Между строк
С уважением,
М.
Франкфурт-на-Майне, пятница, вечер
Малгося,
сегодня я достал из коробки альбомы со снимками. Иногда я так делаю. Особенно когда проходит очередной год и в январе ностальгия вонзает в меня свои стальные когти. Тогда я ощущаю непреодолимое желание вспомнить все. В последнее время такое случается со мной все чаще. Это, наверное, старость. Мужчины рассматривают альбомы со старыми фотографиями, когда их заставят сделать это внуки, когда они сами фотографы или когда должны показать пластическому хирургу, откуда именно отсосать жир. По крайней мере так говорит мой французский коллега — математик и женолюб Жан-Пьер. Но его определения часто несовершенны. Помнишь его? Он-то тебя помнит. По фотографиям и моим рассказам. Иногда спрашивает о тебе…
Я отключил телефон, чтобы никто мне не мешал. Не спеша переворачивал картонные страницы альбомов. Находил в памяти ассоциации, факты, слова. Моя дочка Иоася в пластмассовой ванночке, поставленной на табуретках, в нагретой газовыми конфорками кухне; я за глажкой стопки марлевых подгузников; лицо моего отца за облаком сигаретного дыма; моя жена, склонившаяся над кроваткой Иоаси; каникулы в Болгарии в 1988 году; я на защите диссертации в Варшаве; пустая комната моей первой квартиры во Франкфурте; лица коллег во время съезда выпускников моего техникума в Колобжеге; могила моего отца на кладбище в Торуни; я перед палаткой в кемпинге в Югославии; снятые скрытой камерой лица солдат на границе ГДР — ФРГ в 1989 году; башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке; моя жена в больнице, кормящая грудью Адрианну; выпускной бал Иоаси; мой брат, поздравляющий меня на моей защите; освещенные улицы Лас-Вегаса; пляж на Маврикии; я перед памятником Копернику в Торуни; первый день Адрианны в школе; обложка моей книги на витрине книжного магазина в Варшаве; я в мантии во время моей инаугурационной лекции в Слупске; фотография моего «Пряника» [24] на Аллее Звезд в Торуни…
С каждым из этих снимков связано мое воспоминание. Но не все воспоминания одинаково значимы для меня. На одних снимках я задерживался дольше, другие сканировал взглядом, не находя в памяти особенного отклика на них.
Я думал об этом сегодня утром, когда пил на работе утренний кофе. Оказывается, мой мозг работает при этом как интернет-поисковик Google. Оказывается, человеческий мозг гуглит! Доктор Томас Гриффитс из университета в Беркли опубликовал на эту тему очень интересную статью в журнале «Psychological Science» (декабрь 2007 года). Механизм человеческих воспоминаний функционирует в соответствии с запатентованным (а как же иначе!) и примененным в поисковике Google механизмом ранжирования, то есть выстраивания рейтинга фактов {англ. Page-Rank). Как и Google, наш мозг не только соединяет с данной информацией определенное количество ассоциаций, но и автоматически устанавливает их важность. Последняя же измеряется количеством ссылок на данное упоминание. Я задерживаюсь на фотографии моей дочки Иоаси во время вечернего купания, потому что у меня с этим событием не просто много ассоциаций, но эти мои ассоциации соединяются с большим количеством других. Иоася мой первый ребенок. Я отстоял очередь за ванночкой в магазине в Торуни, я покупал в «Певексе» гель для купания, я читал книги о том, как надо купать младенцев, после ее рождения я перестал курить в квартире, я исследовал, не вреден ли сжигаемый на кухне газ для ребенка, и многое-многое другое. С церемонией купания Иоанны Марты Вишневской на кухне в квартире 65 на десятом этаже дома по улице Моссаковского, 4Ь, микрорайон Рубинково в г. Торунь, в 1983 году связано много важных ассоциаций. И поэтому, когда я пошлю в «google» моего мозга запрос: «Иоанна Марта Вишневская, купание на кухне, 1983 год», я получу очень много линков. И я на самом деле получил их, просматривая альбомы в течение двух часов.
Доктор Томас Гриффитс потрясающе объяснил когнитивные основы своей модели. Одного он только не объяснил: почему, когда я смотрю на эту фотографию, я так волнуюсь и на глаза наворачиваются слезы…
Сердечный привет,
ЯЛ, Франкфурт-на-Майне
Варшава, вечер
Януш,
фотографии я храню в большой красной коробке. Я кладу в нее только те из них, которые в данный момент считаю самыми важными. Для себя. Когда меня охватывает ностальгия или хандра, я обращаюсь к «фотографической истории своей жизни». Хотя делаю это не часто. Приблизительно раз в пару лет. Я внимательно вглядываюсь в выражение собственного лица и с придирчивостью английского детектива ищу в нем то, что я уже знаю о себе, и то, что только должно проявиться. Рассматриваю и думаю, есть ли у меня нынешней, взрослой что-то общее с той юной девушкой, сидящей на диване в обнимку с одним из мужчин своей жизни, худой девчонкой со скакалкой или со взбунтовавшимся подростком с недовольной физиономией? Признаюсь, что коробку с фотографиями я открываю чаще всего тогда; когда начинаю подозревать, что перестаю быть собой. И так получается, что вскоре после этого в коробке оказываются другие отобранные мною снимки. А еще, когда мы теряем близких, когда уходят дорогие нам люди, мы не только ищем их на фотографиях, но и жалеем, что не запечатлели многие моменты их жизни, корим себя за лень, недальновидность и забывчивость. Иногда меня охватывают и другие угнетающие мысли: когда от человека останутся только фотографии, то рано или поздно их выбросят, даже если они к тому времени еще не выцветут…
Мюнхен, суббота, ночь
Малгося,
весь сегодняшний день и вечер я провел со знакомыми в Мюнхене. Я редко выезжаю по личным делам из Франкфурта. Мои уик-энды, если я не должен куда-то ехать по службе, заполнены работой. Так в основном проходит все мое время. Поэтому у меня на работе больше фотографий моих дочерей, чем в квартире, поэтому здесь больше книг, больше коробок с журналами, газетными вырезками, тетрадей с заметками, больше CD с музыкой, больше, чем в квартире, картинок на стене и даже больше горшков с цветами, которые я постоянно забываю поливать. Если бы цветы могли говорить, они (по крайней мере раз в неделю) устраивали бы мне приличный скандал.
Когда я под Новый год подводил итог года прошедшего и сам себе давал задания на год грядущий, то одним из таких заданий было: «Выехать наконец с работы и поселиться наконец в собственном доме». Второе задание касалось друзей, знакомых и вообще близких мне людей. Я решил, что буду уделять им больше времени, что буду навещать их, приглашать к себе, что буду бережнее относиться к ним. Я не хочу в очередной раз услышать во время телефонного разговора: «Если мне хочется узнать, что у тебя, мне достаточно лишь зайти на твой интернет-сайт», или «Если мне захочется увидеть, как ты выглядишь, я всегда могу купить экземпляр „Пани“ в киоске», или еще хуже «Ты еще помнишь, как нас зовут? Ну а как зовут наших детей?» Помню-помню. Их зовут Томек и Юлия…
Юлии пятнадцать лет и родилась она в Нюрнберге. Туда из Ополе в 1987 году выехали ее родители. Несколько лет спустя они переехали в Мюнхен. С отцом Юлии я учился на экономическом факультете в Торуни, мать — медсестра, в которую без памяти влюбился отец Юлии и за которой из Торуни поехал в Ополе. Это она спрашивала меня об именах их детей. А поскольку во мне еще свежа память моих новогодних клятв, я поехал в Мюнхен (если бы мне пришлось выстроить рейтинг больших немецких городов в соответствии с красотой, то Мюнхен оказался бы на втором месте, сразу за Гамбургом).
В полном смысле слова католическая семья. Множество книг на полках. Никаких разводов, никаких романов на стороне, никаких уходов и возвращений. Стабильная первичная ячейка общества. Со вкусом устроенная квартира, отпуск с детьми на Майорке, в Португалии или на Балтийском побережье, две машины, счет в Сбербанке, мечты о домике в деревне под Мюнхеном. Типичный немецкий достаток польской интеллигентской семьи из среднего класса.