Декстер в деле
В то время все казалось мне таким невинным и чудесным, и мне так хотелось иногда вернуться, посмотреть на куст и согреться теплым отблеском воспоминаний… Но первую свою ошибку я уже допустил.
В тот беспечный день я сидел на баньяне и наблюдал за Гарри. Отец припарковал машину, вышел и остановился. Лицо у него было «рабочее», этакая гримаса «я все перевидал, и мне тут мало что понравилось». Гарри надолго застыл у машины, с закрытыми глазами, и так стоял, не делая вообще ничего, только вдыхая и выдыхая.
А когда открыл глаза, на лице у него сделалось выражение «я дома и очень этому рад». Тогда я соскочил с дерева и подбежал к нему.
— Декстер! — обрадовался он. — Как дела в школе?
Конечно, ничего особенного в школе не было, все как всегда, но я уже научился отвечать как положено.
— Хорошо. Изучаем коммунизм.
Гарри кивнул:
— Это важно знать. Столица России?
— Москва. А раньше был Санкт-Петербург.
— Неужели? — удивился отец. — А зачем поменяли?
Я пожал плечами:
— Они теперь атеисты. Им не положено иметь Санкт-что-нибудь, поскольку ни в каких святых они больше не верят.
Гарри приобнял меня за плечи, и мы пошли к дому.
— Невесело, должно быть, — заметил он.
— А ты разве не… гхм… боролся с коммунистами? — спросил я, не решаясь произнести желанное «убивал». — На флоте?
Гарри кивнул:
— Верно. Коммунизм — это угроза нашему образу жизни. Поэтому важно его победить.
Мы подошли к двери, и отец легонько подтолкнул меня внутрь, к аромату свежего кофе, которым Дорис, моя приемная мама, непременно встречала Гарри с работы. Дорис еще была не так больна и ждала его в кухне.
Дальше они проделали свой ежедневный ритуал, состоявший из кофепития и негромкой беседы, — картинка совершеннейшей семейной идиллии, которую я бы сразу же позабыл, если бы не кое-что еще в тот вечер.
Дорис легла. В последнее время она стала ложиться спать все раньше и раньше, по мере того как рак прогрессировал и ей требовалось принимать все больше обезболивающих лекарств. Мы с Гарри и Деборой, как обычно, устроились перед телевизором. Смотрели какую-то комедию, не помню точно. Их тогда много всяких показывали, все однотипные, из серии про «Смешные нацменьшинства» или «Белого человека». Казалось, единственная цель этих передач заключалась в том, чтобы показать нам, какие мы на самом деле похожие, несмотря на наши незначительные отличия.
Я все ждал хоть намека и на мою причастность к остальным, но ни Фредди Принс, ни Редд Фокс никогда не бросались с ножом на соседей. Впрочем, остальным, похоже, передача нравилась. Дебора хохотала, у Гарри на лице играла довольная улыбка, а я усиленно старался держаться незаметно среди всего этого веселья.
Во время финальной сцены развязки, когда нам вот-вот предстояло узнать, насколько мы все похожи, и пасть друг к другу в объятия, в дверь позвонили. Гарри слегка нахмурился, но поднялся с дивана и пошел открывать, одним глазом посматривая в телик. Поскольку я уже догадался, чем закончится кино, а нарочитые объятия меня особенно не трогали, я стал наблюдать за Гарри. Он включил уличное освещение, посмотрел в глазок и распахнул дверь.
— Гус? — удивленно сказал он. — Входи!
Гус Ригби был старейшим другом Гарри на службе. Они были свидетелями друг у друга на свадьбах, потом Гарри стал крестным отцом у дочери Гуса, Бетси. После развода Гус по праздникам частенько гостил у нас в доме (хотя теперь пореже, с тех пор как Дорис заболела) и всегда приносил йогуртовый пирог с лаймом.
Но сейчас вид у него был не особенно праздничный, и никаких гостинцев он не принес. Он был злой и измотанный и сказал только:
— Поговорить надо.
— О чем? — спросил Гарри, держа дверь нараспашку.
Гус рявкнул:
— Отто Вальдес на свободе!
Гарри уставился на друга:
— Как он умудрился выйти?
— А, все его адвокат, — объяснил Гус. — Твердит про превышение полномочий.
Гарри кивнул:
— Ты его знатно потрепал, Гус.
— Он детей насиловал! — возмутился Гус. — Что мне, с ним целоваться?
— Ладно, — произнес Гарри, закрыл дверь и запер на замок. — О чем ты хочешь говорить?
— Он теперь за мной охотится. Телефон звонит — и молчат, лишь дышат в трубку. Но я знаю, он это! И мне под дверь записку сунули…
— Что лейтенант сказал?
Гус покачал головой:
— Я сам хочу все сделать. Частным порядком. Хочу, чтобы ты помог.
Такие удивительные совпадения бывают только в настоящей жизни: кино закончилось взрывом хохота с экрана буквально в тот самый момент, когда Гус договорил свои слова. Дебора тоже рассмеялась и наконец повернулась взглянуть, кто пришел.
— Привет, дядя Гус! — сказала она.
— Здорово, Дебби! — отозвался он. — Хорошеешь с каждым днем.
Дебс насупилась. Моя сестра уже тогда стеснялась собственной красоты.
— Спасибо, — буркнула она.
— Идем на кухню. — Гарри взял Гуса за локоть и повлек прочь.
Я отлично понимал, что отец тащит гостя на кухню для того, чтобы мы с Деборой не услышали, о чем они будут говорить, и, вполне естественно, от любопытства мне еще сильнее захотелось их подслушать. В общем, поскольку Гарри не сказал мне явно: «Сиди тут и не подслушивай!»… Да и вообще, какое же это подслушивание?!
Короче, я как бы ненароком встал с дивана и пошел по коридору в сторону ванной. Потом остановился, оглянулся — очередная передача уже целиком поглотила Дебору, так что я скользнул в затененный уголок коридора и стал слушать.
— …в суде решат, — говорил Гарри.
— Уже дорешались! — выкрикнул Гус. Я в жизни не слышал, чтобы он так сердился. — Ты чего, Гарри, сам не знаешь, что ли?
— Нельзя творить самосуд, Гус.
— А может, и зря, черт побери!
Повисла пауза. Хлопнула дверца холодильника, со щелчком открыли банку пива.
— Слушай, Гарри, — наконец промолвил Гус. — Мы давно с тобой копы…
— Уж скоро двадцать лет.
— Неужели ты никогда не задумывался, что система попросту не работает? Что самые большие сволочи ухитряются избежать тюрьмы и снова выходят на улицы? А?
— Это не значит, что у нас есть право…
— А у кого тогда есть право, Гарри?! У кого, если не у нас?
Опять долгая пауза. Наконец Гарри заговорил — очень тихо, мне пришлось напряженно вслушиваться, чтобы разобрать слова.
— Ты не был во Вьетнаме. А я там понял, что некоторые убивают хладнокровно, а остальные так не могут. Большинство не могут… Это плохо.
— В смысле, ты со мной согласен, но сам не сможешь? Гарри, уж кто-кто, а Отто Вальдес полностью заслуживает…
— Ты что делаешь? — раздалось у меня над ухом шипение Деборы.
Я отпрыгнул так резко, что стукнулся лбом о стенку.
— Ничего.
— Хорошенькое место выбрал, чтобы ничего не делать, — заметила сестрица.
И поскольку отступать она не собиралась, я понял: пора назад, в наш мирок телезомби. Я успел услышать вполне достаточно, чтобы догадаться, о чем речь, и был прямо-таки очарован. Милый, замечательный дядюшка Гус хотел кого-то убить, к тому же с помощью Гарри. В голове у меня все смешалось от возбуждения, я лихорадочно искал способ убедить их взять меня с собой — помочь или хоть просто посмотреть. Что в этом плохого? Практически гражданский долг!
Но Гарри отказался помогать Гусу, и вскоре Гус ушел. Гарри вернулся к телевизору, ко мне и Дебс, и следующие полчаса пытался изобразить на лице радость.
Два дня спустя обнаружили тело дяди Гуса. Сначала его явно пытали, а потом изувечили и обезглавили.
Еще через три дня после этого Гарри обнаружил мое маленькое мемориальное кладбище домашних животных под кустами в нашем дворе. В следующие пару недель я то и дело ловил на себе его взгляд.
А через три недели после того, как дядя Гус встретил свою преждевременную кончину, мы с Гарри отправились в пеший поход, и несколькими простыми предложениями, начинающимися со слов: «Сынок, ты не такой, как все», Гарри изменил мою жизнь навсегда.
Его план. Его задумка для Декстера. Его превосходно разработанная, здравая и разумная «дорожная карта», с помощью которой я могу чудесным образом навсегда стать собой.