Джефферсон
Май, 1778
«Христианнейший король Франции Людовик XVI заключает союз с Соединёнными Штатами Америки, ведущими в настоящий момент войну с Англией. Цель этого оборонительного союза — эффективно защищать свободу, суверенитет и независимость Соединённых Штатов как в вопросах управления, так и в делах торговых. Христианнейший король и Соединённые Штаты призывают другие страны, страдавшие от притеснений Англии, присоединиться к этому союзу на условиях, которые будут оговорены специальными соглашениями в результате справедливых и равноправных переговоров».
Июнь, 1778
«Битва длилась весь день, и к вечеру неприятель занял позицию, прикрытую с обоих флангов густым лесом и болотами. Тем не менее я принял решение атаковать и для этой цели отдал соответствующие приказы генералам Пуру и Вудфорду. Но их бригады смогли достичь исходных позиций только с наступлением сумерек. Атака была перенесена на утро, однако в полночь неприятель бесшумно покинул свой лагерь и продолжил отступление в направлении Нью-Йорка. Необычайная жара, усталость войск, почти полное отсутствие воды сделали преследование невозможным. Хочу закончить свой отчёт, отдав должное доблести, проявленной многими офицерами и солдатами в этом бою. Особо следует отметить действия генерала Уэйна, а также эффективный огонь артиллерийских батарей».
Январь, 1779
«Конгресс постановил перевести британских военнопленных из Кембриджа в Шарлоттсвилл, штат Виргиния. Никогда ещё жители американских городов не видели такого зрелища: тысячи смелых воинов и офицеров врага были проведены через леса и равнины, так что даже самые робкие и неосведомлённые американцы могли увидеть, насколько уязвимы британские батальоны. Военная мощь, нагонявшая страх на колонии, теперь превратилась в объект любопытства, вызывала не страх, а сочувствие. Народ Англии и парламент больше не смотрели на войска Соединённых Штатов как на сброд, те наглядно продемонстрировали свою силу».
Июнь, 1779
«Первого июня я был назначен губернатором колонии Виргиния. Одновременно меня избрали в совет директоров Колледжа Вильгельма и Марии. Выступая в этой роли во время пребывания в Уильямсберге, я способствовал внесению перемен в организацию этого учреждения. Мы закрыли кафедру грамматики и восточных языков. Вместо этого были учреждены кафедры юриспруденции, медицинской анатомии и химии, а также современных языков. По уставу колледжа мы могли иметь только шесть профессоров. Поэтому на профессора этики мы возложили преподавание политических наук, естествознания и искусства, а на профессора математики и природоведения — преподавание естественной истории».
ОКТЯБРЬ, 1779. УИЛЬЯМСБЕРГ, ВИРГИНИЯ
В Ричмонде Юпитер посадил Джеймса Хемингса на пассажирский шлюп, ходивший вверх-вниз по реке, оплатил его плавание до Уильямсберга и отправился обратно в Монтичелло верхом, ведя освободившуюся лошадь в поводу. Среди пассажиров Джеймс очень скоро выбрал миловидную чёрную девушку, путешествовавшую со своей хозяйкой, и принялся рассматривать себя её глазами.
«Какой симпатичный молодой человек, — думала девушка. — Интересно, где он мог раздобыть такую отличную коричневую куртку, такой жилет в бежевую полоску, такие крепкие башмаки, такую модную шляпу? Любопытно было бы узнать, куда он направляется. Не может ли оказаться, что он держит путь в губернаторский дворец в Уильямсберге? На вид ему можно дать все 16 лет (неужели только 14?), но внешность бывает обманчива. А главное, непонятно: он белый или цветной?»
Ах, если бы человеку дано было управлять цветом своей кожи! Тогда бы при встрече с чёрными девушками Джеймс поспешно темнел, а при встречах с белыми безотказно светлел. Что было бы совсем нетрудно юноше, в котором переливалась только четверть негритянской крови. Мама Бетти, сама мулатка, не скрывала от своих светлокожих детей, что отцом их был покойный мистер Вэйлс, а миссус [2] Марта приходилась им, таким образом, сводной сестрой. Но Джеймс очень скоро усвоил, что обсуждать эту тему вслух не следовало. Дети и внуки Бетти Хемингс и так пользовались в Монтичелло многими привилегиями. Разжигать лишнюю зависть в чёрных соседях по Муллен-Роду — кому это нужно?
Соседи выделяли Джеймса среди отпрысков Бетти и часто заманивали его в свои хижины. Каким-то образом — никто уже не мог вспомнить, когда и почему, — за ним установилась слава целителя, а его руки стали считать колдовскими. Бетти научилась от миссус Марты делать лечебные мази и припарки из трав, но почему-то считалось, что только мазь, наложенная рукой Джеймса, может принести избавление от страданий. Соседи заманивали его то вкусным пирожком, то миской клубники, то вареным яйцом. Но вскоре заметили, что самой верной приманкой для ловли Джеймса Хемингса — да, очень рано, лет с десяти — служили обычные, невкусные деньги.
— Смешно сказать, — признавала Бетти то ли с печалью, то ли с усмешкой, — но мальчишка делается сам не свой, если ему в руки приплывает пенс или два. А от шиллинга его будет трясти лихорадка. И зачем они ему? Он ничего не может купить такого, чего бы я не дала ему даром. Миссус Марта подарила ему глиняную свинью-копилку, и он складывает туда свои сокровища. Надеюсь, повзрослеет и успокоится.
Нет, мама Бетти, напрасны были твои надежды! Джеймс никому не сознавался, но сам-то отлично знал, для чего он копил деньги, каким светом сияли для него бока глиняной свиньи. Ещё лет в семь-восемь, слушая разговоры взрослых, он узнал, что бывают такие невероятные случаи, когда негр-невольник, правдами и неправдами накопивший много-много денег, может выкупиться на свободу. Джеймс понятия не имел, как люди живут на свободе и что таится для них за этим словом. Но именно потому, что идея не имела никаких ясных очертаний и примет, она воцарилась в его душе как полновластная мечта.
Ему уже довелось побывать в большом городе, в Филадельфии, когда масса Томас возил туда трёх сыновей Бетти для прививки оспы. Джеймс видел толпы на улицах, витрины богатых лавок, разодетых щеголей, фонтаны в садах, однако городские соблазны вовсе не связывались в его душе со словом «свобода». Мечта оставалась мечтой, и от каждой монетки, опускаемой в прорезь копилки, к ней тянулся маленький лучик, и где-то в далёком будущем лучи сливались в ослепительный световой столп — этот столп, и только он, заслуживал названия «свобода».
Джеймс сам не знал, сколько у него накоплено денег и как далеки размеры его сокровища от исполнения мечты. Однако год назад облако неясной угрозы надвинулось на неё, начало размывать, превращая любые сокровища в труху. Из-за войны деньги на глазах теряли свою силу и власть, дешевели, обесценивались. Звонкие монетки куда-то исчезли, их заменили бумажки, выпускаемые конгрессом, которые торговцы брали с большой неохотой. Корзинка яблок, которую он ещё недавно покупал по поручению мамы Бетти за шиллинг, месяц спустя стоила три; дюжина яиц дорожала с каждым днём; к башмакам и чулкам в шарлоттсвиллской лавке было не подступиться. Война, ещё не докатившись до них пулями и ядрами, размывала привычный строй жизни, подтачивала мечты, отравляла надежды.