Крысы хоронят быстро

Затем я обернулся. Несколько мрачных фигур, чётко выделяясь на фоне парижского горизонта, перебирались через холмы, ещё несколько показались справа, между мною и выбранным пунктом назначения. Они, без сомнений, намеренно отрезали этот путь, и возможностей у меня оставалось немного: или бежать вперёд, или повернуть налево. Пригнувшись к земле, чтобы использовать линию горизонта как линию обзора, я пристально всмотрелся в местность слева, но не обнаружил там признаков присутствия врагов. Мне пришло в голову, что если они не потрудились перекрыть этот путь раньше и не пытаются сделать этого сейчас, то направление само по себе таит для меня опасность. Итак, я принял решение бежать прямо.
Увиденное мною ранее не вселяло оптимизма; реальность же превзошла мои худшие опасения. Почва под ногами стала мягкой и податливой и то и дело самым отвратительным образом проседала. Казалось, я спускаюсь в низину, поскольку местность вокруг представлялась мне более возвышенной, чем та, по которой пролегал мой путь, и это там, где минутой ранее мне виделась совершенно гладкая равнина! Я обернулся, но не обнаружил погони. Странно — ведь до сих пор эти ночные хищники преследовали меня в темноте с таким искусством, словно всё происходило ясным днём. Как же я корил себя за то, что надел дорожный костюм из светлого твида! Тишина и невозможность увидеть врагов, которые, уверен, пристально следили за мной, становились невыносимы, и в надежде, что кто-то ещё, кроме этой жуткой шайки, услышит меня, я набрал воздуху в лёгкие и несколько раз громко крикнул. Ответом мне была всё та же тишина; даже эхо не вознаградило меня за старания. Некоторое время я стоял неподвижно, глядя в одном направлении. Заметил, как на одной из возвышенностей слева возникла тёмная фигура, затем ещё одна и ещё. Они, по-видимому, вновь намеревались меня окружить.
Мне подумалось, что, использовав навыки бега, я мог бы в очередной раз оставить преследователей ни с чем, и, со всей скоростью, на какую способен, я ринулся вперёд.
Бултых!
Нога поехала на какой-то скользкой мерзости, и я ничком рухнул в зловонную застоявшуюся лужу. Тошнотворность грязной воды и слизи, в которую погрузились по локоть мои руки, не поддаётся описанию; из-за внезапности падения я даже проглотил немного отвратительной жидкости, горло сдавил спазм, и мне пришлось лихорадочно хватать воздух ртом. Никогда не забыть мне мгновений, когда я стоял, пытаясь прийти в себя, едва не падая в обморок от удушливого смрада, окружённый поднимавшимся от нечистой воды белым призрачным туманом. В довершение всего, с отчаянием загнанного зверя, настигаемого сворой, я заметил силуэты преследователей — бандиты воспользовались моей беспомощностью и стремительно брали меня в кольцо.
Удивительно, как наш разум подмечает сопутствующие обстоятельства, даже когда вся сила его направлена на решение неотложной задачи — задачи выживания. Моя жизнь висела на волоске, возможность спастись зависела от выбора, который мне приходилось делать почти с каждым новым шагом, и всё же я не мог не отметить невероятной настойчивости этих стариков. Их молчаливая решимость, их суровое упорство в деле внушали, помимо страха, определённое уважение. Какими же они были в расцвете сил! Теперь я понял и мощь ураганной атаки Наполеона на Аркольский мост, и презрительный ответ Старой Гвардии при Ватерлоо на предложение сдаться. Подсознательное восхищение, даже в такие мгновения, имеет некоторую прелесть; но, к счастью, оно совершенно не мешает мысли о насущном, порождающей действие.
Одного взгляда хватило, чтобы осознать — мой замысел провалился, и враги пока одерживали верх. Они зашли с трёх сторон и пытались теснить меня влево, где уже поджидала неведомая опасность, поскольку там не оставили соглядатаев. Я был вынужден смириться — оставшийся выбор не оставлял мне выбора. Необходимо было пробираться низиной — возвышенности оккупировали преследователи. Однако, несмотря на дымку и неровность пути, которые замедляли меня, молодость и физическая подготовка давали мне силы двигаться вперёд, и, стараясь идти наискосок, я не только не позволил ветеранам догнать меня, но и сумел оторваться от них. Это приободрило меня; к тому же, начали сказываться постоянные тренировки, так что у меня открылось второе дыхание. Передо мною возникло небольшое возвышение. Я поспешил вверх по склону и обнаружил впереди целое болото из полужидких нечистот, а за ним — то ли искусственную плотину, то ли берег, тёмный и суровый. Я почувствовал, что если бы смог добраться до этой плотины, то там, при наличии твёрдой почвы под ногами и какой-нибудь тропинки, сравнительно легко нашёл бы выход из затруднительного положения. Быстро осмотревшись и никого не увидев, я на несколько минут устремил взгляд под ноги в поисках пути через болото. Переход был непростым, но не представлял опасности, лишь тяжкий труд; минута-другая, и я уже стоял у плотины. Ликуя, я устремился к вершине, где меня ждало новое потрясение. С обеих сторон поднялись фигуры доселе таившихся людей. Они метнулись ко мне справа и слева. Все они держали верёвку.
Ловушка была готова захлопнуться. Путь в обе стороны оказался перекрыт, близился финал.
Оставался единственный шанс спастись — и я воспользовался им. Ринувшись через плотину и едва успев вырваться из самых когтей врагов, я бросился в смрадный поток.
В другое время я счёл бы воду в нём грязной и отвратительной, но сейчас я был рад ему, как усталый путник радуется кристально чистому источнику. Это был путь к безопасности!
Преследователи кинулись следом. Держи верёвку кто-то один, мне пришёл бы конец — я не успел бы проплыть и метра, как на меня набросили бы петлю; но множество рук, державших верёвку, породили сумятицу; возникла задержка, и петля коснулась воды на изрядном расстоянии от меня. Быстрый заплыв — и вот я уже по другую сторону потока. Освежённый холодной водой и ободрённый успехом, я поднялся на вершину насыпи в сравнительно добром расположении духа.
Оказавшись на вершине, я обернулся. Несмотря на темноту, мне удалось разглядеть преследователей, которые метались вверх и вниз по противоположному берегу. Погоня, очевидно, не закончилась, и мне вновь предстоял выбор пути. За насыпью я обнаружил коварную болотистую местность наподобие той, что уже пересёк. Желания снова погружаться в мерзкую жижу у меня не возникло, и некоторое время я размышлял, бежать ли мне вверх или вниз по течению. Вдруг мне показалось, что я услышал звук, напоминающий приглушённый плеск вёсел; я прислушался, затем закричал.
Ответа не последовало; звук же стих. Враги, по всей видимости, раздобыли какую-то лодку. Они находились выше по течению, и я бросился бежать вниз по течению потока. Пробегая слева от места, где входил в воду, я услышал всплески, мягкие и тихие, какие издаёт погружающаяся в воду крыса, только гораздо более отчётливые; повернувшись на звук, я заметил на темной глади воды волны, расходящиеся в стороны от торчащих на поверхности голов. Некоторые из преследователей также переплывали поток.
Вот позади меня, выше по течению, тишину нарушил резкий стук и скрип вёсел; враги стремились поскорее нагнать меня. Я собрался с силами и прибавил скорости. Пару минут спустя я оглянулся и в свете луны, струившемся сквозь рваные облака, заметил, как на берег выбрались несколько тёмных фигур. Поднялся ветер, поверхность воды рядом со мною покрылась рябью, берег начали лизать маленькие волны. Мне приходилось тщательно выбирать дорогу, чтобы не споткнуться — это значило бы неминуемую смерть. По прошествии нескольких минут я ещё раз оглянулся. На насыпи я увидел не более трёх преследователей, но куда больше их пробиралось через смрадное болото. Какую новую опасность это предвещало, оставалось лишь гадать. На бегу я почувствовал, что дорога всё сильнее отклоняется вправо. Подняв взгляд, я обнаружил, что впереди река гораздо шире, чем раньше, а насыпь становится всё ниже и ниже. За ней оказался ещё один поток, к ближнему берегу которого через болото стремились новые преследователи. Я понял, что нахожусь на чём-то вроде острова.