Файл №412. Оксидженс
Вскочил плотник и давай по комнате бегать и кричать:
- Онироку! Онироку! Онироку!
Вернулись к плотнику спокойствие и радость. Посмотрел он в окно: а там луна яркая светит, улыбается. На следующее утро чуть свет побежал плотник к реке. А демон уже на мосту сидит - его поджидает.
- Ну что, плотник, узнал мое имя? - спрашивает.
А плотника прямо так и распирает имя демоново сказать. Но решил он сначала демона подурачить. Медлит с ответом.
- Вижу я, не знаешь, ты моего имени, - сказал демон. - Отдавай глаз!
- Нет, нет, подожди! - закричал плотник. - Тебя зовут… Онитаро!
- Ха-ха-ха! - засмеялся демон и даже подпрыгнул от радости. - Не отгадал, не отгадал! Давай сюда глаз!
- Сейчас, сейчас скажу, - снова сделал вид, что задумался, плотник. - Теперь не ошибусь. Тебя зовут… Онихати!
- Неверно, неверно! - завизжал от восторга демон. - Не знаешь, все равно не знаешь! Отдай глаз!
Выскочил он из воды, подбежал к плотнику, вот-вот глаз вырвет.
- Вспомнил! Вспомнил! - заорал, что было мочи, плотник. - Тебя зовут… Онироку! Тебя зовут Онироку! Наш мост построил Онироку!
Вытаращил демон глаза. Постоял так с минуту, а потом как в воду бросится - и исчез…
- Подожди, Онироку, не уходи! - закричал плотник. - Я хочу, чтобы все знали, что это ты мост через реку построил!
Звал плотник демона, звал, да все без толку. Не появился больше Онироку. Никто его с той поры так и не видел. А мост, демоном построенный, много-много лет людей радовал, и никакие бури и дожди ему не страшны были.
Бабушка Ванесса замолчала и посмотрела на кровать. Внучка, сложив руки лодочкой под голову, спала. Ее глаза, похожие на большие крылья печального махаона, были закрыты, словно лепестки чайной розы, почувствовавшей всем своим естеством наступление ночи… Бабушка улыбнулась, поправила одеяло и встала. Она осторожно, не оборачиваясь, подошла к окну и посмотрела через затуманенное стекло на улицу. Моросил слабый дождь, где-то за углом хлюпали неуютно капли дождя, падающие с ржавого водостока в прохудившийся медный таз. Сверкнула молния, осветив на мгновение двор маяка, его покосившиеся от времени постройки: сарай, построенные ее мужем, когда он был еще жив-здоров, сауну, в которой последние пару лет нельзя было париться - того и гляди… угоришь и конуру хворой, состарившейся собаки… Старушка покачала головой и, вытащив из кармана халата небольшую безделицу, вырезанную из дерева, внимательно посмотрела на нее. Голова странного существа, вырезанная из куска яблони, походила больше на маленький бильярдный шар, нежели чем на старинный оберег. Два раскосых глаза под широкими дугами бровей, щеки, выпирающие, словно бока беременных кошек и ехидный оскал рта… Казалось, оберег излучал неведомую человеческому сознанию силу. Бабушка Ванесса поцеловала безделицу и убрала ее обратно в карман, прикрыв его слегка рукой.
- Да-а-а… - еле слышно протянула она и направилась спать.
Алиса проснулась от петушиного крика. Уже светило солнце, и настенные часы показывали без четверти двенадцать. Девочка спустила ноги с кровати и посмотрела на стол. Под белым, вафельным полотенцем стоял в паровой бане завтрак. Она опустила ноги на холодный пол и тут же приподняла их обратно на кровать.
- У-ф-ф… - фыркнула она, морщась, - ну и холодина же…
Она обвела взглядом комнату. Та же, собственно обстановка, плюс утреннее марево и… человек, лежащий в совершенно неудобной позе прямо под дверью. Человек? А-а-а, это же ее отец Майкл - смотритель маяка. Он лежал с обнаженным торсом на полу, заложив обе руки за спину и задрав вверх, до хруста шейных позвонков, голову. Отец громко храпел и изредка посапывал.
- Папочка… - прошептала девочка, вставая с кровати.
Она прошмыгнула к отцу и потрогала его за голову.
- Папочка… - повторила она.
Отец тут же заворочался и, приоткрыв один глаз, тут же захрипел снова:
- А-а-а, - он приподнялся, занеся над Алисой руку, - это ты собачье отродье?!… А ну… пшла вон, в конуру к Жучке!
Отец шлепнул девочку по щеке рукой и, развернувшись на другой бок, снова заснул. Отскочив к стене, Алиса закрыла обеими руками лицо. Как же больно… больно… больно… Только боль сейчас исходила откуда-то изнутри. Девочка, пройдя к столу, приподняла полотенце. Свежее молоко и кривой ломоть ржаного хлеба. Больше ничего… Она взяла хлеб и, прижав его к груди, отошла к противоположному краю стола, на котором лежал сложенный вчетверо, тетрадный листок. Алиса откусила хлеб, положила его обратно на стол и, забрав бумагу, развернула ее. В ровных полях, с вертикальными красными линиями по краям было написано бабушкиным почерком:
"Не в силах больше терпеть, Алиса! Еду к шерифу… лишать твоих родителей прав… Будь хорошей девочкой, никуда от маяка далеко не уходи! Возьми в моей шкатулке волосатика - духа-хранителя. Помнишь, я тебе говорила, что он поможет тебе в самую трудную минуту?!… Меня не будет два дня: сегодня и завтра… Потом я тебя заберу и отвезу к себе домой. Дождись меня, моя милая девочка! Твоя любящая бабушка…"
Алиса сложила бумагу и спрятала ее в карман спортивной курточки, в которой она практически всегда спала. Подойдя к шкафу, девчушка открыла дверцу, и достала маленькую, резную шкатулку. А вот и бабушкин фамильный оберег, такой теплый и веселый, навевающий странное чувство…
Она вышла из домика и направилась к берегу, где гурьбились и дико кричали, стараясь разделить добычу, чайки…
"Не может быть, чтобы мама и папа, они ведь не могут меня не любить, - думала она, вышагивая по шатающемуся на ветру подвесному мостику, перекинутому через пропасть, -…разве ты, господи, можешь позволять им поступать со мной так?!… Разве я этого заслужила?!…"
Доски при каждом шаге предательски поскрипывали. Внизу, в десятке метров от подвесного моста притаились уродливо обтесанные постоянными приливами и отливами, большие, средние и маленькие камни - голыши. Девочка, держалась рукой за почерневшую от времени веревку, играющую роль поручней… Внезапно послышался скрежет. Что-то затрещало и… ее потянуло вместе с настилом в начале в сторону, потом вниз и, наконец… Мостик резко прогнулся. Часть настила вздыбилась, а затем с грохотом обрушилась вниз. Ноги подогнулись, щуплые пальчики вцепилась в веревку. Глаза закрылись в тот момент, когда Алиса, потеряв равновесие, упала вниз…
Над головой закричала чайка. Создавалось впечатление, что она пыталась таким образом разбудить потерявшую сознание девочку. Алиса осторожно открыла глаза. Первое, что она увидела - голубое, безмятежное небо. Правое колено ныло от боли, а сердце ласково шептало: "Не бойся, просто ничего не бойся… И все! Боль сейчас проедет! Ты жива!"
Алиса приподнялась.
"Почему я жива? - девочка коснулась рукой острого камня. - Я должна была погибнуть. Я жива?!…"
Она подняла голову. Прямо над ней, тяжелыми плетьми болтался остов подвесного мостика. Она посмотрела направо, потом налево… Повсюду валялись куски досок.
"Но как? - Алиса едва дышала. - Почему? Почему я не погибла?"
Вставая, девочка почувствовала, что с ее груди скатилось что-то маленькое и теплое. Она посмотрела на землю.
- Ч-т-о?!…
Под ногами лежал старинный бабушкин оберег. Алиса присела.
- Неужели это ты? - прошептала она, - Неужели ты спас меня?
Алиса прижала оберег к груди. От него пахло парным молоком и луговыми травами.
- Неужели ты спас меня?
Она раскрыла ладонь… Нет, не может быть! Оберег странным образом изменился! Одна из сторон была испачкана кровью. Девочка вспомнила, что, падая, она, рассекла колено. Оберег потемнел и стал горячим. Алиса убрала оберег в карман и, прихрамывая, направилась к скалам. Над водой все так же шныряли безумные чайки. Они то взмывали высоко в воздух, то замирали, словно завороженные, в нескольких десятках метров от воды, то камнем падали вниз. Девочка прошла несколько метров, пока не увидела одну из птиц, лежащую на камнях. Окровавленная чайка лежала на боку. Ее крыло было сломано.