Атаульф

Аларих был в тяжелых аланских доспехах, с большим копьем-ангоном, в позолоченном шлеме, из-под козыря шлема было видно страшное лицо Алариха.
Арбр же был наг. Лицо его было оскалено улыбкой, и зубы Арбра сверкали в свете луны. А глаза у него такие, что лучше бы не смотреть в них никогда. То глаза вутьи-одержимого, которому уже не место среди людей. Сам Вотан смотрел его глазами.
И все они с угрозой надвигались на отца нашего Тарасмунда.
Тут Гизульф попросил, чтобы я ему воды принес. Потому что он натерпелся страху там, на кургане, в горле у него пересохло, и дальше рассказывать он не может.
Я встал, пошел к бадье, принес воды моему брату Гизульфу; потом ждал, пока он напьется.
Гизульф напился воды, но не спешил продолжать.
Тогда я сказал:
— Если ты не расскажешь, что было дальше, то я закричу, и весь дом узнает, как ты за дедом на курган бегал.
Тогда Гизульф сказал шепотом, что отец наш Тарасмунд стоял перед ними неподвижно и только крест в круге чертил перед собой. Годья Винитар говорит, это лучшее оружие в незримой брани. И еще, говорит годья, когда что умом постигнуть не можешь, делай так. А Тарасмунд, отец наш, всегда очень внимательно слушает годью Винитара.
Я потихоньку тоже начертил перед собой крест в круге и мне стало спокойнее.
— А дальше что было? — спросил я моего брата Гизульфа.
— Дальше я ушел, — сказал Гизульф.
Мы вместе вознесли молитву доброму Сыну за нашего отца Тарасмунда, чтобы легче было ему отражать натиск неведомых сил, и отправились спать.
Утром мы проснулись от того, что в доме была суета. Женщины собирали вещи и еду, Тарасмунд во дворе седлал коня. Сперва мы подумали, что отец наш Тарасмунд опять в поход собирается.
Я спросил отца, куда он хочет пойти. Отец сказал:
— В бург, к Теодобаду.
Я просил его взять меня с собой. Дедушка Рагнарис не хотел, чтобы отец брал меня с собой.
Гизульф тоже просился с ним, но отец велел ему оставаться с дядей Агигульфом и помогать ему.
Моя сестра Сванхильда ходила надутая, будто у нее любимую игрушку отбирают.
Так оно и было.
Отец кликнул Багмса и сказал ему, чтобы шел с ним в бург к Теодобаду. Что хочет его на своего брата Ульфа сменять.
Багмс ему на это ничего не сказал.
На Багмса навьючили припасы. Отец мой сказал, что верхом поедет. Тут дядя Агигульф разволновался и стал говорить насчет коня. Может быть, осенью случится ему, Агигульфу, в поход идти. А как с конем что стрясется? На чем он, дядя Агигульф, в поход отправится? А пешим ходить — конные всю добычу забрать успеют.
Кроме того, ему, дяде Агигульфу, ведомо, что есть у Теодобада задумка кое-кого из племен соседских по осени от излишков избавить. Дабы не жирели и свирепости не теряли. И неплохо бы, кстати, Тарасмунду насчет этого все в бурге вызнать, раз уж собрался. Да, и с конем поласковей да поосторожней. Как бы чего не вышло.
Дедушка Рагнарис на дядю Агигульфа цыкнул. Мол, идет Тарасмунд в бург по важному делу и вид должен иметь подобающий. И на дядю Агигульфа напустился: на себя бы поглядел, только и знает, что с Гизарной и Валамиром бражничать, живот отрастил и забыл, небось, с какой стороны на лошадь садятся. Только и помнит, с какой стороны на бабу залезать.
Тут Тарасмунд, который под эти крики спокойно седлал коня, сказал, что он уходит.
И пошли. Впереди отец мой Тарасмунд верхом; за ним Багмс с припасами на плечах.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ТАРАСМУНДА
Возвращения отца моего Тарасмунда все мы ждали с нетерпением. Особенно дедушка Рагнарис его ждал. И так волновался дедушка Рагнарис, что замучил всех домашних придирками и попреками, зачастую несправедливыми. Так что под конец все мы уже ждали не могли дождаться, когда же возвратится Тарасмунд из бурга.
На седьмой день, как отец мой Тарасмунд в бург уехал, солнце уже садилось, все люди от работ своих в дома возвратились. Гизульф на околицу ходил; вот он вбегает в дом и кричит, что Тарасмунд возвращается.
Дедушка Рагнарис на Гизульфа рявкнул: зачем, дескать, кричать, будоражить? И что тут особенного в том, что Тарасмунд возвращается? Не пристало готскому воину суетиться. Ибо иное заповедовали нам предки. Дал Гизульфу оплеуху, а сам поскорее на двор выскочил.
И мы все вслед за ним.
Тут и Тарасмунд на коне во двор въезжает. Едва завидев его, дедушка Рагнарис понес браниться: сам, дескать, верхом едет, как рикс, а брат с семьей, значит, сзади пешком плетутся?
И отвернулся от Тарасмунда.
Тарасмунд же, на эти попреки не отвечая, с коня слез, поводья Гизульфу бросил. И сказал дедушке Рагнарису, что один приехал.
Дедушка словно дар речи потерял — замолчал и только яростно своей палкой в землю бил.
Потом у дедушки снова голос прорезался, и он зарычал:
— Что значит — один пришел?
А Тарасмунд, отец мой, только и ответил коротко: Ульф-де сам так решил.
И в дом вошел.
Гизела его усадила ужинать (все уже отужинали), потчевать стала. Тарасмунд голодный с дороги был и потому особенно звучно ел. Хрящи на зубах у него так и трещали.
Дедушка Рагнарис в дверях стоял, во двор смотрел, безмолвной яростью наливался. Когда же услышал, что отец наш Тарасмунд завершил трапезу, пожелал продолжить разговор.
Все мы делали вид, что очень заняты своими делами; сами же изо всех сил прислушивались к этому разговору. А дела у всех предивным образом в дому нашлись, поближе к дедушке и к отцу.
Когда в бург приехали, рассказывал Тарасмунд, Теодобада не было — на охоте был Теодобад и только на другой день вернулся. Теодобад Тарасмунда приветил и за стол пригласил. Вспоминали, как в походы вместе ходили, Агигульфа вспоминал добрым словом. Рагнарису же кланяться велел за то, что добрых воинов вырастил.
Услышав это, Рагнарис рыкнул на Тарасмунда, чтобы тот о деле говорил.
Тарасмунд же о деле говорить не спешил, все еще вел рассказ: как жил в дружинных хоромах; перечислил всех приближенных к Теодобаду дружинников; упомянул о тех, кто сложил голову, рассказал, как это было.
Рагнарис опять на него прикрикнул, чтобы быстрее рассказывал. Тарасмунд же возразил отцу своему, что говорит все по порядку и иначе тут невозможно.
Тарасмунду нрав теодобадов хорошо известен и как найти подход к военному вождю — то ему тоже ведомо. И поступил Тарасмунд следующим образом.
На четвертый день житья своего в бурге привел Багмса к Теодобаду, чтобы дружинникам показать. Захотели они силой помериться с гепидом. Долго злили его, чтобы в раж воинский вошел. Трудно сделать это было, говорил Тарасмунд, ибо Багмс был занят трапезой. Наконец удалось воинам добиться задуманного. Самые искушенные в войнах с гепидами сумели поднять Багмса на дыбы — знали они слова нужные. Здоров же гепид, как бык, с наскока его не свалишь. Только вдвоем навалившись, одолели Багмса дружинники — Рикимир и Арнульф.
Тут дядя Агигульф, который неподалеку уздечку плел, голову поднял и, обратясь к Тарасмунду, спросил, не тот ли это Арнульф, что Снутрсу приемным сыном приходится? И про Рикимера: не тот ли Рикимер, у которого шрам через все лицо? И что если это те самые, то он, Агигульф, их хорошо знает. Столько у него, Агигульфа, с ними вместе прожито-выпито!..
Тарасмунд же подтвердил: да, те самые. И Агигульфа они поминали и чают с ним свидеться, ибо по осени действительно поход намечается.
Тут дедушка Рагнарис изловчился и дядю Агигульфа палкой достал. Велел Тарасмунду про Ульфа рассказывать.
Тарасмунд сказал, что Теодобад и дружинники гепида высоко оценили. Тогда Тарасмунд предложил Теодобаду: Багмса в обмен на Ульфа отдать.
Теодобад не сразу дал ответ. Дождался, пока ему пива принесут, Тарасмунду велел поднести, сам выпил, только после этого заговорил.
Раб, сказал он, у Тарасмунда отменный. И род Рагнариса он, Теодобад, весьма чтит. И обменял бы он Ульфа на этого Багмса, будь Ульф один. Но всю семью ульфову за одного гепида отдать — собственная дружина его, Теодобада, на смех поднимет.