Завтрашняя запись

— Я благодарю вас, — тихо сказала она.
Сделав изящный поклон, подобающий гостье, она ушла из комнаты и направилась через мастерскую туда, где лежал Анджелалти.
 
Глава тридцать седьмая
Был запах абрикосов — и была боль, обжигающая всю руку до самых кончиков пальцев.
Еще был звук — громкие стуки, от которых он проснулся, поскрипывания и шорохи вблизи, исходящие, очевидно, от приглашенной к нему сиделки. Через секунду — или две — он откроет глаза и покажет, что пришел в себя.
«Ужасно глупо сделал, — подумал он неотчетливо. — Эдрет сломает тебе и вторую руку, причем вполне заслуженно».
Шорох приблизился, вырвав его из воспоминаний. Сладкий запах усилился, и он сразу же вспомнил, что за это приключение Эдрет его вообще не ругал.
Лал открыл глаза — и с новым недоумением уставился на прелестное лицо, оказавшееся неожиданно близко от его собственного.
Агатовые глаза затуманились, а лицо немного отодвинулось, словно она села на пятки.
— Анджелалти? — Голос звучал трелью, разжигая пламя, которое Эдрет так тщательно тушил. — Это Корбиньи, кузен. Свидетель сказал, что ты очнулся.
— Корбиньи…
Голос у него сорвался, и он с мукой провел сухим языком по горячечным губам.
— Ну вот, ты действительно приходишь в себя! Минутку… — Она вытянула руку в алой ткани и поднесла ему сладко дымящуюся пиалу с чаем. — Выпей… Вот так. Ты уже хорошо соображаешь? Потому что скажу тебе прямо, кузен, — мы попали в чертовский переплет!
— Правда?
Он заворочался, и она отставила пиалу, чтобы помочь ему сесть. Не без труда они вдвоем посадили его на кушетке прямо, спустив ноги на пол. Он на секунду прикрыл глаза и вспомнил несколько самых крепких ругательств: в руке вспыхнула боль, голова пошла кругом.
Открыв глаза, он обнаружил, что Свидетель сидит на ковре, скрестив ноги, и наклонил голову в уважительном приветствии.
— Как поживает Трезубец?
— Очень хорошо, Анджелалти. Событие сотрясается, и Свидетельство балансирует на грани изумления.
Корбиньи рассмеялась.
— Так он понимает наслаждение, — сказала она. Свидетель переместил свой взгляд на нее.
— То, что существует, может быть единственно существующим, о Воин. Изменение события — дело святое.
Она передернула плечами и снова посмотрела на своего кузена.
— Он еще безумнее прочих планетников, кузен, но, похоже, к нам он настроен дружески.
— Хочу надеяться. — К нему почти вернулась память, и он осмотрелся, обращая внимание на кушетку, сундучок, красную ширму и каменный пол. — Где мы? Я думал, космопорт, «Дротик»…
— Мы направлялись в космопорт, когда полиция отменила инструкцию такси. Пришлось бросить эту проклятую машину и бежать, а ты истекал кровь и валялся трупом! Свидетель нес тебя, а я взяла Трезубец. Но мы все равно попались бы, кузен, если бы нас не спасла женщина, которая была… другом той, что носила это тело до меня. Лал нахмурился и пристально посмотрел на нее:
— Кто она?
— Кто? — Корбиньи моргнула. — Ну, она называет себя Тео, кузен. И в этом доме есть комната, где висят только портреты… Ее звали Морела, она была танцовщицей и рассказчицей в театре Джайтлина и имела любовника по имени Каффир, которого Тео подозревает в ее убийстве.
Он покачал головой:
— В Синем Доме она числилась как самоубийца.
— Это, несомненно, успокоит сердце Тео, — язвительно отозвалась Корбиньи.
Он нахмурил брови и пожал плечом в знак безразличия.
— Так это или нет — нас не касается. Наша задача состоит в том, чтобы добраться сначала до космопорта, а затем — до «Дротика». После того как Линзер нас отсюда вытащит…
— Зачем полагаться на торговый корабль и чужого пилота, когда «Гиацинт» готов тебя принять — и пилот из Членов Экипажа готов его вести? — Она помедлила, едва смея допустить почти богохульную мысль, и осторожно посмотрела на него: — Ты умеешь вести корабль, кузен?
В глубине темно-голубых глаз вспыхнул смех.
— Кажется, ты считала меня Капитаном? — Он чуть подвинулся — возможно, чтобы удобнее положить руку — и веселье ушло. — Я могу вести корабль, не бойся. А что до причин, по которым я намерен добраться до «Дротика», то мне принадлежит половина корабля, а Линзер — мой компаньон. Мой… сокапитан. Мой друг.
Он еще раз пошевелился и вздохнул.
— Ты, конечно, можешь действовать, как пожелаешь. Между нами долгов не осталось. Бери «Гиацинт» и возвращайся на свой Корабль. Передай им, что Завтрашняя Запись солгала и что героя-капитана не существует.
— Да, конечно, — отозвалась она, ощущая горечь сарказма у себя на языке. — Я дезинформирую старших, назову лжецом Первого Капитана и обреку Корабль на гибель.
Она вздохнула, внезапно ощутив страшную усталость, и опустила глаза на тонкие руки, сложенные у нее на колене. Внезапно ощутив прилив ужаса, она снова посмотрела на него.
— Сказать по правде, кузен, ты мне необходим. — Она подняла изящную чужую руку, заметив, что она чуть дрожит. — «Гиацинт» заперт ладонью, но его запирала не эта ладонь.
Он посмотрел на ее руку, потом быстро перевел взгляд на ее лицо.
— Значит, долг остается, — бесстрастно заявил он. — Хорошо. Мне необходимы описание запорного механизма и программа управления кораблем. Я отопру тебе корабль, но после этого, клянусь всеми богами, живыми и мертвыми, мы в расчете, Корбиньи!
Эти слова удивили, глубоко ранили — так что слезы навернулись и пролились. У нее, Разведчика Планет! Она подняла к лицу кисть с растопыренными пальцами, что любой Член Экипажа истолковал бы как просьбу отвести глаза.
Вместо этого Анджелалти подался вперед, словно для того, чтобы к ней прикоснуться, а потом внезапно застыл, с шипением выпустив воздух сквозь зубы.
— Корбиньи…
— Это пустяк, — быстро проговорила она, стараясь усилием воли справиться с глупыми, постыдными слезами. — Это тело еще не окрепло, Анджелалти. Не обращай внимания. — Она судорожно вздохнула и опустила голову, потому что он так и не отвел взгляда. — А что до остального… мы родня. Между нами не должно быть счетов и долгов. Если ты решишь мне помочь, я буду рада, потому что я действительно не вижу возможности попасть на корабль без такой помощи. Если… если ты не хочешь этого делать…
Пальцы очень бережно обхватили ее запястье — и она изумленно подняла голову, встретившись с его серьезными глазами.
— Прости меня, Корбиньи, — тихо сказал он. — Я говорил некрасиво и без понимания. Сделай мне честь и скажи, что забудешь об этом.
Прилив радости был таким же неожиданным, как и слезы, и она ему улыбнулась.
— Все уже забыто! Мне следовало принять во внимание, что ты ранен…
— И долго жил среди невоспитанных планетников, — докончил он с горечью в голосе, осторожно отодвигаясь назад. — Давай перестанем искать себе оправдания и подумаем… — По его лицу пробежала тень. — Где Камень Страха?
Она нахмурилась.
— Что?
— Камень Страха. — Он поднял руку, сдвинув концы указательного и большого пальца, обозначая размер. — Примерно такой, коричневый, с зелеными кристаллами.
— О!
Она порылась среди предметов, валявшихся на сундучке, и спустя несколько мгновений вложила ему в руки небольшую металлическую бутылку.
— Тео сказала, что в этом сосуде когда-то был джинн, так что он вполне справится с безобразиями какого-то камня. — Она вздохнула. — А что такое джинн, кузен?
— Дух, состоящий из равных частей злобы и волшебства, — ответил он немного рассеянно. — Эти существа большую часть времени проводят заключенными в бутылки.
Одной рукой он начал теребить пробку, и Корбиньи закусила губу, чтобы не выразить протест.
— Оставь его, Анджелалти, — неожиданно проговорил Свидетель, заставив их обоих вздрогнуть. — Камень находится внутри сосуда. Воин и я — мы оба видели, как его туда поместили. — Он поднял внезапно сверкнувшие глаза. — Или ты ощущаешь близость перемен, и мы снова призваны действовать?