Англо-бурская война 1899–1902 гг.
По воскресеньям никаких боевых действий под Ледисмитом, по негласной договоренности враждующих сторон, вообще не велось – противники, еще накануне днем ловившие друг друга в перекрестье прицела своих винтовок, мирно встречались на нейтральной полосе, беседовали и даже обменивались сувенирами.
Естественно, что английские войска, запертые в Ледисмите, не преминули воспользоваться подобным легкомыслием противника. Однажды ночью британская диверсионная группа незамеченной пробралась на артиллерийские позиции буров и взорвала дальнобойное осадное орудие Крезо. Еще через несколько дней небольшой отряд натальских буров, действовавший на стороне англичан и подошедший для дружеской (!) беседы к осаждавшим, внезапно напал на потерявших бдительность артиллеристов и привел в негодность несколько пушек Круппа и Максима.
Потеря значительной части осадной артиллерии отрезвляюще подействовала на буров. Они, наконец, осознали, что война требует серьезного к себе отношения. Оставшиеся пушки были отведены подальше от позиций англичан, была значительно усилена их охрана, особенно в ночное время. Через каждые сто шагов стали выставляться часовые, сменявшиеся после двух часов пребывания на посту.
Попытка же организовать патрулирование нейтральной полосы закончилась трагически: сначала часовые расстреляли свой же интернациональный патруль (в него входили американец и испанец), когда тот, возвращаясь к своим войскам, не успел ответить пароль, а еще через несколько дней оранжевые буры по ошибке пристрелили собственного капрала.
Англичане время от времени предпринимали вылазки, причинявшие много беспокойства бурам. Генерал-лейтенант Уайт в одном из своих донесений лорду Китченеру описывал такой рейд:
«Около 4 часов утра 5-й полк гвардейских драгун, 5-й уланский полк, 18-й гусарский полк, конные Натальские волонтеры и 69-я ездящая батарея выступили для обрекогносцирования противника и чтобы попытаться захватить какой-нибудь его лагерь в направлении Ондерброка.
Генерал Френч, командовавший этим отрядом, оставил часть его – конных Натальских волонтеров с двумя орудиями, под начальством полковника Ройстона, в проход между Вагон-Гиллем и Миддле-Гиллем, а с остальною частью обошел с юга Энд-Лилль (где он оставил один смешанный эскадрон 5-го уланского полка), подошел к противнику приблизительно на 3000 ярдов и открыл оттуда сильный огонь по лагерю буров.
Противник очистил лагерь и занял позицию на одной из высот, выставив там свою полевую артиллерию. Генерал Френч, выполнивши свою задачу, отступил и вернулся в лагерь в 10 часов утра. У нас был ранен один человек».
После победы под Колензо, у буров немедленно началось «головокружение от успехов», часто принимавшее уродливые формы. Европейские офицеры-добровольцы, которых было немало в их рядах, неоднократно предлагали вместо ежедневных и абсолютно бесполезных обстрелов Ледисмита из одиночных орудий, имевших следствием лишь напрасный расход драгоценных боеприпасов, организовать мощную бомбардировку города, а затем его решительный штурм. Командование же буров посчитало неразумным разрушать Ледисмит, и вялотекущая осада продолжалась без каких-либо намеков на успех.
Только после того, как на южноафриканский театр военных действий стали, во все более возрастающем количестве, прибывать свежие британские войска, а центр тяжести вооруженной борьбы стал смещаться на запад, командование буров осознало необходимость быстрейшего высвобождения значительных сил своей армии, застрявших под Ледисмитом и оказавшихся в стороне от главных событий. Поэтому собравшиеся на военный совет в начале нового, 1900 года командиры буров после недолгого обсуждения решили разрубить, наконец, «гордиев узел» и на следующий день, 6 января, провести общую атаку Ледисмита.
Надо заметить, что военные советы буров в тот период представляли собой весьма живописное зрелище, от которого любой европейский военный стратег заплакал бы горькими слезами. На нем, как правило, присутствовали жены генералов, имевшие наравне с ними право голоса при принятии решений, все распоряжения подчиненным войскам отдавались устно, никаких карт и планов не существовало. Завершалось же подобное мероприятие хоровым пением псалмов.
Вечером 5 января фельдкорнетам сообщили план завтрашнего штурма, разделив коммандо на две группы – атакующую и резервную, причем первая должна была ночью занять позицию в 1000 шагов от противника, дабы утром ружейным огнем отвлечь внимание противника и поддержать атаку с юго-западного направления. Однако в реальности все пошло по-иному.
Рано утром 6 января 1900 года трансваальские буры в мертвой тишине ждали сигнала к открытию огня, как вдруг
«…откуда-то издалека, словно тяжелый протяжный вздох, пронесся звук орудийного выстрела и эхом раздался по горам. За ним другой, третий, все чаще и чаще, яснее и яснее – «так», «так-так-так», «так-так» сухо затрещали маузеровские винтовки вперемешку с глухими звуками английского Ли-Метфорда. Это оранжевые буры, не дождавшись демонстративной атаки, повели главную.
Команда встрепенулась, все посмотрели на ассистента фельдкорнета, но угрюмый старик, все время молча сидевший с закрытыми глазами, заявил, что он не получил определенных приказаний и поэтому, если бюргеры желают(!), то они могут атаковать английские укрепления. После минутного совещания решено было наступать…
Но лишь только показались головы буров, так моментально по всей линии английских траншей вспыхнули огоньки и рой пуль, со свистом и жалобным пением, пронзился и взрыл песок, кто-то ахнул, все быстро скатились с насыпи и залегли за камнями, из-за которых сейчас же началась редкая одиночная стрельба. Артиллерия обеих сторон открыла яростный огонь, и гранаты, злобно шипя, заносились в воздухе, скрещиваясь над головами атакующих».
Лишившись фактора внезапности, буры вынуждены были ползком, укрываясь за крупными камнями, медленно продвигаться к английским позициям, пока не оказались в двухстах шагов от них. Дальше начиналось голое пространство, с которого обороняющимися заблаговременно были собраны все камни (их пустили на постройку брустверов). Поскольку двигаться дальше было чистой воды самоубийством, буры застыли на месте. Никто не знал, что делать дальше.