнику его охраны. Но скорее всего, как бы там ни было, — к убийце. Если произошло убийство.
— Вечером… — начал соображать Ясеневский.
— Да, — кивнул Рокотов. — Мне или вам — лучше вам, но как распорядитесь — придется ненавязчиво выяснить, кто из персонала отсутствовал в особняке сегодняшним вечером. И почему. И еще — почему он скрывается. Почему все сделано анонимно? Боится потерять место?
— Скорее, жизнь, — хмыкнул Ясеневский.
— Какой положительный депутат, — усмехнулся Влад. — Мои сомнения в его благонамеренности множатся, как бледные спирохеты.
— Он может ни о чем не знать.
— Почему вы так защищаете Боровикова? Вам так сильно не понравился начальник службы его безопасности, и вы готовы все свалить на него?
— Будьте покойны — он не понравится и тебе. Убийства — они по части Коротаева, а не депутата Госдумы.
— Если покоен, то, вероятнее, он, нежели я, — скромно потупил взор Рокотов. — Я не жалую этого слова. Спокойны — вот это куда приятнее.
— Да, — вздохнул генерал и не без пафоса процитировал: — Вечный покой сердце вряд ли обрадует…
— Вечный покой — для седых пирамид, — с готовностью подхватил Влад. — А не поступить ли мне к ним на службу?
Ясеневский снова задумался. За время чаепития ему приходилось заниматься этим слишком усердно и часто, и он вспотел еще больше.
Все-таки погоны берут свое. И чем больше звезд, тем труднее думается…
— Теоретически это возможно. Но есть много «но». Команду набирает Коротаев, начальник службы, это его прерогатива. И она уже набрана и, похоже, полностью его устраивает. Я, конечно, могу подсуетиться. Но за тобой будет особый присмотр. Твою свободу передвижений ограничат, ты не сможешь ступить и шагу без спроса. А если начнешь расспрашивать… Мне не хотелось бы ходить еще и с твоей панамой за пазухой. На тебя дважды смотреть не придется — сразу сообразят, что ты казачок засланный.
— Успокойтесь, я не ношу панаму, — заверил его Рокотов. — Изредка — каску, в случае крайней необходимости.
— Каску тем более, — Ясеневский нашел в себе силы улыбнуться, и Влад остался доволен этим.
Они немного посидели в тишине. За окном уже стояла глубокая ночь.
— Я так понимаю, что завтра мне — в Зеленогорск, — предположил Рокотов.
— Правильно мыслишь.
— Попрошу адресок.
— Запоминай, — Ясеневский продиктовал ему адрес. Одного раза оказалось достаточно.
Рокотов вновь ощутил в себе некую легкость, предвкушая автономную работу.
Всегда, правда, подворачивался под руку кто-то доброжелательный и оставался на подхвате, выручал, но обязательно погибал, а гибель Генриха Завадского реально подкосила его.
И теперь снова объявился такой, тайный доброжелатель, и его требовалось установить. И опекать.
Но он больше не хотел страховать товарищей, отвечать за них. Хватит. Он и сам с усам. Он, может быть, даже не разрушит гадам очередной лепрозорий, он им его построит и там запрет…
Размышляя о гадах, Влад уже точно знал, что таковые имеются. Такого понятия, как презумпция невиновности, для него больше не существовало. Пусть этим занимаются прокуроры.
Гады где-то прятались, отогрелись на солнышке и ожили.
  
Глава вторая
 
ОСМОТР НА МЕСТЕ
 
Влад Рокотов никуда не спешил: не видел повода.
Он не верил никому, даже — и особенно — начальству, после известных событий. Тем более он не доверял звездам.
Но вот к генералу Ясеневскому он все-таки душевно расположился и даже предложил ему заночевать на диване в столь поздний час, однако начальник, застенчиво и сумрачно поблагодарив, отказался, сославшись на то, что его ждет машина, и совещание тоже ждет, и ждут еще многие…
Влад не стал настаивать.
Он не вполне доверял Людендорфу, побывавшему в перебежчиках.
Он не доверял даже покойному Завадскому, который поначалу скрыл от товарищей самую суть опаснейшего дела, из-за которого развернулась вся ливийская миссия, начавшаяся с самостийной Украины, потрепавшая Ближний Восток и Северную Африку, а после одну французскую клинику и, наконец, не особенно дружественную Литву.
Он не очень верил Марианне, ибо чувствовал, что та так или иначе устроит себе разрядочку после супружеских перипетий.
И родственники вряд ли будут ей в этом препятствовать — скорее, помогут с полным пониманием и сочувствием.
Рокотов верил только себе — своим мускулам, кулакам, голове. Еще он верил энциклопедиям, и то естественнонаучным, — и все.
Пожалуй, еще брюхоногим он доверял, хотя среди людей ему все чаще попадались именно такие, ничуть не похожие на моллюсков.
Намного гаже.
Поэтому он принял решение никуда не спешить, хотя и подгоняемый звездами с генералом Ясеневским, а хорошенько выспаться и после неспешно, обыкновенным лохом, отправиться на место предполагаемых событий.
Ну, не совсем обыкновенным, потому что генерал снабдил его легендой.
В гипотетическое змеиное гнездо.
«Мне надо переквалифицироваться в серпентолога, — с грустью подумал Рокотов. — На что мне мои обожаемые рачки? Все равно уж никогда не пригодятся… Постоянно приходится соприкасаться со змеями».
Так что лохом-то лохом, но и лохи бывают разные.
Одни разъезжают на «бумерах», другие — на электричках, а третьи гуляют пешком. Пешком до Зеленогорска — это круто, а тачка — уже намек на предъяву, а предъявить ему нечего…
Остается электричка.
И недолгие сборы.
Во-первых, ему понадобится блокнот. И дальше, через точку с запятой: микроскопическая фотокамера в пуговице, конечно; передатчик-микрофон, которым его снабдил Ясеневский; авторучка.
Одеться попроще, но прилично. Впрочем, сейчас лето, и можно немного расслабиться.
Никакого оружия.
Никакого?
Черта с два.
Выкидной нож под брючиной… хотя нет, не годится. Его наверняка обыщут или обследуют металлодетектором.
Камера слежения сфотографирует на память — плохо, предстоит изменить внешность…
Этого Рокотов просто терпеть не мог.
Типичные шпионские игры, детский сад. Он отправился в ванную, где приладил себе накладные рыжеватые усы, вставил особенные челюсти-зубы-десны, отчего стал сразу напоминать глуповатую лошадь. Из детского стихотворения.