Гнев смотрящего
– Здрасте, молодые люди. Будем у вас телефон устанавливать.
Осмотр местности майор произвел мгновенно. Пацанов и в самом деле оказалось четверо – двое сидели в глубоких креслах по обе стороны двери, двое – напротив двери на диване. Комната была просторной – даже чересчур просторной, как все помещения в этом доме: расстояние от дивана до двери составляло метров семь. Майор решил, что это ему на руку.
– А тебя, отец, кто сюда пустил? – спросил парень, сидевший в кресле слева. Ему показалось странным, что Репа, так заботившийся о конспирации и всячески скрывавший наличие в доме многочисленных бойцов, теперь позволил телефонисту свободно расхаживать по комнатам.
– Пушкин, – ответил «телефонист» и, мгновенно развернувшись, с хрустом впечатал подошву своего ботинка в лицо бдительному бойцу. Второй из братков успел только приподнять задницу над креслом, когда Абрамов швырнул его обратно сокрушительным апперкотом в голову.
– На пол, оба, – не повышая голоса, приказал Абрамов двум оставшимся боевикам, вскочившим было с дивана.
Те хорошо знали, какую опасность представляет пистолет с глушителем в умелых руках, и потому с глухим ворчанием неохотно улеглись на ковер. Послышался булькающий хрип – это боец в кресле слева давился кровью, заполнившей носоглотку. Абрамов левой рукой вырвал его за шиворот из кресла, распластал на полу и ловко защелкнул наручники на его запястьях. Один из лежащих на ковре приподнял голову, но тут же увидел нацеленное ему в лицо дуло пистолета.
– Ну, чего смотришь? Морду в ковер, быстро! И попробуй вякнуть – мозги вышибу, – скомандовал ему Абрамов.
Тот поспешно повиновался. Майор открыл свой рабочий чемоданчик и достал оттуда четыре пары наручников. Затем он с кресла, стоявшего справа от двери, стянул на пол не подававшего признаков жизни парня и так же сковал ему руки за спиной. При этом он не переставал держать под прицелом двух громил, лежавших на ковре. Выпрямившись, майор шагнул к ним. В этот момент его опытный взгляд уловил, как напрягся для броска один из здоровяков.
– Ну-ну, пацан, – добродушно сказал Абрамов, – извини, но стать героем я тебе не дам.
Раздался специфический отрывистый звук – нечто среднее между хлопком и стуком. Длинный ворс ковра приглушил крик боли. Бандит стал кататься по ковру, сжимая левой рукой простреленную кисть правой.
– Уй-уй-уй, – причитал он, – уй-уй-уй!
– Вот тебе и «уй-уй-уй», – передразнил Абрамов. – Я мог ведь и в башку тебе пальнуть. Нет «быка» – и проблемы нет. Эй ты, который еще не раненый, ну-ка посмотри на меня. Да подними морду, не бойся. Держи!
Абрамов бросил второму бандиту наручники. Звякнув, они упали на ковер у того перед самым носом.
– Давай, успокой своего друга и заверни ему клешни за спину, – продолжал распоряжаться майор. – Теперь защелкни наручники… Так, молодец, теперь ложись как лежал и тоже лапы за спину…
Абрамов застегнул наручники на запястьях последнего из четырех пленников, выпрямился и перевел дух.
– Эй, пацаны, кто там пришел? – послышался чей-то голос из соседней комнаты, видимо, один из дачных сидельцев, услышав шум в соседней комнате, решил посмотреть, в чем дело.
– Ох, как же вы меня достали, – произнес бывший майор и, кинувшись к двери, выглянул в коридор.
Он успел увидеть, как Лебедев внезапно отпрянул в сторону от закрытой двери. Дверь распахнулась, Лебедев в ту же секунду нанес мощный удар ногой кому-то невидимому, стоявшему в дверном проеме, и ворвался в комнату.
– Руки вверх, уроды! – донесся его крик. – Всех завалю!
Получив страшный удар в грудь, стоявший у порога боец отлетел на середину комнаты и скорчился на полу. Майор, держа в вытянутой руке такой же «ПСМ» с глушителем, как у Абрамова, обводил помещение напряженным взглядом. Он насчитал шестерых. Они сидели в креслах и на диване. Седьмого, пострадавшего, можно было пока не принимать в расчет. При таком невыгодном соотношении сил всякую попытку сопротивления следовало подавлять на корню. А потому, когда бритоголовый неудачно пошевелил рукой, Лебедев, не раздумывая ни секунды, сделал два выстрела. Парень, как ошпаренный, вскрикнув, отдернул простреленную руку от своей куртки.
– Все на пол, руки за голову! – грозно скомандовал Лебедев.
Абрамов негромко от входа сказал напарнику:
– Ваня, спокойно, я рядом.
И Лебедев сделал шаг вперед, освобождая товарищу сектор обстрела. Сидевший на диване огромный детина, успевший уже основательно нагрузиться с утра, наконец осознал, что всех его корешей пытаются уложить мордой в пол всего-навсего двое хмырей пенсионного возраста, в дешевых мятых костюмчиках и нелепых шляпах. Глаза детины налились кровью, и он, разинув пасть, зарычал как дикий зверь:
– Ах ты, сука! Да я ж тебя сейчас на куски порву.
– Сидеть! – предостерегающе крикнул Лебедев, но здоровяк, поймав кураж, не обратил внимания на серьезность команды и попытался выпрямиться во весь свой исполинский рост. До Лебедева докатилась волна алкогольных паров, вырывавшаяся из разинутой пасти верзилы.
– Еще один герой попался, – проворчал себе под нос Лебедев, нажимая на курок.
Боец отшатнулся, схватился за плечо, потерял равновесие и с размаху плюхнулся обратно на диван. Через мгновение сквозь пальцы его левой руки, которой он зажимал рану, засочилась кровь. Он хотел было еще раз вскочить и броситься на врага, но неожиданно обнаружил, что больше не владеет своей правой рукой. Ярость мгновенно сменилась страхом, и он, забыв о происходящем в комнате, начал лихорадочно ощупывать свою руку, а на его глазах выступили неподдельные слезы.
– Я кому сказал – на пол! – рассвирепел Лебедев. – Ну, шпана, быстро!
Его пистолет выстрелил еще раз, и еще один из бандитов, вскрикнув, схватился за простреленную лодыжку.
Братва наконец поняла безвыходность своего положения и начала скоренько сползать со своих диванов и кресел и укладываться ничком на ковре. Абрамов открыл свой чемоданчик, взял оттуда охапку наручников и двинулся с ними к лежавшим на полу браткам. Лебедев продолжал держать всю ненадежную компанию под прицелом.
– Только не дергаться. Будете мирно лежать, останетесь без дырок в голове, – предупредил Лебедев. – Если что, сразу мозги вышибу. Браслетов хватает, а, Сережа?
– Да, – откликнулся Абрамов, – я с запасом взял, как чувствовал.
Он подошел к лежащему на диване верзиле с простреленным плечом и холодно осведомился, ткнув того стволом под ребра:
– Тебе что, особое приглашение нужно?
– Да пошел ты, – не переставая баюкать руку, огрызнулся «бык», но тут же завопил благим матом, получив страшный удар в коленную чашечку. Более не сопротивляясь, он со стонами послушно сполз на ковер. Абрамов бесцеремонно заломил назад обе его руки, здоровую и раненую, и, не обращая внимания на новые вопли и обвинения в фашизме, сковал наручниками запястья.
– Слышь, мужик, нам перевязка нужна, – проскулил бандит с простреленной ногой. – Мы так кровью истекем…
– Да и хрен с вами, истекайте, – равнодушно отозвался Абрамов, продолжая методично сковывать руки братанов наручниками. Закончив работу, он выпрямился и обратился к напарнику: – Слушай, Иван, я пока побуду здесь, а ты позови с улицы Фарида и осмотрите с ним дом. Может, остался еще кто-нибудь.
Лебедев вышел во двор, дошел до гаража, примыкавшего к забору возле калитки, и сделал стоявшему на карауле Усманову знак. Тот вошел через заднюю дверь и спросил:
– Ну как там у вас, порядок? У меня-то все спокойно было.
– У нас тоже спокойно, – кивнул Лебедев. – Пойдем дом осмотрим на всякий случай.
В процессе долгого обхода бесконечных комнат, санузлов, балконов и подсобных помещений Усманов постоянно вертел головой и цокал языком:
– Вах-вах! Во дела! Ну и живут сибирячки! Это что же, бригадир ихний сам себе построил или отобрал у кого?
– А хрен его знает, – пожал плечами Лебедев.
– Это каких же бабок стоит! – продолжал удивляться Усманов, глядя на мебель с инкрустациями, на витражи в дверных и оконных рамах, на вазы из оникса и малахита.