Князь Тавриды. Потемкин на Дунае

Об искреннем желании юноши Потемкина было доложено его преосвященству покровителем молодого человека, монахом Чудова монастыря.
Его преосвященство пожелал увидеть будущего инока и подвижника, как говорил о нем докладчик.
С трепетом сердца вступил Григорий Александрович в архиерейские покои и остался ждать в приемной, пока служка пошел докладывать о прибывшем его преосвященству.
Много дум пронеслось в голове молодого человека, много ощущений испытал он за те десять – пятнадцать минут, которые он провел в приемной Амвросия.
Служка вернулся и попросил Потемкина следовать за ним.
Пройдя еще две комнаты, он отворил дверь и пропустил в нее Григория Александровича.
Молодой человек очутился в образной архиерея.
Это была довольно обширная комната, две стены которой были сплошь увешаны иконами старинного художественного письма, некоторые в драгоценных окладах, а некоторые без всяких украшений, внушающими своей величественной простотой еще более благоговейные чувства… Двенадцать лампад слабым мерцанием освещали комнату, борясь со светом дня, проникавшим в узкие готические окна.
На высоком кресле в черном камлотовом подряснике сидел почтенный старец, перебирая правой рукой надетые на левой кипарисовые четки.
Покрытый клеенкою войлок пола заглушал шаги.
Все в этом уголочке молитв московского иерарха располагало к молитвенному настроению.
– Подойди сюда, сын мой Григорий! – раздался грудной, проникающий в душу голос Амвросия.
Потемкин приблизился и с благоговением и каким-то душевным трепетом поцеловал благословившую его руку чудного старца.
Архиерей долгим проницательным взором обвел стройного красивого юношу, казалось, созданного для счастья, любви и беззаботной жизни шумной молодости, и кротко улыбнулся углом рта.
Быть может, и в голове сурового по жизни монаха промелькнула именно эта мысль и он не мог представить себе этого полного жизни красавца в подряснике послушника, отрекающегося от этой еще не изведанной им жизни.
– В монахи, слышал, хочешь? – спросил его преосвященство.
– Имею искреннее желание, ваше преосвященство… – отвечал хорошо заученной формулой ответов Григорий Александрович.
– А давно ли это у тебя искреннее желание и почему явилось оно? – спросил, после некоторой паузы, пристально смотря прямо в глаза гостя, Амвросий.
– С малолетства… – отвечал заученной фразой Потемкин и опустил глаза, не вынося проникающего в душу взгляда старца.
– Ой ли, с малолетства… Что же, родители изобидели?..
– Никак нет-с…
– Так с чего… Ты мне, молодец, признавайся, как на духу… Между мной и тобой только Бог…
Он снова уставил свой взгляд на Потемкина.
Тот невольно опустился на колени у ног епископа и зарыдал так же, как зарыдал, когда Иван Дементьевич запретил ему видеться с княжной.
– Говори! – заметил Амвросий, дав ему выплакаться.
Григорий Александрович, прерывая свою речь всхлипыванием, откровенно и подробно рассказал весь свой роман с княжной Несвицкой, решение приютившего его Курганова, свадьбу княжны и свое исключение из гимназии…
– С этого-то ты и захотел в монахи? – снова углом рта улыбнулся архиерей. – Отречься задумал от жизни, еще не жив… Думаешь молиться-то легче, чем учиться или служить… Нет, брат, нелегко это, коли по-настоящему, а не по-настоящему совсем не надо, потому грех еще больший… больший… Бога ты не обманешь… Ты, чай, в службу записан?..
Григорий Александрович отвечал, не скрыв и получение чина капрала.
– Видишь, тебя наша матушка-царица еще малышом уже пожаловала, а ты от службы увильнуть хочешь на монастырские хлеба… Ловок, я вижу, ты, брат… Вот тебе мой отеческий совет… Поезжай-ка ты в Питер да послужи-ка верой и правдой нашей милостивице, благоверной государыне… Коли годов через десять сохранишь желание в монахи идти – иди, а теперь нет тебе моего благословения…
Потемкин все еще продолжал стоять на коленях, понурив голову.
– Встань, – сказал архипастырь.
Амвросий тоже встал и подошел к вделанному в стене шкафу, отпер его и, вынув пачку денег, подал ее Григорию Александровичу.
– Здесь пятьсот рублей тебе на дорогу и на первое время… Поезжай и служи…
Григорий Александрович дрожащей рукой взял деньги.
Амвросий благословил его. Молодой человек облил руку старца слезами благодарности. Он вышел от него обновленный.
На другой же день он уехал в Петербург, простившись с Кургановым и не скрыв от него ничего.
Матери он тоже написал откровенное письмо.
 
VIII. Первый луч и первый яд
 
Прибыв в Петербург, Григорий Александрович без всяких препятствий был зачислен в действительную службу вахмистром лейб-гвардии конного полка.
Это было в половине 1761 года, последнего года царствования императрицы Елизаветы Петровны, умершей внезапно 25 декабря 1761 года.
Полковая служба вскоре его сблизила со всею лучшею петербургскою молодежью.
Он сделался одним из горячих приверженцев великой княгини Екатерины Алексеевны.
Непродолжительно было царствование Петра III, вступившего на престол после смерти Елизаветы Петровны.
Наступило 28 июня 1762 года – день государственного переворота, доставившего корону Екатерине II.
В числе окружавших в Петербурге молодую государыню представителей гвардии находился и вахмистр Потемкин.
Принимая присягу в верности от гвардии, императрица подъехала верхом к конно-гвардейскому полку и обнажила шпагу.
Вдруг она увидала, что на ней нет темляка и смутилась. Начальство полка заметило это смущение и растерялось.
Григорий Александрович, не сводивший глаз с обожаемой всею молодежью того времени государыни, первый заметил это и, подскакав к смутившейся императрице, сорвал со своего палаша темляк и поднес его стоявшей перед полком с обнаженной шпагой Екатерине.
Государыня милостиво приняла услугу догадливого вахмистра и подарила его благосклонной улыбкой. Императрицу поразила находчивость и присутствие духа молодого красавца.
Потемкин уже намеревался отъехать к своему месту, но лошадь его, привыкшая к эскадронному ученью, остановилась подле лошади императрицы и не слушая ни шпор, ни усилий всадника, стояла как вкопанная.
– Как вас зовут? – обратилась к сконфуженному вахмистру императрица, желая ободрить его.
– Вахмистр Григорий Потемкин, Ваше Императорское Величество, – отвечал Григорий Александрович.
– Откуда вы родом?
– Дворянин Смоленской губернии, Ваше Императорское Величество!
– Давно на службе?..
– Второй год, Ваше Императорское Величество!
– Не тяжела служба?
– Теперь, когда жизнь каждого из нас посвящена Вашему Императорскому Ввеличеству, – легка…
– Хорошо сказано, господин подпоручик Потемкин… – отвечала государыня.
Таким образом Григорий Александрович был произведен в подпоручики.
Через несколько дней ему было, кроме того, пожаловано шестьсот душ крестьян.
Первый луч яркого солнца счастья блеснул на него.
Набожный юноша всецело приписал это благословению архиерея Амвросия и деньгам, данным ему московским иерархом.
В нем заговорило честолюбие и в этом чувстве ему захотелось утопить оскорбленное чувство первой любви.
Снова, как во дни раннего детства, в его голове застыла мысль: «Хочу быть министром».
Эта новая, созданная им цель его жизни, казалось, успокоила его. Его мысли перестали нестись к дому на набережной Фонтанки, где жили князь и княгиня Святозаровы.
Последние жили очень замкнуто, и Григорий Александрович в течение проведенного в Петербурге года ни разу не встречался со своим прежним кумиром.
Светские петербургские сплетни, однако, не миновали его ушей и глубоко огорчали его.
В петербургском свете говорили, что брак Святозаровых нельзя отнести к разряду счастливых, что супруги не сошлись характерами и ведут жизнь далеко не дружную.
К несчастию, в этих толках было более правды, чем это бывает обыкновенно.