Сказочник (СИ)

— За что? — Глупый вопрос, но обида как будто жила своей собственной жизнью, не подчинялась голосу разума, щедро вытравливая краски из окружающего мира, превращая его в серую фотографию с уродливыми желтыми проплешинами. — За что?!
Что я вам всем сделала?! Или хотеть кусочек счастья для себя и для сына — это преступление? Черное пятно на дочерней любви?
— Хватит руки заламывать, — перебила мать. Протянула руки, чтобы забрать Тима, но Ася отшарахнулась от нее, выставила вперед ладонь.
— Даже не вздумай к нему притрагиваться.
— Он мой внук, и если ты не в состоянии о нем позаботиться, то это сделает его бабушка и его отец.
— Отец? Отец?! Игорь забыл рассказать, что выставил нас на улицу? Что не вернул мне деньги, которые я откладывала на детскую кровать? Не сказал, что пока я выхаживала тебя после больницы, он в нашей постели трахался с девицей, на два года младше меня?
Еще одна пощечина, и еще. Несколько хлестких ударов, от которых кожа на щеках вспыхнула огнем.
— Упокоилась? Молодец. А теперь поедем к Игорю, и все обсудим. Не хочу я ваши истерики по отдельности выслушивать, будем разбираться, кто из вас не святой.
— Я. Не. Пойду. К. Игорю. И тронешь меня еще хоть пальцем — я дам сдачи.
Мать вздохнула, перекинула сумку на другую руку.
— Хорошо, тогда так и будем стоять здесь и ждать, когда у тебя проснется совесть.
Ну нет, ждать они точно не будут. Не сейчас, когда Тимур может появится в любую минуту.
— Стой и жди, — огрызнулась Ася, разворачиваясь на пятках.
Нужно уходить, а лучше — бежать со всех ног. Куда-нибудь, лишь бы подальше от этого кошмара. Вперед и не оглядываться. Главное хоть иногда смотреть под ноги, чтобы не упасть.
Ничего не видно за слезами. И сердце грохочет так, что слов не разобрать. Но кто-то же говорит, вот прямо сейчас, в эту минуту, берет ее за плечи, смотрит в лицо, закрывая тенью размытое пятно полудня.
— Ася? Что у тебя стряслось?
Андрей — она узнала его по голосу — вложил в руку платок.
— Ты меня чуть с ног не сбила. Что стряслось?
— Можешь отвести меня отсюда? Куда-нибудь. Хоть в парк. Плохо. Голова болит.
— Может, лучше в больницу? Ты бы себя видела, Морозова.
Она отрицательно мотнула головой. Оглянулась, одновременно и желая увидеть Тимура и надеясь, что он не появиться еще хотя бы несколько минут. Он не должен видеть всего этого, не должен пачкаться в грязь. Только не Тимур. Хватит и того, что он и так слишком сильно вляпался в ее жизнь.
Плохая была идея. Слишком нереальная, чтобы оказаться правдой.
Скамейка в небольшом тихом сквере была холодной, но эта прохлада казалась манной небесной. Лицо по-прежнему горело, даже сильнее, чем сразу после пощечин. Тим еще немного повозился, и притих, рассматривая ее из опушки капюшона серьезными голубыми глазами, изредка кривя рот, словно силился что-то сказать. Как будто понимал, что нужно найти слова утешения, и впервые в жизни злился, что слишком мал, чтобы их произнести.
— Что стряслось-то? — осторожно спросил Андрей, спустя пару минут.
— Ничего такого, о чем бы я хотела рассказывать. Извини. Спасибо, что помог и как старушку перевел через дорогу. Сама бы я не рискнула.
— Выглядишь паршиво. Температура? — он потянулся ладонью, притронулся холодными пальцами к щеке.
Ася отшатнулась, зажмурилась, про себя ругаясь на рефлекторное ожидание пощечины.
— У тебя пальцы очень холодные, — попыталась извиниться она. — Нет, температуры точно нет.
— Может, пойдем в «Ла Виту»? Чая выпьем с кексами, как ты любишь.
«Ла Вита» была их негласным «студенческим» кафе, и они с Андреем иногда сидели там на больших переменах или если нужно было в тишине обсудить какой-то проект.
Кексы — в качестве дани моды записанные в меню «мафинами» — в кафе готовили не то, чтобы вкусные, но они всегда были свежими, а зачастую еще и горячими, что компенсировало остальные недостатки.
— Не хочу, спасибо.
— Замерзла же.
Он подвинулся ближе, несмело приобнял за плечи, так энергично их растирая, будто орудовал наждачкой над пятном краски на стекле. Она собиралась отодвинуться, чувствуя себя едва ли не предательницей из-за этих объятий, пусть и продиктованных дружбой, но замерла, когда увидела идущего на них Тимура.
Пальто расстегнуто, облачка пара вырываются изо рта, волосы взъерошены, словно он часто трепал их рукой. И взгляд очень нехорошо скользит по рукам Андрея, медленно, очень медленно перебираясь с них на ее лицо.
Тимур нахмурился, подошел вплотную.
— Встал — и ушел, — сказал, глядя на парня так, что только камикадзе отказался бы подчиниться приказу.
Ася бедром почувствовал, как дернулся Андрей, прежде чем подняться. И не удивительно — вид у Тимура был не очень веселый. И все же — это был Тимур.
Настоящий. Кажется. Ася сжала кулаки, ногти впились в кожу, отрезвляя.
— Ты пришел, — только и сказал она, морщась от подступившего к горлу кома.
Шершавого, царапающего несуществующими шипами. Как будто маленький кактус проглотила.
И улыбнулась, даже не пытаясь спрятать слезы. Тимур все-таки пришел, хоть она практически убедила себя, что за полдня он успел передумать, свежим взглядом посмотрел на свое вчерашнее предложение и понял, в какую глупость чуть было не вляпался. И даже сейчас его взгляд не давал спокойно выдохнуть.
— А должен был не прийти? — спросил Тимур, потянул ее за руку, заставляя встать.
— Ася, не сиди на холодной скамейке, простынешь.
— Я решила, что ты передумал, — призналась она, пока Тимур осторожно, но все еще хмурясь, вытирал влажные дорожки на ее щеках.
— Морковка, я не меняю своих решений и не забираю назад предложение руки и сердца. Прости, попал в ДТП, промудохался с оформлением страховки.
— ДТП?! — Она икнула от страха, непроизвольно вцепилась в отворот его пальто, чтобы не упасть, так сильно качнулась под ногами земля. Взгляд пытливо ощупал в его лицо, опустился вниз. Крови, слава богу, нет. — Ты в порядке? Почему не в больнице?
— Маленькая, а ну-ка успокоилась. Ничего страшного не случилось: мудак «поцеловал» в задницу, помял бампер и фара в хлам. Я в порядке. Где твой телефон?
— В рюкзаке, в левом боковом кармане.
Тимур сам снял рюкзак с ее плеча, достал телефон, нажал пару кнопок — и повернул к Асе, демонстрируя черный экран.
— Я тебе раз двадцать точно звонил, Морковка.
— Ничего не понимаю, — пробормотала она. Телефон точно был включен. Хотя… — Тимур, прости, я вчера забыла зарядить и не заметила, что аккумулятор почти сел.
Я такая…
— … заплаканная? — за нее закончил он. — Что случилось, маленькая? Кто обидел?
Кого убить?
Последнее было сказано так спокойно и уверенно, что Ася невольно поежилась.
— Мама нагрянула в гости, — уклончиво ответила она.
— Дальше. — Видя, что «дальше» не будет, он тяжело вздохнул, притянул ее к себе, обнимая так, чтобы не придавить ребенка. Уткнулся губами ей в макушку, согревая теплым дыханием, от которого она растаяла, словно снеговик в оттепель. — Ася, послушай. У нас все очень непросто, мы оба это понимаем. Я еще не так хорошо тебя знаю, чтобы уметь читать по глазам или по бровям понимать, о чем ты думаешь. И ты точно так же не знаешь меня. И еще стесняешься, что тоже нужно выкорчевывать начисто. Единственный способ не потеряться в этом всем — разговаривать. Без стеснения, без недомолвок, ничего не утаивая и не рассчитывая, что космос нашепчет одному то, что не сказал другой. Поэтому, Морковка, давай-ка ты начнешь мне доверять и расскажешь, что случилось.
И она, уткнувшись носом ему в грудь, рассказала. Плача с досады, кусая губы, делая паузы, чтобы вдохнуть и не сорваться на крик. И все это время Тимур ни разу не перебил ее, только изредка сильно, почти до боли, сжимал ее плечи.
— Маленькая, не плачь, — сказал он каким-то глухим голосом, когда история подошла к концу. — Сердце рвешь.
— Я плакса, — призналась она.