Чудо

Надев спасательный жилет, Куинн вышел из рубки и присоединился к остальным членам экипажа. К этому времени яхта содрогалась с такой силой, что Куинн опасался худшего. В тот момент они были бессильны что-либо сделать. Оставалось лишь надеяться, что их пронесет сквозь полосу шторма. Но все были встревожены, и Куинну при взгляде на волны впервые стало не по себе. Такого бурного моря он еще никогда не видел. Волны, достигавшие высоты небоскребов, возвышались над ними на семьдесят футов и более. Такое было бы тяжелым испытанием для любого судна, не только для «Ночного полета». Когда он стоял, глядя в темноту, в нескольких футах от него послышался крик. Один из молодых членов экипажа чуть не упал за борт, но двое других успели схватить его. Все трое цеплялись за спасательное ограждение и выглядели так, как будто их вот-вот смоет в гигантское углубление, образовавшееся в подошве волны. Прошла целая вечность, прежде чем они вновь поднялись, и громадная волна обрушилась на них.
— Пусть все укроются в помещении! — крикнул Куинн, жестикулируя, так как опасался, что из-за ветра его не услышат.
Палуба наклонилась почти под прямым утлом, и люди стали медленно сползать назад. Наконец весь насквозь промокший экипаж дополз до рулевой рубки. Впервые в своей жизни Куинн испытал тревогу, находясь на яхте, но ведь такие штормы ему приходилось видеть только в кинофильмах. Они привязали все, что смогли, но вещи в разных местах яхты ломались и разбивались. Его сейчас не беспокоил ущерб. Главное — выжить. Большинство людей испытывали страх.
— Ну что ж, об этом шторме будет что рассказать, — сказал Куинн, пытаясь разрядить обстановку, а яхта стонала и содрогалась, падая в углубление подошвы очередной волны. Куинну не хотелось, чтобы они заметили, что даже он напуган. Куинн горько сожалел о том, что они пошли этим курсом. Он изменил курс не наобум, а на основе расчетов, но, очевидно, сделал неправильный выбор. И теперь всем оставалось лишь пережидать шторм и молиться о том, чтобы не погибнуть.
Рассвет снова был хмурым и серым, и волны казались еще выше, а ветер сильнее. К тому времени к ним в рулевую рубку пришли обе стюардессы, и капитан неохотно приказал всем надеть спасательные жилеты. Все говорило о том, что обойтись без них, видимо, не удастся.
Они связались по радио с ближайшим судном, и им сказали, что танкер утонул и что никто даже не успел воспользоваться спасательными лодками. Да и смысла в этом все равно не было. В таких обстоятельствах никто не смог бы выжить. В девять утра на частоте чрезвычайных ситуаций был получен еще один сигнал бедствия. Затонула флотилия рыболовных судов. Куинн с капитаном понимающе переглянулись, а кто-то из членов экипажа в рулевой рубке начал молиться вслух. Куинн подозревал, что молча молились все. Он бы с удовольствием предложил им чего-нибудь выпить, чтобы подкрепиться и поднять настроение, поскольку они не спали всю ночь, но всем было необходимо сохранять здравомыслие.
Куинн вглядывался сквозь потоки дождевой воды в волны и мог бы поклясться, что увидел женское лицо. Это было лицо Мэгги. При воспоминании о ней и о времени, проведенном с ней вместе, его охватило непреодолимое желание позвонить. Он пообещал себе, что позвонит, если они останутся, живы, хотя надежды на это оставалось все меньше и меньше. Запас прочности «Ночного полета» был на пределе, а волны, казалось, становились все больше. В рубке стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь грохотом падающей мебели внизу и треском чего-то ломающегося на камбузе.
— Ну что ж, парни, — спокойно сказал Куинн, — на сей раз мы, кажется, влипли. Но мне хотелось бы сберечь судно. Я ухлопал на него уйму денег.
Инженер невесело усмехнулся, а минуту спустя начали говорить остальные члены экипажа. Они начали вспоминать о других штормах, в которых довелось побывать, и Куинн делал все, что мог, чтобы поддержать разговор, хотя их вид, одетых в желтые спасательные жилеты, отнюдь не вселял бодрости. Некоторые закурили, но несколько человек все еще молчали. Куинн был уверен, что они молятся. А он ни на секунду не переставал думать о Мэгги. Подобную смерть легкой не назовешь, но ведь именно этого он, кажется, и хотел — закончить свой жизненный путь в море. Просто это наступило раньше, чем он предполагал. Куинн был рад, что Мэгги с ним не было. Уж меньше всего на свете он хотел бы, чтобы она погибла.
Обе стюардессы плакали. Когда яхту в очередной раз потащило в пучину, двое моряков запели. К ним мало-помалу присоединились остальные. Если уж им было суждено погибнуть, то они хотели сделать это достойно, как подобает людям мужественным. А шторм не прекращался. Казалось, прошла целая вечность, но к полудню они, похоже, стали медленно перемещаться в более спокойные воды. Море продолжало бушевать, но волны уже не казались такими зловещими, как прежде, а яхта перестала угрожающе содрогаться. К ночи ливень и ветер стали понемногу стихать. Внутри яхты было многое разрушено, но к полуночи все удалось привести в более или менее рабочее состояние. Яхту по-прежнему бросало на волнах, но и Куинн, и капитан пришли к выводу, что серьезная опасность миновала, а к утру оба были уверены в том, что выбрались из этой переделки. На следующий день около полудня они, включив двигатели, с ликующими возгласами и слезами на глазах вошли в порт Дурбан.
— Будет что вспомнить, — спокойно сказал Куинну капитан, и тот мрачно кивнул, соглашаясь с ним. Почти два дня он, как и все остальные, размышлял над тем, что сделал со своей жизнью. Предыдущей ночью погибло более пятидесяти человек, и Куинн был благодарен судьбе, что они не оказались в числе погибших. Этот шторм всем запомнится на всю жизнь. И когда они медленно входили в порт и ставили яхту в док, Куинн повернулся к капитану и поблагодарил его. Они уже решили отправить «Ночной полет» в Голландию на ремонт. Однако важнее всего было то, что все члены экипажа остались живы. Яхта выстояла, и это было настоящее чудо. В какой-то момент и Куинн, и капитан уже не сомневались, что яхта пойдет ко дну. То, что этого не произошло, тоже было настоящим чудом. Впервые в жизни Куинн понял, что спасти их смогло только чудо.
  
Глава 17
 
Мэгги проснулась под звуки проливного дождя, хлещущего в оконные стекла. Она пролежала без сна почти всю ночь, думая о делах, которые предстояло сделать днем, о тетрадях, которые нужно было проверить к следующему утру. Она снова начала получать удовольствие от работы. А два дня назад, работая ночью на «горячей линии», ей удалось спасти жизнь четырнадцатилетней девочки. Жизнь Мэгги снова становилась осмысленной, хотя нельзя было сказать, что она ею наслаждалась. Однако мыслила она здраво, и уже не было на сердце той невыносимой тяжести. Тяжесть возникала, только когда она думала о Куинне. Но она знала, что со временем и это переживет. Сердечные раны в конце концов затягиваются. С ней такое уже было после смерти Эндрю. Шрамы и воспоминания останутся, но со временем человек привыкает жить с этим и даже действовать, несмотря ни на что. Мэгги не могла позволить, чтобы потеря Куинна искалечила ее жизнь. У нее не оставалось иного выбора, кроме как пережить это. Если же она не сумеет этого, то значит все, о чем она толковала подросткам на «горячей линии», — ложь. Чтобы убедить их в том, что жить стоит, она должна была найти веские доводы в пользу жизни. Она не могла позволить себе бесконечно оплакивать Куинна.
Мэгги встала, приняла душ и оделась для школы. Выпила чашку кофе, съела кусочек тоста и половинку грейпфрута. Надев плащ, вышла под дождь и побежала к машине. Ее длинная коса моталась из стороны в сторону, дождь хлестал в лицо. И тут к ней бросился какой-то мужчина. Спасаясь от дождя и ветра, она бежала с опущенной головой и отскочила в сторону, когда он протянул к ней руки. Только безумец мог выбрать это время суток и такую погоду, чтобы напасть на нее. Он обнял ее, хотя она попыталась вырваться, и просто стоял, не отпуская. Она ловила ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание и взглянуть на него. И тут увидела.