Суд да дело
- Пускают только первую жену, потому что только она считается законной... А остальных могут обвинить в незаконном сожительстве. Отнять детей и отправить их в детские приюты. Такое уже случалось не раз. И если находятся женщины, которые соглашаются на такую жизнь... Что же ими движет? Ведь они идут против установленных правил.
- Правила - одно, а обычай - другое. Традиции - великая сила.
- Нет, сила обычая тут ни при чем. Тут какая-то другая сила. Думаю - сила любви. Просто им досталась такая любовь. Которую они непременно должны делить с другими женщинами. Потому что они могут любить только такого мужчину, в котором жива свобода. А если мужчина на всю жизнь связан с одной женщиной, они не чувствуют в нем этого дыхания свободы. А я - я не чувствую его в себе. Если я повязана с одним человеком. И даже не верю, что меня - такую - повязанную можно любить.
- Ну, а ревность? - воскликнул Кипер. - Не хочешь же ты сказать, что все эти мормонские жены не ревнуют мужа друг к другу? Что не грызутся в очереди за его ласками? Или у них есть твердое расписание - когда ему спать с одной, когда - с другой?
- Да, наверное, расписание... И доброта. И широта души. И вера в то, что это так надо и правильно. И большая, большая семья. Которая важнее их мелких жадных капризов. В которой все помогают друг другу, растят детей, ухаживают за больными, переживают за близких, как за себя.
- А твои два мужа - они что, будут монетку бросать каждый раз? И спокойно уступать? Это и есть твоя хваленая свобода? Святители небесные и осветители земные! Да у меня бы глазные яблоки повылезали и раскатились по полу! Я бы от ревности начал выть на луну, на людей кидаться!.. Одна мысль, что моя возлюбленная с кем-то другим...
- Вот как? А как же ты терпел все эти два года? Ты ведь знал, что я живу с мужем... И никакого подлунного вытья мы не замечали...
Настала тишина. Он не знал, что сказать. Вернее, сказать-то он мог. И очень много. Но это ничего не меняло. Потому что она была права. Он и сам это давно замечал. Во всех романах, стихах, кинофильмах. Ревность - удел мужей. Тайный возлюбленный от нее не страдает. Над ним никто не смеется. Никто не скажет ему: "Твоя любовь тебе неверна. Она изменяет тебе со своим мужем". Значит, что же? Уязвлена не любовь, а гордость. И чувство собственности. Нарушение монопольных прав. Брак - это монополия. Но не учат ли нас мудрецы экономики, что от монополии добра не жди?
ЦЕНЫ НАЧНУТ ПОЛЗТИ ТОЛЬКО ВВЕРХ. ИСКУССТВЕННО ВЗДУТЫЕ ЦЕНЫ НА ДОБРОДЕТЕЛЬ.
Он вдруг почувствовал ее пальцы на своих щеках. Он не заметил, как она подошла. Его нос утонул в белых ракушках халатика. Его руки пустились в слепые блуждания. Полные радостных встреч и коротких разлук. Со всем таким родным и знакомым. Но каждый раз - поразительно новым. Разлука и встреча - это как вдох и выдох. За короткую разлуку твоя ладонь наполняется воздухом желания, ее плоть - кислородом новизны. И невозможно остановиться. Все равно что перестать дышать.
- А ты? - услышал он над самым ухом. - Ты совсем-совсем "нет"?.. Я понимаю, ты рос в нормальной семье, не то что я... Сила традиций, сила привычки... Трудно взглянуть по-другому, изменить точку отсчета... Гордость, самолюбие, страх пересудов... Это любому тяжело, а тебе... Ты ведь горячий, потому что тонкокожий... У тебя кровь течет близко-близко... Просвечивает там и тут... И все же... Если бы ты захотел... Хотя бы попробовать... Ох, я бы ни о чем другом и не мечтала...
Он оттолкнул еe так, что она чуть не упала. Вскочил на ноги. Дыхание остановилось. Воздуха в груди не осталось. Даже на одно короткое слово. Слово "никогда".
Она вернулась на своe место. Место подсудимой. Смотрела на него печально и мечтательно.
- Мне пора, - бормотал он. - Я и так... В конторе ждут дела... Теперь всe понятно... Так уж вышло... Никто ни в чeм не виноват... Полина права... Нет никакого многоженства... Есть "синдром свободы"... Брак с одним - это неволя... Недаром столько разводов... Все бегут из неволи... Никто не выдерживает... Пора с этим что-то делать... Но только без меня... Уж простите... Не дорос, не созрел...
Он остановился перед ней. Протянул руку. Но она отклонилась. Он шагнул вперeд. Погладил мандарин на деревце за еe спиной. Потом быстро пошeл к дверям.
...Ехать на работу не было смысла. И сил. Впрочем, смысла не было больше ни в чeм. Хотелось только забраться под одеяло. Засунуть голову под подушку. И ни о чeм не думать.
Около дома стояла незнакомая машина. Наверное, у Полины пациент. Жаль. Ему бы сейчас хотелось поговорить с ней. Расспросить про "синдром свободы". Или как он там у них называется. Может быть, это уже исследовано и излечимо?
Из машины вылез молодой человек в спортивном костюме. Улыбаясь, пошeл ему навстречу. Неся в руке корзину с фруктами.
- Мистер Райфилд?.. Как удачно. А я уже собирался уезжать. Начал писать вам записку... Вам бы пришлось ехать за посылкой к нам в магазин. И фрукты бы утратили свежесть... Вот здесь, распишитесь, пожалуйста...
Кипер машинально расписался. Принял из рук посыльного таинственные дары. Кто бы мог их отправить?
- А послание там, в конверте, - приветливо сказал молодой человек, садясь в машину.
Выхлопная труба дунула сизым дымком. Автомобиль укатил.
Между виноградной кистью и гроздью бананов белел уголок конверта. Кипер извлек его, поставил корзину на землю. Ветерок подкатил к его ногам маленький водоворот из подсохших травинок. Голубая крикливая сойка попыталась затеять скандал с соседями, но на еe брань никто не ответил.
Кипер открыл конверт и прочел:
"ПОВЕСТКА. Мистер Кипер Райфилд вызывается в суд для дачи показаний по делу "Лестер против корпорации "Сладкие сны"". Дата, время, адрес. За неявку будете привлечены к ответственности вплоть до наложения штрафа или заключения в тюрьму сроком до шести месяцев".
I-7. Судья Ронстон
Как часто милым лепетаньем
И упоительным лобзаньем
Задумчивость мою
В минуту разогнать умела...
И что ж? Земфира неверна-а-а-а-а...
Земфира неверна-а-а-а-а-а...
Моя Земфира охладе-е-е-е-е-ла!..
Певец пел по-русски, но Кипер знал перевод этих строчек. Они были так правдиво печальны, так подпевали его нынешним чувствам. То есть ему-то для ролика было безразлично, что поeт певец. Идея была в том, что газонокосилка "Уайт и Хорнсби" работает рядом и ничуть не мешает ему.
В кадре должен был расцветать концерт на открытом воздухе. Под ветерком колышется лес скрипичных смычков. Изгибается стебелeк дирижeра. Взволнованные, мечтательные лица слушателей. И такое же лицо у косильщика травы на соседнем поле для гольфа. Он слушает певца, не переставая косить. Красный шнур струится в зелeной траве, уходя за горизонт. Невидимые электроны несутся в нeм неутомимо, презирая расстоянья.
Потом в кадре крупным планом появляется шмель. Он испускает лeгкое жужжание на фоне арии. Зрители начинают недовольно оборачиваться. Косильщик укоризненно прикладывает палец к губам. Шмель умолкает. Зрители успокаиваются. Финальное "охладе-е-е-еела" сотрясает воздух. Камера наезжает на бесшумно работающую газонокосилку под шквал аплодисментов.
Зазвонил телефон. Багразян взял трубку.
- Да... Да, он давно здесь... Хорошо. Понимаю...
Трубка легла на рычаг как-то виновато. Словно посланец, принeсший дурную весть.
- Босс Леонид... - сказал Багразян. - Зовeт тебя к себе. Как-то нехорошо зовeт. Мне не понравилось. Ты что-нибудь насамовольничал?
Кипер не ответил. Он ждал этого вызова. Потому что сам позвонил вчера адвокату Ларри. Рассказал о повестке в суд. Упрятанной в корзину с фруктами, как змея.
Ларри уже сидел за столом рядом с боссом. Его портфель-чемодан-саквояж распух ещe больше. Он нетерпеливо протянул розовую ладошку.
- Покажите-ка эти бумаги... Так, вызов на предварительное слушание дела... Всe по правилам, не придерешься... И вы расписались в получении? А я ведь вас предупреждал... Жалко было отказаться от фруктов?.. Но ловко, ловко они это проделали... Могу только гордиться такими противниками... Ничего не поделаешь. Придется явиться в назначенный час. Но ещe до этого мы с вами съездим в суд. Оформим некоторые бумаги. И заодно осмотрим, так сказать, поле боя... Прямо сегодня.