Последнее лето
В первый год, как и следовало ожидать, показатели совхоза резко покатились вниз, на второй - выровнялись, хотя хлопот это стоило немалых. Сейчас, в начале третьего года, Астафьевское отделение было уже не последним в совхозе, дела в нем могли бы идти и вовсе не плохо, окажись тут управляющим кто-нибудь порасторопнее и старательнее, чем этот Игонькин, будь он неладен!
- Кадры нужно беречь. С кадрами нужно работать, - неизменно отвечал председатель райисполкома на каждую попытку заменить управляющего. Приходилось только руками от досады разводить: ох, и наловчились же мы сыпать демагогическими словесами, попробуй не согласиться с ними: кадры-то действительно беречь нужно!
Было бы, кстати, неверным считать, что Тарас Константинович желал Игонькину только проштрафиться, как он давеча необдуманно сказал Петру, в иную минуту, равно искренне, он желал ему и повышения - лишь бы с глаз долой!..
- Вон, встречает, - ухмыльнулся Петр. - Вежливый!..
Игонькин, представительный, с румяными, полными щеками, в короткой клетчатой рубахе навыпуск, в отутюженных брюках и легких сандалетах, проворно сбежал с крыльца конторы.
- С приездом, Тарас Константинович! Гостям всегда рады!
- Я не гость, а директор, - отрезал тот.
- Хороший человек - всегда гость, - нисколько не потерявшись, но и без всякого угодничества возразил Игонькин.
Круглое, румяное лицо его при этом светилось таким неподдельным удовольствием, а карие умные глаза - может быть, лишь самую малость плутоватые - смотрели так ясно, что Тарас Константинович испытал на какое-то мгновение замешательство, - это всегда случалось с ним при встрече с Игонькиным. Может, и правда он к нему предвзято относится? привычно мелькнула и так же привычно ушла мыслишка, тут же уступив место другой, резкой и бескомпромиссной. Кой черт! Ошибаться в этом человеке, обезоруживающем поначалу своим простодушием каждого, может он, директор, но не весь коллектив.
Недаром же по совхозу гуляет присказка, обозначающая предел спокойствия и благополучия: "Живу, как Игонькин".
- Ну, пошли в твои хсромы.
- Прошу, Тарас Константинович, прошу.
Контора отделения находилась в помещении правления бывшего колхоза. В других отделениях заведующие ютились в случайно приспособленных комнатушках, а то и вовсе в закутках, пребывая в них, впрочем, недолго, Игонькин удобно и просторно расположился в бывшем председательском кабинете, отвоевав его у сельсовета; на это у него нашлись и желание, и настойчивость.
За месяц с небольшим, что Тарас Константинович не был здесь, в кабинете появилось нечто новое - кресло с мягкими подлокотниками; опустившись на свое место, Игонькин пытался прикрыть их руками, Тарас Константинович насмешливо спросил:
- Откуда трон добыл?
- Из дому. Чтобы геморрой не нажить, - доверительно рассмеялся Игонькин.
- Долго, значит, сидеть собираешься.
В глазах управляющего - на секунду - мелькнула умная насмешка.
- Я солдат, Тарас Константинович. Куда пошлют.
- Ходить надо больше. А не в кабинете отсиживаться, - Я к вам звонил, сказали - вы ко мне поехали, - снова, уже добродушно и обезоруживающе улыбаясь, объяснил Игонькпн. - Не по полям же вам за мной рыскать.
- Ну ладно, рассказывай, как тут...
По информации Игонькина, в отделении все было в ажуре - свое излюбленное словцо он ввертывал где надо и не надо. О положении дел в Астафьевке Тарас Константинович знал не хуже управляющего - выйдя из отпуска, он побывал на всех полях, Игонькин, в общем, был прав. Весна в этом году выдалась на редкость ранней, и хотя сроки всех весенних работ в садах и в полеводстве сдвинулись чуть ли не на полмесяца, проведены они нормально, в этом отношении и Астафьевка не была исключением. Все так, и все же, слушая, Тарас Константинович посматривал на Игонькина с горьким недоумением: в его годы он сам, как кипяток, кипел. А у этого за каждой бойкой фразой - спокойствие; не организатор, а регистратор, где уж ему вперед смотреть!
В дверь заглянула женщина в белом, по-старушечьи повязанном платочке, Игонькин быстро и строго сказал:
- Потом зайдешь. Занят.
Дверь послушно закрылась. Тарас Константинович попенял:
- Чего ж так? Может, неотложное что.
- Знаю я их неотложное, - недовольно поморщился Игонькин. - Машину завтра на базар. Пока картошка да соленая капуста в цене.
- Тоже надо... - Тарас Константинович поднялся, давая понять, что первая часть разговора окончена. - Давай, управляющий, вот о чем посоветуемся. Сиди, сиди...
Нам выдали одну путевку на туристский поезд. Отправка через неделю. По южным городам. Ростов, Минводы, Симферополь, еще там что-то. Купированный вагон, трехразовое питание - красота, верно?.. Так вот: кому, по-твоему, можно тут у вас дать ее? Считай, дороже любой премии.
- Еще бы! - Игонькнн даже языком прищелкнул, и такая ясная готовность, надежда мелькнули в его взгляде, что Тарас Константинович хмыкнул. В отпуск, даже бессрочный, он отпустил бы управляющего с великой охотой, прямо сейчас, но наградить его бесплатной путевкой - это уж дудки!
- Так кому же?
По светлому лицу управляющего прошло быстрое облачко разочарования, и тут же он озабоченно потер гладкий подбородок.
- Да, тут подумать надо...
Вышагивая по кабинету, Тарас Константинович останови лея.
- Есть такое мнение: Морозовой Анне Павловне.
Как ты?
- Москвичке? - весь вид Игонькина выразил изумление. - Да она же на пенсии.
- Ну и что? Вот ей подарок и будет. Скуповато мы ее, кстати, проводили. Если по совести говорить.
- Я что-то, Тарас Константинович, не того... - Игонькин развел руками, все еще не веря, что директор говорит всерьез. - Последний год она у меня, по существу, сторожихой на ферме работала. Личность-то ничем не приметная. Я и запомнил-то ее только потому, что все ее не по фамилии зовут. "Москвичка, москвичка". Непривычно как-то вроде.
Тарас Константинович снова остановился - прямо против сидящего и недоумевающего Игонъкина.
- А когда у тебя на ферме ночной отел шел, кто телят принимал? Не сторожиха эта?
- И что ж из того? Не она одна.
- А ты хоть знаешь, почему ее москвичкой зовут?