Леди в саване

Карикатурой на подобного вампира-аристократа можно назвать роман с продолжениями «Варни-вампир», который публиковался в дешевых журналах в 1840–1846 гг. Авторство приписывалось романистам Томасу Престу и Джеймсу Римеру. Естественно, названными нами произведениями тема вампиризма в литературе не исчерпывается, однако, с одной стороны, мы должны были отметить то, что точно мог читать Стокер, а также то, что развивало тему вампира, приходящего из прошлого в наше современное цивилизованное викторианское общество, — с другой. Так, он не читал, видимо, замечательных романов Алексея Толстого «Семья вурдалака» и «Упырь» (1830—40-е гг.). С другой стороны, если даже ему и были знакомы, что неизвестно точно, описания вампиров Мериме, то эти тексты не могли считаться для него прецедентными, поскольку с точки зрения жанровой относились к другому разряду — псевдоимитации описаний народных верований с псевдоустановкой на достоверность.
Безусловно, среди текстов, повлиявших на создание Дракулы, оказывается и роман Мэри Шелли «Франкенштейн», о котором точно известно, что экземпляр этого романа был в небольшой библиотеке Стокера в Лондоне. Причем, когда вышел из печати сам «Дракула», мать Стокера, Шарлотта, прислала ему поздравительное письмо, где писала: «Ты создал образ, равный по яркости чудовищу Франкенштейна, или даже превосходящий его. Твой Дракула принесет тебе много славы и много денег!» (цит. по [ Ludlam1962, 109]).
Но, как принято считать, непосредственным предшественником романа «Дракула» является повесть или небольшой роман «Кармилла» Шеридана Ле Фаню, опубликованный в 1871 г. Во-первых, там проявилась чувственная сила вампиров, и там впервые они обрели сексуальное обаяние, пока только в основном в плане лесбийских отношений. Во-вторых, именно там зародилась традиция возврата к экзотической Центральной Европе, Австро-Венгрии и прочим сомнительным местам. Именно там было впервые показано, что вампира надо не только проткнуть колом и обезглавить, но и победить его гипнотическое обаяние. Мы не уверены, что роман «Кармилла» можно все-таки считать непосредственным предшественником «Дракулы», однако известно, что сам Стокер очень его любил, упоминал в своих заметках к роману и даже вначале хотел поместить своего антигероя в Штирию, где происходит действие «Кармиллы». Однако в «Кармилле», если ее внимательно перечитать, мы увидим множество сюжетных недочетов, но недочетов — уже с современной точки зрения: Кармилла мало, но все-таки ест, в романе ничего не сказано о том, что она не отражается в зеркале или не отбрасывает тени, тема чеснока тоже не развита. Но дело в том, что эти детали как раз и вошли в «вампирический миф» благодаря труду Стокера.
Среди не собственно вампирических, но также — мистических произведений, повлиявших на Стокера, можно, и даже следует, назвать также роман Дюморье «Трильби», вышедший в 1894 г. Причем известно, что Стокер был хорошо знаком с автором, более того, в начале 90-х гг., когда оба романа были еще в стадии разработки, они встречались и обсуждали образы будущих антигероев, Свенгали и Дракулы. И как считают некоторые исследователи, образ гипнотизера Свенгали во многом повлиял на фигуру графа Дракулы, по крайней мере там Стокер почерпнул идею о гипнотическом влиянии, которое вампир может оказывать на жертву, полностью подчиняя ее себе. И наверное, во многом это действительно так.
Мы бы отметили еще несколько текстов, которые с вампиризмом прямо не связаны, но которые подготавливают главную идею романа Стокера — изображение персонифицированного зла, которое, обладая странной силой и властью, витает где-то на задворках современного цивилизованного общества: 1) «Дориан Грей», который вышел в 1890 г., т. е. именно тогда, когда Стокер начал работу над романом; 2) «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886), причем если сопоставить эти два текста, то мы найдем в них много общего: герой-аристократ посещает притоны и трущобы в измененном виде; 3) отчеты в газетах о деле Джека Потрошителя (1888). И наконец, последнее: витающий в воздухе той эпохи призрак фрейдизма. Первая психоаналитическая работа Фрейда (о наследственности неврозов) вышла по-французски в 1896 г., и Стокеру, видимо, известна не была, однако его предшественник Шарко, о котором на страницах романа говорят доктор Сьюворд и Ван Хелсинг («ты постиг природу воздействия гипноза и можешь проследить за мыслью великого Шарко, проникающей в самую душу пациента»), был даже немного знаком ему лично, т. к. посещал в Лондоне театр Лицеум.
Еще — часто упоминают «Мельмота-скитальца», еще — романы Коллинза, но мы понимаем, что перечисление всех текстов, которые в той или иной степени могли повлиять на замысел создания «Дракулы», само по себе не имеет смысла, так как список их достаточно велик и мы не располагаем достаточными критериями, чтобы судить о том, какой из них может быть назван предшественником романа Стокера. «Дракула» вписался в позднюю викторианскую готику, но этого явно недостаточно для того, чтобы мог появиться этот сюжет и этот бессмертный персонаж, причем, повторим еще раз, под пером не слишком одаренного автора.
Брэм Стокер в своем романе создал не только яркий образ вампира, жаждущего власти. Он сумел воссоздать виртуальную реальность «вампирического мифа», который сейчас воспринимается нами уже как нечто естественное. На самом деле, взяв на вооружение труды по народным верованиям (в первую очередь — книгу Эмили Джерард «Суеверия Трансильвании», 1885), Стокер самостоятельно дополнил фольклорные представления о вампирах собственным списком, который оказался изобретенным и составленным им поразительно удачно.  [49]
К уже известным народным суевериям (страх вампира перед Распятием, чесноком, святой водой, церковное пение и проч.) сам Стокер добавляет — отсутствие тени и отражения в зеркале, необходимость быть приглашенным, чтобы войти в дом жертвы, потребность проводить закат и рассвет в могиле. Все это теперь вошло в арсенал вампирических образов, но созданы они были в основном самим Стокером. В своем романе «Леди в саване» (1909), Стокер вкладывает в уста героя список этих примет, когда тот начинает думать, что его посещала девушка-вампир, и называет их «вампирическим этикетом» (войти, если тебя пригласили, отказываться от угощения, отшатываться от церковных святынь, скрыться перед рассветом и проч., см. [ Stoker1997, 78]). А что-то он придумал, но применять не стал: например, что вампира нельзя нарисовать, потому что его образ ускользает от взгляда художника, или что вампир полностью лишен музыкального слуха, как бы музыкален он ни был при жизни. Стокер также придумал особый ход, как разрешить жуткий парадокс, присутствующий в народных верованиях: если умерший от укуса сам становится вампиром, то по идее довольно быстро вампирами окажутся все жители Земли. У него «пищей» в основном выступают дети, тогда как рекрутируются новые вампиры очень избранно, в основном — гетеросексуально, и для этого необходимо, чтобы жертва сама выпила кровь вампира.
Но популярными все эти сюжетообразующие детали стали, естественно, потому, что автору удалось создать архетипический образ самого героя. Главным «ключом» в Дракуле мы, вслед за М. Хайндлом, считаем фразу: «Этот человек принадлежит мне!» (см. [ Hindle1993, XVIII]). Написанная в начале листа одного из рабочих блокнотов Стокера и дважды подчеркнутая им, она затем была вложена в уста Дракулы во время сцены «вампирического соблазнения» Джонатана Гаркера тремя женщинами-вампирами в замке Дракулы:
«— Как вы смеете его трогать, вы?! Или даже смотреть в его сторону, раз я запретил вам? Назад, сказано вам! Этот человек принадлежит мне! Попробуйте только тронуть его — и будете иметь дело со мной.
Блондинка с каким-то вульгарным кокетством усмехнулась:
— Ты никого никогда не любил и не любишь!» [ Стокер2005,117].
Так кем же был этот человек, никогда никого не любивший?
Идея, что за фигурой графа Дракулы стоит реальная личность, сыгравшая в жизни самого Стокера большую роль, не нова. Главной кандидатурой здесь принято считать Генри Ирвинга, которому Стокер поклонялся, но одновременно — к которому он испытывал постоянный страх. Как сам он вспоминает в своих «Личных воспоминаниях о Генри Ирвинге», написанных в 1906 г. после смерти актера, они познакомились в 1876 г. после представления «Гамлета». Ирвинг пригласил Стокера принять участие в небольшом ужине. В конце Ирвинг прочел перед собравшимися поэму Томаса Гуда «Сон Евгения Арма». Когда он кончил, Стокер от потрясения потерял сознание и упал на пол. Ирвинг остался доволен произведенным эффектом и через какое-то время пригласил Стокера стать директором-распорядителем его театра в Лондоне.