Короли блефа
Вторая пара глаз – серых, с легкой хитринкой – принадлежала простоватому на вид мужчине лет тридцати, который единственный из всех троих, был одет в домашний архалук, что позволяло предположить в нем хозяина дома, того самого Иннокентия Симонова, купеческого сына, держащего в своем доме «веселое» заведение, а иными словами, бордель.
Третья пара глаз – темно-карих и невероятно крупных – была особенно примечательной. Смотрели они пронзительно-ясно и одновременно весело. Было сразу видно, что их обладатель точно знает, что он хочет от жизни. И отчего-то верилось, что задуманное непременно исполнится. Ну просто не может не быть! Взор этих глаз, казалось, никогда не выражал сомнения или нерешительности. По крайней мере, так показалось Севе поначалу. Господину с пронизывающим взором, судя по всему, не было еще и тридцати. И, похоже, в этой троице он был главным. Очевидно, это и был тот самый Шпейер, о котором говорилось в записке.
– Вы кто? – спросил он.
– Я – Долгоруков, – ответил Сева с некоторым вызовом.
– Это мы видим, что долго-руков, – насмешливо произнес обладатель пронзительного взгляда, окидывая взором крепкую фигуру Севы. – Иначе в эти апартаменты вы попросту бы не попали.
– А вы – Шпейер? – спросил Сева.
– Да, – ответил тот. – Я – Шпейер. Павел Карлович. А это мои друзья: Иннокентий Потапович Симонов, – Шпейер указал поворотом головы на мужчину в архалуке, – и Самсон Африканыч Неофитов, – Павел Карлович посмотрел теперь на смешливого господина с румянцем на щеках, и тот располагающе улыбнулся.
– Долгоруков, Всеволод Аркадьевич, – сказал в свою очередь Сева, соблюдая нормы приличия. – Дворянин.
– Очень приятно, – сказал Шпейер. – Присаживайтесь.
– Благодарю, – сел Сева на свободное кресло.
– А вы и вправду Долгоруков? – спросил вдруг Неофитов.
– Да, – ответил Сева. – Только не князь.
– Значит, вы не родственник нашего многоуважаемого губернатора Владимира Андреевича? – снова спросил Неофитов. – Ну, скажем, родной племянник?
– Нет, – несколько удивленно ответил Сева.
– Жаль, – с подкупающей искренностью констатировал Самсон Африканыч Неофитов.
– Очень жаль, – подтвердил Симонов.
И вся троица рассмеялась.
– А что здесь такого смешного? – недовольно спросил Долгоруков. – Что я не князь или что я не племянник генерал-губернатора?
– Дорогой Всеволод Аркадьевич, – доверительно произнес Шпейер, и взгляд его, смягчившись, сделался менее пронзителен. – Не сердитесь. Это мы не над вами смеемся, а о своем…
– О девичьем, – добавил за Шпейера Неофитов, и трое мужчин снова рассмеялись.
Нет, они не походили ни на громил, ни на уркаганов и на первый взгляд казались вполне приличными и добропорядочными людьми. Впрочем, как и при второй, и при третьей встречах.
– Итак, господин «Долгоруков-некнязь», позвольте полюбопытствовать, что за дело привело вас к нам, – обратился к Севе Павел Карлович Шпейер уже вполне серьезно. – Машенька сказала, что у вас есть какая-то записка?
– Да, вот она, – сказал Сева и протянул записку Шпейеру.
– М-да-а, – протянул Павел Карлович, прочитав записку. И посмотрел на своих друзей: – Господа, Поль попался с поличным.
Лица мужчин сделались серьезными. Повисло неловкое молчание. Затем Шпейер сказал Севе:
– Вы нас извините, monsieur, но мы вынуждены на минутку оставить вас поскучать в одиночестве… Ибо нам необходимо посоветоваться, – доверительно добавил он.
Троица, помрачневшая лицами, удалилась в соседнюю комнату. Минут десять Долгоруков просидел один, разглядывая на стеллажах корешки книг. У Симонова было что почитать, начиная от «Опытов» Монтеня и заканчивая немецкими готическими романами.
Наконец, Шпейер вернулся. Один.
– Мне очень неловко говорить вам это, мой друг, – глядя прямо в глаза Севе, начал Павел Карлович, – но мы не можем возвратить вам портсигар сию минуту, так как он сейчас находится у одного из наших товарищей… Но завтра он непременно будет у вас.
Что ж, к такому повороту событий Сева был готов.
– Я так и знал… Заявляю вам, – твердо сказал он, – что портсигар мне нужен сегодня же; в противном случае я оставляю за собой свободу действий.
Глаза у Шпейера сделались скучными:
– Прошу прощения, я должен посоветоваться.
Он снова вышел и вернулся через минуту:
– Сколько вы желаете получить за ваш портсигар? Пятьдесят рублей? Сто? Двести?
Но Сева был непреклонен.
– Деньги мне не нужны, мне нужен портсигар.
– Хорошо, – раздумчиво произнес Павел Карлович. – Вы получите свой портсигар ровно через два часа… А вы и вправду сможете освободить нашего товарища?
– Да, – просто ответил Сева.
– Чаю?
Он просидел эти два часа со Шпейером. Павел Карлович оказался очень интересным собеседником со своим, оригинальным образом мыслей, которые – Всеволод не побоялся признаться себе в этом – в достаточной степени импонировали и ему самому. Впрочем, его жизненная философия была нехитра. Конечно – в жизни лучше, да и здоровее исполнять собственные желания, нежели чужие, и жить так, как ты хочешь сам, а не как хотят другие. Конечно – для мужчины важнее всего независимость. От обстоятельств и начальства, от женщин и обязательств, которые в тягость. Конечно – жить весело интереснее, нежели жить скучно. И некий риск в жизни обязательно должен присутствовать. Иначе можно покрыться плесенью раньше отмеренного природой срока. Или мхом, что ничуть не лучше. И уж не требует никаких доказательств то, что гробить свою жизнь на получение чинов и званий, кланяясь, виляя копчиком пред сильными мира сего и наступая на горло собственной песне (если она у вас, конечно, имеется), есть несомненная глупость, и дается она, жизнь, совершенно для иного…
Много еще о чем успели поговорить Павел Карлович и Всеволод Долгоруков. И когда вернулся Неофитов с каким-то пожилым господином – тогда этот господин показался Севе весьма пожилым, но по мере знакомства это впечатление полностью исчезло – и выложил на столик перед Долгоруковым фамильный портсигар, Сева и Павел Карлович стали почти друзьями. Наверное, эти два часа и повлияли на выбор, который Сева позже сделал, вполне отдавая себе отчет и совершенно осознанно. И стал «валетом»…
– Вот, – весело произнес Африканыч, как его называл пожилой господин. – Получите в целости и сохранности.
– Все в порядке? – поинтересовался Шпейер в своем обычном насмешливом тоне.
– Да, – ответил повеселевший Сева.
– Познакомьтесь, – Павел Карлович указал на пожилого господина, – мой добрый товарищ и друг, Алексей Васильевич Огонь-Догановский, столбовой дворянин. А это, – Шпейер доброжелательно посмотрел на Севу, – мой новый друг Всеволод Аркадьевич Долгоруков.
– Весьма приятно, – сказал Огонь-Догановский, охотно пожимая Севе руку. И вдруг задал вопрос, который Долгоруков уже слышал: – А вы не князь? Не родственник ли случаем нашему добрейшему генерал-губернатору Владимиру Андреевичу?
– Нет, – привычно ответил Сева. – Не князь и даже не родственник.
– Жаль, – протянул Алексей Васильевич уже слышанную Севой фразу.
И Долгоруков снова удивился:
– Почему жаль?
Это позже он поймет, почему всем было «жаль», когда заделается и «князем», и «племянником» московскому генерал-губернатору и сиятельству князю Долгорукову. А тогда… Тогда этот вопрос не давал ему покоя, даже когда он покинул этот странный и одновременно очень располагающий дом.
– Надеюсь, вы запрячете револьвер, который принесли с собой, снова в дальний ящик стола? – услышал Сева насмешливое.
– Д-да, – сконфуженно произнес Долгоруков и почувствовал, как шею и уши заливает горячая краска.
– Да вы не волнуйтесь, – сказал Шпейер и понимающе посмотрел на Севу. – Вы все сделали правильно. А теперь дайте честное слово, что, выйдя отсюда, вы забудете все, что с вами произошло.
– Забуду… Честное слово, – ответил Сева.
Шпейер удовлетворенно кивнул.
– И помните, что вы обещали освободить Поля, – добавил он.