Малышка (СИ)

— А как же, — смеется Рэм. Совсем рядом раздается женский недвусмысленный стон. — Ты что-то хотела?
— Да. Сказать, что я люблю желтые цветы, и ненавижу розы.
— Раздай розы подружкам, Бон-Бон, незачем мучить себя вынужденной радостью.
— Я обручилась. — Зачем я об этом сказала?
— Надо же? Правда? Поздравляю. Ты будешь прекрасной прибабахнутой на всю голову женушкой.
— Какой же ты…
Не подобрав нужный эпитет, просто отключаюсь.
Костя стоит рядом и смотрит на меня так, будто вдруг узнал, что я — трансвестит Паша.
— Что? — спрашиваю я чуть более резко, чем собиралась.
И тут же остываю, потому что он точно не виноват в том, что одному заносчивому придурку не хватило силы даже сдержать слово. Вот уж кто думает не сердцем, а всем известным органом. Не то, что мой Тапочек: вот уж кто точно провел с мыслями обо мне последние несколько дней. Хотел угодить. Сделать приятно. Хотел показать, что я ему не безразлична. Согласитесь, что встать на одно колено и подарить кольцо со словами, которые поднимут на небо любую женщину — это просто сказка. И никакая красная машинка и три охапки цветов ее не перекроют. Кому нужны цветы, когда их вручает замотавшийся заа день курьер с глазами депрессирующего кальмара?
— Ты расстроена. — Костя не спрашивает, он просто высказывает свои наблюдения.
И мне до чертиков неприятно, что он видит мою слабость. И я зла на себя за то, что не справилась с чувствами. В конце концов, какая разница, где и с кем проводит время мой не выгулянный доберман? Главное, что Тапочек со мной. Самое время составлять новую жизненную цель. Но — завтра. Сегодня я хочу отрываться и наслаждаться тем, что мои труды были не напрасными.
— Я не люблю обманщиков, — говорю я, чувствуя, что ни капли не лгу. В самом деле — терпеть не могу людей, которые не выполняют свои обещания. Тем более, когда причина такая… мерзкая.
Их же там было двое, судя по голосам. Он что — променял меня на групповуху?!
Мне срочно нужно выпить. Хватаю Костю за руку и тяну в дом, подальше от шума, который превращается в противную вакханалию звуков в моей голове. На кухню, где уже околачивается толпа во главе с Машенькой: главой нашего самоорганизованного театра. Машенька у нас умница, тот случай, когда человек полностью осознал свою неудавшуюся от природы внешность и компенсировал ее наличием мозгов, энергичностью и полным пофигизмом к мнению окружающих. Если она что-то хочет — она это делает, даже если придется идти по головам. Я бы даже сказала, именно хождение по головам ее принципиальная жизненная позиция.
— Ты не забыла? — спрашивает Машенька я с видом надзирателя. Для полноты образа не хватает только плетки.
Мотаю головой, распахиваю холодильник и достаю оттуда лед в пакетике. Прикладываю к щекам, стону. Костя тут как тут: щупает мой лоб и хмурится.
— Я в порядке, — улыбаюсь в ответ на его беспокойство. Какой же он у меня все-таки чуткий, внимательный.
Мне до ужаса хочется, чтобы и он потерся об меня щетинистой щекой, попробовать его вкус на губах, убедиться, что он действует на меня куда сильнее похотливого добермана, но… Щеки Кости гладко выбриты. И еще я боюсь. Да, до чертиков боюсь, что эффект будет совсем противоположным. Хоть это чистой воды самообман, я все равно не буду рисковать.
— Выглядишь не очень, — хлопочет вокруг меня Костя, усаживает на стул, а сам становится рядом.
Оооо, я обожаю, когда он это делает: массирует пальцами мои виски, мягко, но настойчиво прогоняет напряжение, и вообще действует словно таблетка Счастья. Понятия не имею, где и у кого он научился этим фокусам, но это чистое блаженство. Настолько сильное, что я не могу сдержать довольное урчание.
— Завтра, в семнадцать ноль ноль, — вторгается в мою личную Нирвану Машенька. — А премьера после завтра, в это же время. Маркером на лбу писать не нужно?
Вот же обломщица.
— Ну, когда я тебя подводила? — недовольно ворчу я.
— Никогда, но, согласись, после такого загула с кем угодно может случиться первый раз.
— У меня никогда ничего не случается просто так. Вся жизнь — как часики. — И это правда. Я могу сколько угодно валять дурака, но правда в том, что все мои действия всегда служат достижению той или иной цели. Когда жизнь так коротка, глупо тратить ее на всякую ерунду.
Послезавтра у нас Большой День: премьера Ромео и Джульетты. Машенька — постановщик. И ее видение истории молодых любовников в корне отличается от видения Шекспира. Ну хотя бы в том, что все декорации мы перенесли в нашу современность и моя героиня, Джульетта, девушка без комплексов и будет половину пьесы разгуливать в ультракоротких шортиках и майке с надписью: «Съешь меня, Ромми!» Машенька ожидает аншлаг, но правда в том, что никому наше аматорство, кроме нас самих, не интересно. Поэтому скептик во мне говорит, что будет настоящим чудом, если хотя бы первые ряды стульев займут родственники актеров и просто сочувствующие бездельники.
— А приходите ко мне? — предлагаю я Машеньке. Вижу, что она озадачена, но уже встала в стойку, словно гончая на добычу. — А что? Места полно, сама же видишь. И не придется торопиться, чтобы втиснуться между «Колобком» и «Синей птицей».
Последние две постановки — личная Машенькина сердечная боль. И если «Синяя птица» еще близка к оригиналу, то на фоне артхаусного «Колобка» мы можем выглядеть просто серой массой любителей.
— И это не проблема? — спрашивает Машенька.
— Стала бы я предлагать, — пожимаю плечами я. Кому мы, десяток калек, можем помешать?
— Тогда в шестнадцать, — не теряется наш режиссер. — Чтобы лучше отрепетировать.
Тапочек в последний раз проводит пальцами по коже у меня на затылке, вызывая во мне новую волну удовольствия. Все-таки массаж придумали боги.
— Лучше? — Он чуть-чуть откидывает меня назад, так, чтобы моя голова покоилась у него на груди, перебирает пальцами волосы на висках, успокаивая.
— Чувствую себя жертвой самого нежного в мире паука, — жмурюсь и шепчу я.
И снова облизываю губы.
Чтоб ему провалиться!
  
Глава четырнадцатая: Рэм
 
Я безумно устал, вымотался физически и морально. И на самом деле просто чудо, что после такого марафона у меня до сих пор не отвалился член. Представьте, на что способна темпераментная женщина, которая замужем за старичком? А теперь представьте, что их таких две, они обе совершенно без комплексов и решительно настроены провести ночь так, чтобы впечатлений хватило на пару недель. Кто-то скажет — счастья, а я скажу — забег на выживание.
И самое мерзкое в этом то, что я даже не чувствую особого удовлетворения. Нет, конечно, крошки выдоили меня досуха, а в моменты моих передышек между забегами устраивали такие шоу, что любое порно нервно курит в сторонке. Но… все не то.
Я какой-то чертовски опустошенный что ли. Как ракушка, из которой вынули содержимое, склеили и снова бросили в воду. Поэтому я не спешу ехать домой. Возвращаюсь в офис в шестом часу утра, машу охране, чтобы не обращали внимания на мои заскоки, захожу в кабинет. Без сил падаю на диван и, прежде, чем отключиться, завожу будильник ровно на час. Достаточно, чтобы прийти в себя.
Но просыпаюсь не от будильника, а от того, что кто-то покашливает у меня над головой. Инна Борисовна, моя секретарша: чудесная женщина средних лет с устроенной личной жизнью и тремя прекрасными детьми, что, несомненно, самая лучшая страховка от поползновений в сторону моей пока еще неженатой ширинки.
— У вас все в порядке, Роман Викторович? — с тревогой спрашивает она.
Я молча киваю и с самой искренней благодарностью на лице принимаю из ее рук чашку горячего кофе. То, что нужно.
— Что у нас на сегодня? — спрашиваю, когда после третьего глотка мозги становятся на место. — Только, Инночка, самое важное, хорошо? Чертовски голова болит.
Она тут же, без заминки, снова поражая меня своей феноменальной памятью, называет все встречи, совещания и мероприятия, где меня ждут. Сразу же вычеркивая парочку, но, подумав, и еще одно. И так домой не попаду раньше двенадцати.